Волчье отродье - Майкл Шейбон

Ричард присел, глядя на живот Кары. Там внутри был маленький организм косточки, сердце, весь в извилинах мозг с невообразимыми мыслями. Через несколько часов или через день тот проход, в который он сейчас собирался войти, будет растянут и использован слепым, немым и неизвестным свидетелем того, что вот-вот должно случиться. Эта мысль его возбудила.

- Ого, - сказала Кара, взглянув. - Ты только посмотри.

- Все это невероятно.

- Невероятно плохо?

Она посмотрела на Ричарда и пришла к однозначному выводу: присутствие в ее теле ребенка другого мужчины привело к таким разительным переменам, что она стала для Ричарда неузнаваемой. Чужая женщина с чужим ребенком в утробе приглашала его к себе в постель.

- Ложись, - сказал он. - Я сделаю, что ты просишь.

- В тумбочке есть крем.

- Он не понадобится.

Она опустилась на локти и лежала, раздвинув ноги и глядя на него. Он подался вперед, осторожно ощупывая тугую светящуюся кожу на ее животе.

- Поскорее, - попросила она через минуту, - не надо так долго.

- Тебе больно?

- Нет, просто... пожалуйста...

Решив, что, наверно, ей все-таки нужен крем, Ричард потянулся в ящик тумбочки и несколько секунд шарил там, не поворачивая головы. Он уже собирался взглянуть, что там нащупала его рука, но тут средний палец напоролся на лезвие ножа, которым Кара вырезала статьи о трещинах на сосках и молочнице. Он вскрикнул.

- Ну что, всё?

- Да. Только я еще и руку поранил.

Порез оказался большим и глубоким, из пульсирующей раны текла кровь. Целый час они прикладывали лед и делали перевязки, но кровь не останавливалась. Кара решила, что нужно ехать в травму. Она накрутила на рану почти весь имевшийся бинт и помогла Ричарду одеться. Накинула одежду и направилась следом за ним к машине.

- Поедем на "хонде", - сказала она. - Я поведу.

Они вышли на улицу. Небо было едва различимо из-за лежащего вокруг тумана, бледно-оранжевого, словно освещенного изнутри, и пахнущего солью и скользкой мостовой. Вокруг ни души, ни звука, кроме шороха шин, доносившегося с Голливудского шоссе. Кара обошла машину и открыла Ричарду дверцу. Она повезла его в ближайшую больницу, не очень-то славившуюся качеством медицинского обслуживания.

- Лучше, чем со мной сегодня, тебе ни разу в жизни не было, правда? сказала она, смеясь, когда они остановились перед светофором.

- Одно могу тебе сказать, - ответил он, - бывает и хуже.

Охранник у дверей травмпункта работал в ночную смену уже три года и повидал немало увечий и травм в Лос-Анджелесе, а потому стоял на своем посту неподвижно с почти безразличной улыбкой. В два сорок семь ночи 20 мая к больнице подъехала белая "хонда-аккорд". За рулем сидела беременная женщина. Охранник, которому предстояло через час сдать дежурство, привычно улыбался. Ему не раз приходилось видеть, как беременные женщины сами приезжали в больницу рожать. Такое поведение, конечно, было нежелательным, но больница как раз и являлась тем местом, куда все мчатся с результатами своего нежелательного поведения. Затем мужчина, очевидно, муж беременной женщины, вышел из машины и, опустив голову, прошел мимо охранника. Скользящая стеклянная дверь шурша открылась и пропустила его, а женщина отъехала на стоянку.

Охранник нахмурился.

- Все в порядке? - спросил он Кару, когда она вновь появилась, ступая вразвалку медленно и сосредоточенно; ее правая рука прижимала бедро, а локоть был отведен в сторону, как будто ей было больно.

- У меня только что начались очень сильные схватки, - сказала она и провела рукой по лбу, словно хотела вытереть пот. - Ух, - голос звучал радостно, но охраннику показалось, что ей страшно.

- Тогда вы приехали по назначению.

- Не совсем, - ответила она. - Я должна быть в больнице "Седарс". Где здесь телефон?

Охранник указал направо от регистратуры. Кара ввалилась в будку и позвонила Дороти.

- Кажется, я рожаю, - сказала она. - Нет. Не знаю.

- Говори-говори, - велела Дороти.

- Схватки были только три раза.

- Ну-ну.

- Очень больно.

- Так и надо.

- Но... очень-очень.

- Знаю. Не молчи.

- Я звоню из травмпункта, - она назвала больницу. - Ричард порезал руку. У нас... все получилось... мы...

