Шеф гестапо Генрих Мюллер. Вербовочные беседы - Грегори Дуглас

(Подполковник пехоты Джордж P. Экман в ноябре 1948 года был заместителем командующего американскими войсками в Европе.)

Контрразведка и план «Барбаросса»

Хотя полномочия гестапо ограничивались внутренней контрразведкой, Мюллер приложил усилия к тому, чтобы быть посвященным и в дела внешней разведки тоже. Эта сфера деятельности, строго говоря, была в компетенции других органов, однако он настойчиво продолжал развивать свои контакты и добился весьма интересных результатов.

С. Нас больше интересует разведывательная деятельность гестапо под вашим руководством, нежели чисто полицейские функции, которые эта организация должна была выполнять. Ведь гестапо было одной из нескольких разведывательных служб в Германии, не так ли?

М. Так. Служба безопасности и вооруженные силы также имели свои службы разведки, равно как и Министерство иностранных дел и Почтовая служба. Геринг еще организовал специальную службу по прослушиванию телефонов, которая занималась главным образом прослушиванием телефонных разговоров иностранцев, и он держал ее под своим личным контролем.

С. Было ли какое-нибудь взаимодействие между этими службами?

М. Нет. Очень часто их цели совпадали, и из-за этого возникало множество проблем. Позднее армейская разведывательная служба была расформирована, а ее функции разделены. Именно тогда я и получил руководство контрразведкой.

С. У вас была своя собственная агентурная сеть?

М. Да, и очень хорошо развитая сеть. У нас на любых уровнях были люди «V»[7], которые являлись заслуживающими доверия информаторами, и я также развивал обширные зарубежные контакты.

С. У вас были информаторы в правительстве?

М. На всех уровнях.

С. Даже в окружении Гитлера?

М. У меня там были личные связи.

С. А в управлении Гиммлера?

М. О да, даже более чем, но это, скорее, походило на профессиональную любезность.

С. А как насчет Министерства иностранных дел?

М. Да. Из-за того, что Риббентроп получал большое количество важной информации, были необходимы связи и в его службе тоже.

С. Вы имели доступ к собственно военной разведке во время войны?

М. Неофициально. Не к военной разведке в строгом смысле слова. Иногда нам приходилось вести расследование, связанное с кем-либо из военных, или возникали подозрения в шпионаже во внутренних военных структурах. Строго говоря, считалось, что по большей части это контролируется тайной военной полицией, однако большинство ее членов были бывшими гестаповцами или сотрудниками службы безопасности, так что значительная часть их материалов тем или иным путем попадала ко мне.

С. Значит, гестапо, под которым я понимаю лично вас, не имело, так сказать, непосредственного охвата военного командования?

М. Нет. Только по случайности или в результате других расследований.

С. Нам было бы очень интересно узнать, если это возможно, о проникновении гестапо в советские правительственные структуры. Военные досье абвера[8] в этом отношении разочаровывают, и хотя высшие офицеры вооруженных сил с готовностью помогают нам в том, что касается Советов, чувствуется, что их современные знания о внутреннем устройстве этого государства довольно… как бы это сказать… довольно отрывочны. В какой мере гестапо было информировано о внутреннем устройстве коммунистического государства?

М. Вы говорите сейчас о предмете, который я изучил очень подробно. Вас интересует военная или политическая структура Советов?

С. Я думаю, сейчас нас больше интересует военная.

