По когтю льва - Катя Чудакова

Жила она уединенно, тусоваться и высовываться из своей норки не любила. Муж приезжал в Дюссельдорф редко, чаще она к нему – в Манчестер. Общение ограничивалось парой английских музыкантов и художницей из Канады. К местной русской богеме Тамара относилась со снисходительным пренебрежением – себя она считала англичанкой, и очень сожалела, что в свое время не поменяла свою трудно произносимую украинскую фамилию Мищенко на благозвучную Ричардсон. Тогда уж точно к ней не совались бы всякие эмигрантские поэтишки и неудавшиеся пианистки с бывшей родины, принимая ее за «свою». Никакая она им не своя! Вот покойный сэр Питер Устинов тоже имел русскую кровь и русскую фамилию. Ну и что? Он был самым натуральнейшим из самых натуральных англичан. И она тоже англичанка – леди Тамара.

Каким-то образом получилось, что Тамара сразу не заподозрила в Алине свою соотечественницу, а когда узнала – неудобно было отказывать. Ладно уж! Даст она интервью и для русского журнала. Тем более, эта журналистка – редакторша женского журнала «Лина» – такая себе западная эмансипе с виду. И муж у нее – немец, к тому же – крутой предприниматель…

Без двух минут десять Алина подъехала к дому, в котором жила балерина. Найти парковку в центре города – задача не из легких. Хотя, поблизости нет ни больших магазинов, ни увеселительных заведений, автомобили прижавшиеся вплотную друг к другу вдоль обочины дороги, не оставляли надежды найти в их череде хотя бы маленький зазор. Совсем недавно Алина стала обладательницей очень удобного для городских передвижений нового «Фольксвагена-жучка», но ведь это тоже не велосипед, который можно просто прислонить к столбу на тротуаре.

Алина остановилась посреди дороги, с надеждой глядя на редких прохожих: вдруг кто-то из них сейчас сядет в машину и освободит для нее местечко? Часы показывали уже пять минут одиннадцатого, но отъезжать от бордюра никто не собирался.

«Они никуда не ездят, что ли? – с раздражением думала она, поглядывая на часы. – Зачем тогда машины покупать, если ими не пользоваться?»

Потеряв, в конце концов, надежду оставить машину в непосредственной близости от нужного ей дома, Алина поехала в сторону многоэтажного гаража, расположенного примерно в двухстах метрах.

«Самой Тамаре машина ни к чему… – подумала Алина, въезжая в гараж, – тут до театра просто рукой подать! Хотя, может она любит ездить на природу?.. наверное, и все те, чьими автомобилями забит центр города – любители вылазок на натуру…»

Все эти процедуры заняли еще минут пятнадцать, получается, что Алина опаздывает уже почти на полчаса.

«Ну ничего, – успокаивала она себя, приближаясь к дому Тамары Мищенко уже пешком, – балерина будет только рада поспать лишние тридцать минут. Она и так была недовольна, что придется рано вставать. Зато мне теперь надо поторапливаться – через два часа уже забирать Михаэля из детского сада».

Алина нажала кнопку звонка напротив фамилии Мищенко. Через минуту повторила попытку: «Она и не думала просыпаться к назначенному времени, а я тут распереживалась, что опаздываю! Ну, все-таки, пора и честь знать! Сколько я тут должна стоять под подъездом?»

После третьей попытки Алина достала из сумочки айфон и набрала домашний номер телефона Тамары. Трубку упорно никто не брал: «Да что же это такое! Эта дама, конечно, несколько претенциозна и высокомерна, но даже такие особы стараются не шутить с прессой. Ведь одно неосторожно сказанное слово может стоить карьеры! Тоже мне, прима дюссельдорфского балета! Майя Плисецкая себя такого и то не позволяла!»

Конечно, звезда может допустить некоторые вольности. До определенной границы это даже добавит ей популярности, но главное – не перейти эту самую зыбкую грань. А для «пролетных метеоритов», которые свой тухнущий в небесном мраке хвост пытаются распушать до предела, не понимая, что ускоряют тем самым свое полное рассеяние в вакууме, понятие чувства меры бывает напрочь потеряно. Так, пролетая по звездному небу, они исчезают бесследно где-то за пределами видимых галактик.

Ладно еще, когда речь идет о случайных поп-звездочках. Но ведь такие, как Тамара, приложили колоссальные силы, трудясь возле балетного тренировочного станка, калеча свои суставы, отказывая своему ноющему желудку в лишней крошке хлеба. Они знают, ради чего такие жертвы, и просто так, ради каприза, рушить это вряд ли станут…

«Почему же Тамара не открывает дверь и не берет телефонную трубку? Неужели, так крепко спит? Или, может, вышла куда-нибудь? Я ведь опоздала на полчаса. Она могла выбежать за свежими булочками к утреннему кофе… Черт! Какие булочки? Она же балерина! Наверное, не знает даже, какие они на вкус! Скорее всего, она умывается или принимает душ и просто не слышит звонков!» – осенило вдруг Алину.

