В труде и учебе - Семен Бабаевский

Митя не знал, что перед ним возвышалась не какая-то каланча, а обыкновенный элеватор. И когда обоз въехал во двор и смешался среди множества машин и других конных и бычьих упряжек, Митя лег на зерно и посмотрел вверх. Там он увидел шнырявшую птицу, маленькие оконца в дымчатой пыли и вьющуюся по стене лесенку.

От элеватора через весь двор лежала тень, за стенами гудели машины — видимо, их там было много; внутри слышался проворный стук и сердитый рокот. Это высокое, закрывавшее собой полнеба здание казалось живым, и возле него брички, быки, автомашины, люди выглядели совсем маленькими.

Митя протер кулачками глаза и поднялся. К его подводе, повесив кнут на плечо, шел Вася рядом с каким-то дядей, который нес железную палку с блестящим колпачком на конце.

— А это мой братишка, Митрусь, — пояснил Вася, когда дядя подошел к возу. — Первый раз приехал. Еще не пионер, но уже к делу приучается.

— Ах, какой молодец! — сказал дядя. — А ну, Митрусь, давай посмотрим, какое ты привез зерно.

Дядя сунул железную палку в пшеницу, стукнул о дно ящика, а когда вытащил ее, то в колпачке было полно зерна. Высыпав зерно в маленький мешочек, дядя ласково посмотрел на Митруся и улыбнулся.

— У Митруся зерно — первый сорт! — сказал он. — Подавайте-ка на весы.

— Кондиция высокая, — серьезно сказал Вася, подшмыгнув носом. — Такой сорт на всех подводах.

Подводы одна за другой въезжали на весы, а потом уже ехали к невысокой пристройке у элеватора. Здесь Митенька увидел ремень, скользивший по деревянному корыту, которое одним концом подходило к подводе, а другим упиралось в крышу. Когда подвода подъезжала к корыту, Вася и дед Корней открывали между колесами в ящике отверстие, и зерно ровной струей текло на бегущий вверх ремень.

— Зина, а куда пшеница убегает? — спрашивает Митя.

— Это и есть элеватор, — пояснила Зина. — В середине у него стоят закрома — такие громадные, что сколько ни насыпай, а до верха не насыплешь. Туда и бежит пшеничка.

Митенька, озадаченный таким ответом, смотрел на ярко-желтую плывущую ленту зерна, и ему казалось, что вокруг уже нет ни элеватора, ни подвод, а струится между гор золотистый ручей, а там, где ручей впадает в Кубань, бурлит вода, слышны всплески бурунов и грохот катящихся камней…

— Митя, смотри — паровоз! — крикнула Зина.

Оказывается, не Кубань шумела, а совсем близко ехал паровоз, окутанный паром, точно распущенной на ветру ватой. Митенька увидел его и испуганно залез под арбу.

— Ты чего прячешься? — спросил Вася. — Вот герой! Пойдем со мной в контору… Эй, Сережа, выводи обоз на дорогу!

По пути в контору Вася разговаривал с дедом Корнеем, а Митенька, держась за рубашку брата, озирался по сторонам, и бежал вприпрыжку.

— Дедушка, почему вы мне не доверяете? — спрашивал Вася. — Получить квитанцию — дело пустяковое.

— Оно-то так, — рассудительно отвечал дед Корней, — а все ж таки зерно счет любит, да вдвоем и сподручней как-то.

— Так я с Митей пойду, а вы тут постойте.

Дед Корней посмотрел на братьев и впервые согласился подождать Васю возле конторы.

Вася и Митрусь поднялись на второй этаж и вошли в залу. Митрусь споткнулся о половик и упал. Это так обозлило Васю, что он готов был сквозь землю провалиться. Митенька скривился и хотел заплакать. Вася пригрозил ему кнутом, взял его за руку и подвел к столу, за которым сидела женщина.

Все служащие конторы знали Васю, но теперь их заинтересовал новый чумак, в коротеньких штанишках на помочах. И хотя он был мал ростом и еще без пионерского галстука, женщины его окружили с такой радостью, точно он был главным в обозе; разговаривали с ним, кто-то даже взял его на руки. А Вася принимал квитанции на сданное зерно и думал: «Пусть они забавляют Митруся, а я зато не просчитаюсь».

Зажав квитанции в кулаке, Вася повел Митеньку из конторы. И только когда они спустились с лестницы, Вася увидел у брата и в руках конфеты и в кармане конфеты.

— Еще пойдем к тетям? — спрашивал Митрусь, взбираясь на воз.

— С тобой только стыда наберешься! — сказал Вася. — И как ты мог упасть на ровном месте? А конфеты зачем брал?

Митя, не слушая упреков брата, поглядывал по сторонам, шел по двору уже смело, и при этом глазенки его блестели радостью.

— Эй, Митя! — Это позвал тот дядя, что брал на возу зерно. — Пойдем со мной, посмотришь наш большой дом.