Шелестящий лист горячей фольги стал разворачиваться у нее в животе. Кара пошатнулась, но удержала равновесие и почти сползла на корточки у телефонной будки, с трубкой в руке и глядя в пол. Ее так поразило, что ее чрево неожиданно присвоило для собственных нужд все чувствительные проводящие пути ее тела, что, как и в первый раз, она забыла, что нужно бороться с болью, пытаться облегчить схватки с помощью дыхания и других способов расслабления, которым ее учили. Вместо этого она дала боли завладеть ее телом и только по-детски пылко молилась, чтобы боль скорее прошла. Линолеум у нее под ногами был цвета охры, с розовыми и серыми крапинками. От него пахло пеплом и сосной. Из телефонной трубки до Кары доносился голос Дороти; она советовала снять напряжение с подбородка, расслабить лопатки, бедра. Потом боль отпустила так же быстро, как возникла. Кара встала на ноги. Пальцы, сжимавшие трубку, болели. Боль веером расходилась вниз от поясницы. В остальном все было как всегда.

- Ты рожаешь, - сказала Дороти.

- А вы уверены? Как вы определили?

- По голосу, дорогая.

- Но я же ничего не сказала.

Впрочем, произнеся это, Кара услышала эхо собственного голоса, секунду назад говорившего: "Хорошо... хорошо... хорошо".

- Я приеду через двадцать минут, - пообещала Дороти.

Когда Кара нашла Ричарда, им уже занимался фельдшер, большой осанистый негр, который назвал себя Норделом, хотя на халате значилось "Коли". Волосы у него были аккуратно заплетены в косички и украшены бусинками. На руках сделан маникюр с белым ободком по краю ногтей. Он притворялся, что Ричард ему нравится, или притворялся, что притворяется. Рука у него была твердая, и швы, проложенные по распухшему пальцу Ричарда, напоминали цепочку ползущих друг за другом муравьев. Ричард выглядел бледным и взволнованным. Он притворялся, что ему забавно общаться с Норделом.

- Не беспокойтесь, подруга, я уже за вас ему хвост накрутил, - обратился Нордел к Каре, как только она вошла в травмпункт. - Вам рожать, а он руки режет. Я так и сказал: не делом, друг, занимаешься.

- Просто нахальство, - подхватила Кара.

- Бог ты мой, вы только посмотрите. Вот это живот! Как это вы за рулем-то поместились?

Ричард рассмеялся.

- А ты бы помалкивал. - Нордел проделал еще одну дыру у Ричарда в пальце, потом протянул нитку, продетую в кривую хирургическую иглу. - Вам когда рожать?

- Две недели назад.

- Ага, - он покосился на Ричарда. - Как будто ей больше не о чем беспокоиться. Зачем это тебе понадобилось напарываться на этот чертов нож?

Ричард снова рассмеялся. Казалось, ему вот-вот станет плохо.

- Имя-то уже придумали?

- Еще нет.

- Знаете, кто родится?

- Не знаем, - сказала Кара. - Ножки все время мешали. Ричард хотел бы девочку.

Ричард посмотрел на нее. Когда она вошла, он заметил, что лицо у нее изменилось, веснушчатая бледность и усталость последних недель сменились румянцем и нервным блеском в глазах, которые могли означать радость или предчувствие.

- Да ну, - сказал Нордел. - Разве ты не хочешь, чтобы у тебя рос сын, такой же, как ты?

- Это было бы неплохо, - сказал Ричард.

Кара закрыла глаза. Руки поползли по животу. Она закачалась и опустилась на пол. Нордел отложил свой иглодержатель и стянул перчатки. Он наклонился к Каре и положил руку ей на плечо.

- Ну-ну, моя хорошая, я знаю, тебя учили правильно дышать, так что дыши.

- Ох, Ричи...

Ричард сидел на столе, глядя, как Кара мучается от схваток. Он посетил только два занятия по подготовке к родам, и поэтому совершенно не представлял себе, что от него требуется и что ему теперь делать. Это касалось не только самого течения родов, но и всех обязанностей и важных деталей, связанных с его отцовством вообще. Изнасилование, зачатие, рост плаценты, питание и укрытие ребенка в темноте, в гамаке, сотканном из переплетающихся кровеносных сосудов, таинственный сок, ставший его пищей, - все это прошло мимо него. До сих пор он относился к этому простому непреложному факту довольно жестко и тем самым гнал от себя сомнения и вопросы, которые обычно волнуют будущих отцов. Какое-то время он и вправду слабо надеялся, что родится девочка. Ему смутно мерещились две тонкие ножки в розовых спортивных тапочках, болтавшиеся на турнике, а край юбки удачно прикрывал лицо висевшего вниз головой ребенка. Когда же Дороти так уверенно объявила, что будет мальчик, Ричард почувствовал некое мрачное облегчение. К этому моменту ребенок практически перестал для него существовать: это был сын человека, изнасиловавшего Кару, и в его крови кишели те же саднящие душу сплетения хромосом. За последние десять месяцев он ни разу не пытался представить себе, что держит на руках живое человеческое существо, ни разу не задумался о глубинной связи и загадках в отношениях с собственным отцом, ни разу не испытал страх за будущее ребенка, какой испытывают многие мужчины, лежа ночью рядом со своей беременной женой и слыша ее тяжелое хрипловатое дыхание. Теперь, когда час рождения ребенка был совсем близок, он не знал, что ему с собой делать.