Она выждала еще пять минут и вновь позвонила по телефону, нажимая одновременно кнопку на подъездном табло: «От такой удвоенной трели проснется даже медведь, впавший в зимнюю спячку!»

Не прерывая своих попыток, обозленная Алина почувствовала направленный на нее взгляд из-за занавесок первого этажа. «Любопытные старушки, как всегда, на посту! Но мне-то она чем может быть полезна? Не думаю, чтобы Тамара с кем-то из соседей общалась. Может…», – мгновенно сориентировавшись, Алина нажала на кнопку, которая, по ее расчету, должна быть соединена с той квартирой, из которой за ней наблюдала бабулька.

Занавеска в то же мгновение порхнула внутрь комнаты, и почти сразу послышался звук, сигнализирующий о том, что замок входной двери открыт. Алина быстренько толкнула дверь и вошла в подъезд: «Придется что-нибудь придумать для соседки, просто так мимо ее двери теперь не прошмыгнешь!» В подтверждение мыслей Алины, возле входа в квартиру на первом этаже ее уже поджидала худощавая высокая старушка с дежурной улыбкой и стандартными седыми кудряшками.

– Чем могу быть вам полезна? – с готовностью шагнула она навстречу Алине.

«Свою полезную функцию ты уже выполнила, открыв дверь!» – подумала Алина и произнесла вслух:

– Спасибо, но я не к вам. Я к фрау Мищенко с третьего этажа. У нее, по всей видимости, неисправен звонок. Я точно знаю, что она должна быть дома. Мы с ней заранее оговорили этот визит. Извините за беспокойство…

Старушка разочарованно вздохнула – развлечения не получилось, и, закрывая дверь, хмыкнула:

– Пожалуйста! Хотя, кажется, вы уже не первая, кто посещает фрау Мищенко сегодня утром!

Пропустив мимо ушей замечание старушки, Алина поднялась на третий этаж. За дверью с табличкой «Мищенко» громко играла классическая музыка.

«Значит она все-таки дома! Неужели, не слышит звонков?» – Алина начала бесцеремонно, без пауз нажимать на кнопку. Никакой реакции.

Через пять минут, взведенная до предела журналистка, бросив в сторону двери: «Звезда! Ну, подожди, я напишу о тебе лестный отзыв!» – развернулась и пошла прочь. Чтобы немного успокоить нервы, она пошла бродить по магазинам, купила какую-то сумочку только потому, что у нее был точно такой же цвет, как у обивки ее «Жучка». Через час она опомнилась – пора забирать Миху из детского сада, и побежала в парковочный гараж за своей машиной.

Глава 3

Бонн, 1992 год

Алекс Кухарский чувствовал себя в копошащейся толпе блошиного рынка или, как ему уже стало привычней – фломаркта, как рыба в воде. Хотя уместней в данном случае: как блоха на немытой шее. Впрочем, действительно ли можно обнаружить «фло», то есть блох, на продаваемых вещах – это вопрос. Выглядят они вполне чистенько и прилично. В бывшем совке в расплодившихся «Секонд хэндах» за милую душу улетают. Да и в Германии наши соотечественники с превеликим удовольствием шерудят в горах штанов и блузок в надежде выудить что-нибудь с лейблом «Версаче», «Дольче и Габбана» или хотя бы «Босс». Но отнюдь не вещи и всяческая мишура привлекают внимание молодого мужчины, его взгляд целенаправленно шарит по рядам и направляется он только туда, где видит коробки со старыми книгами, бумагами, картинами. Большинство продавцов ему хорошо знакомы: еще бы, последние два года он не пропустил ни одного базарного дня. Это только непосвященным кажется, что торговцы стоят изо дня в день все с тем же барахлом. Конечно, многое зависает на недели и месяцы, но в этом случае «неликвиды» просто выбрасываются на помойку или раздаются задаром любителям «халявы». Притоки «старья» происходит регулярно. Так же, как течет жизнь и когда-то притекает к своему естественному концу, все оставшееся после завершившего свое бренное существование человека имущество перетекает в разные русла. Чаще всего – прямо на помойку. Но до этого по сусекам проходятся умельцы-специалисты с целью выудить что-нибудь ценное. Это, конечно, в случае, когда не имеется претендентов на наследство. С деньгами и драгоценностями все ясно. Но что касается других предметов обихода, тут уж отделить «зерна от плевел» дано не каждому. Понятно, что среди подобных охотников вряд ли найдется много профессиональных искусствоведов, поэтому в большинстве случаев, сгребаемое имущество выставляется в общей куче. И тут уж от удачи покупателя или коллекционера зависит – сможет ли он докопаться до рисунка великого Леонардо или прижизненного оттиска с гравюры Альбрехта Дюрера.