Митя смотрел на дядю и не знал, что ему ответить: побывать в элеваторе ему очень хотелось, но было почему-то боязно, да и не знал он — не заругается ли Вася. Губы его кривились — то ли он улыбался, то ли собирался заплакать.

— И Василий с нами пойдет, — сказал дядя, ласково беря Митю за руку. — Пойдешь, Вася?

— Вообще-то мы торопимся, — как всегда, рассудительно заговорил Вася. — Но ради Митруся — пойду. Пусть посмотрит, в жизни все пригодится.

И они пошли. В широкие двери Митя прошел тихонько, даже чуть-чуть пригнул голову — страшно было входить в такой дом. Доносился глухой шум — видимо, где-то за стенами работали машины. Держась за Васину рубашку, Митя осмотрелся: пшеницы здесь не было, и это его больше всего удивило. Куда ж она делась? Столько ее текло по ремням…

— Митрусь, не тяни меня за рубашку! — сердито сказал Вася, беря брата за руку. — Сейчас пойдем по лестнице — так ты по сторонам не смотри. Она винтовая.

Ступеньки кружились и кружились, а по ним шли трое — впереди Митя, за ним Вася и дядя. Шли долго — у Мити уже начинала кружиться голова и ноги стали тяжелые.

И вот наши путешественники взошли на площадку, похожую на балкон высокого-высокого дома, и Митя увидел зернохранилища. Они стояли в ряд и были одно больше другого.

Так вот куда ссыпана пшеница! Где-то здесь, в этих ворохах, и то зерно, которое привезли пионеры. Оно рассыпалось тут крохотной горсткой и, видимо, лежало в тех двух насыпанных доверху закромах, которые были ближе к балкону. Мите хотелось спрыгнуть вниз и побегать по ровному красноватому настилу зерна. В закрома, которые были дальше, зерно еще сыпалось; оно вытекало из широких труб толстой струей, и струя эта была красная, точно горячая. Она легко поднималась вверх, потом, чуть изгибаясь, с шумом падала вниз, как в дыру; из этой дыры курилась серая пыль, словно туман из ущелья…

И вот Митя снова сидит на возу, видит обожженную солнцем степь, а перед глазами у него все еще изгибаются красные струи зерна, которые видел он с высокого балкона элеватора.

Обоз тронулся. Митя облегченно вздохнул и встал, держась за борт ящика. И опять потянулась просторная дорога, вымощенная камнем, а вдали расстилалась степь. Туман рассеялся, и город теперь был залит светом. Мальчик задумчиво смотрел на улицы, затененные садами, на блеск окон, на столбы, опутанные проводами. И долго-долго перед его глазами то светились блеском окна, то белели стены домов, то маячила башня или манил взор уже далекий и призрачный элеватор.

Быки шли быстрее; грохоча и подпрыгивая, катились пустые подводы. Зинуша ехала следом за Васей, все так же сидя на ярме и спустив ноги на дышло. Город уже скрылся из глаз, а Митрусь все стоял в глубоком ящике. Он был горд собой. Виденное необычайно радовало его; ему казалось, что он даже подрос за этот день. Только одна мысль беспокоила его: уж очень хотелось спать, а Вася все не сажает на ярмо. Ах, если б не это ярмо, он бы уже давно прилег на разостланную на дне ящика бурку и уснул под стук колес? А то надо ждать. Голова сама так и клонится, день кажется таким жарким и длинным, что вечер, наверно, уже никогда не придет. Подводы Васи и Зины ушли далеко вперед. Вася пересел на Зинину подводу, и они теперь сидели в ящике втроем, и всем было весело.

— Ну что ж, Митрусь, — сказал Вася, — садись, дружище, на ярмо. Только погоди: сперва мы тебя произведем в пионеры… Зинуша, давай твой галстук.

Зина сама завязала Мите галстук, а Вася, взяв брата за руку, сказал:

— Ну, Митрусь, пойдем на ярмо.

Как это было неожиданно! Ведь в это время Митя думал о сне, и у него сладко слипались глаза при виде бурки на дне арбы, а тут вдруг: «Пойдем на ярмо»! Он еще не успел ничего ответить, как Вася спрыгнул на землю и остановил быков. Потом взял на руки Митю, молчаливого и побледневшего, и усадил на ярмо. Быки тронулись. Митрусь хотел улыбнуться своему долгожданному счастью, но тут откуда-то взялся овод. Где именно и в каком месте он укусил быка, этого никто не знал, только бык с такой силой боднул рогами и потянул к себе ярмо, что Митя не удержался, сполз на землю и тихонько заплакал.

— Ах ты, горе! — крикнул Вася. — Видишь, какой из тебя никудышный получился чумак! То ты в конторе упал, прямо осрамил меня, то теперь позорно с ярма свалился. Беда! — Вася добродушно рассмеялся. — Ну, ничего, Дмитрий Никитич, ты не горюй. В жизни всякое бывает. Карабкайся на ярмо снова.