М. Видите ли, одной из причин, по которым ни абвер, ни ваш генерал-майор Гелен[9] так и не уяснили истинных военных намерений Советов, оказался очень строгий и всеобъемлющий контроль, охватывающий все ветви их власти, и в том числе в вооруженных силах. Абвер и отдел «Иностранные армии Востока» вообще не смогли внедрить своих агентов в Россию, и основная часть информации поступала к ним от служб прослушивания, которые базировались в других странах, и в результате допросов военнопленных. Это не всегда было эффективно и редко приносило какую-либо практическую пользу. Разумеется, абвер всегда стремился получать военную информацию, тогда как нас в гестапо интересовала информация политического характера. Например, в Германии вооруженные силы, особенно армия, имели собственное командование и были во многих отношениях независимы от партии и государства. Они могли хранить свои секреты при себе, что и делали. В России же Сталин руководит государством через партию. Вооруженные силы полностью контролируются государством и подчиняются ему. Следовательно, в России, если бы вам удалось проникнуть в партию, вы получили бы прямой доступ и к их вооруженным силам. Как вам известно, я боролся с проникновением Советов в Германию. Чтобы облегчить себе работу, я решил выяснить, что они замышляют в Москве, а не ждать, пока я схвачу их агентов в Германии. Например, если Сталин захочет спровоцировать волнения в профсоюзах, несмотря на то что в Германии они находятся под строжайшим контролем партии, было бы полезно узнать о его намерениях прежде, чем его люди начнут действовать. Так что я начал заниматься вербовкой некоторых из их лучших агентов. Мне необходимо было выяснить, что Сталин собирается предпринять, для того, чтобы предотвратить последствия. И должен сказать, что я добился в этом определенных успехов. В конце концов, агенты высшего класса не такие тупицы, как большинство их соотечественников, к тому же ничто не доставляет русским такого удовольствия, как заключать сделки и торговаться. Должен вам сказать, что большинство из них весьма падки на деньги. Так что информацию о планах сталинских государственных структур я узнавал в большем объеме и раньше, чем абвер.

С. Очень хорошо. А много ли ваших людей еще остается в России?

М. Я уверен, что кто-то остался.

С. Продолжайте, пожалуйста.

М. Вначале военные аспекты разведки интересовали меня мало. В конце концов, войны пока не предвиделось, следовательно, моей задачей было бороться с внутренними врагами – германскими подданными, и британскими и советскими агентами. Но когда в 1939 году началась война, естественно, в мой офис стало поступать большое количество информации, связанной с военными планами. Это не входило в сферу моих обязанностей, но, поскольку у меня не было никаких особых отношений с военными ведомствами, я хранил дела такого рода среди моих собственных досье. Кроме того, эти господа военные пытались посматривать свысока и на меня, и на весь аппарат государственной полиции в целом… по крайней мере, тогда. Некоторых из них мы потом повесили за такое отношение, но это не то, что вас интересует.

С. Мы можем обсудить это позднее. Можете ли вы обрисовать нам в общих чертах, основываясь на вашей собственной информации, какова была реакция Советов на… скажем… кампанию во Франции в 1940 году?

М. Разумеется. Должен сказать, что я всегда чувствовал, что так называемый пакт о ненападении, подписанный Гитлером со Сталиным, был нашей ошибкой. Прежде всего, Сталин никогда не стал бы иметь дело с силами Запада, чего так боялся Гитлер. А согласившись отдать Сталину страны Балтии и восточную половину Польши, Гитлер, по сути, вручил ему ключи от своих восточных ворот. В то время мой статус не позволял мне обсуждать такие вопросы с кем бы то ни было из стоящих у власти, так что я ничего не предпринимал. Я однажды упомянул об этом в разговоре с Гейдрихом, который недооценивал мои источники информации, и он выразился в том смысле, что мне следует больше беспокоиться о внутренних проблемах и оставить высокие политические материи для других. Однако после того, когда выяснилось, что кампания на Западе станет короткой и победоносной для Германии, Сталин испугался. Понимаете, он полагал, что события будут развиваться как и в 1914 году и что Германия снова окажется втянутой в окопную войну. Сталин говорил, что когда Германия и с нею весь Запад будут обескровлены, он двинется на Германию. Он хотел заполучить Рурскую область, и если бы он мог получить ее без особого труда, он бы это сделал. Сталин не стал бы воевать, если бы полагал, что ему может грозить поражение. Но когда кампания закончилась столь быстро, он встревожился и решил, что Гитлер может напасть на него прежде, чем он успеет подготовиться. И тогда он начал обширнейшую программу перевооружения, стараясь заодно исправить тяжелые последствия ликвидации всей советской военной верхушки, которую он завершил в 1938 году. Когда я получил подтверждение широкомасштабного перевооружения советских войск и агрессивных планов Сталина, я тотчас довел это до сведения Гейдриха, но на этот раз не на словах. Я направил ему длинный рапорт, наполненный соответствующей информацией. Теперь Гейдрих уже никак не мог проигнорировать меня. Если бы Сталин напал на нас, я мог бы указать на свое официальное предупреждение, и если бы оказалось, что Гейдрих просто положил мой рапорт под сукно, это означало бы его конец. И он, разумеется, знал это и отнес этот материал Гитлеру. С. Вы знаете, когда это произошло?