От победы к миру. Русская дипломатия после Наполеона - Элис Виртшалфтер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще одна точка роста для империи, как в защите, так и в нападении, заключалась в прозрачности границ, отделявших оседлые общины от степных кочевников. Степные народы населяли часть современной Молдавии, Украины, России и Казахстана[9]. В имперский период географическая граница со степями проходила от Дуная на западе до озера Балхаш на востоке и от лесной зоны Европейской части России на севере до Черного и Каспийского морей на юге. Борьба России за обеспечение безопасности от степи и ее подчинение началась в XVI веке с завоевания Казанского (1552), Астраханского (1556) и Сибирского (1598) ханств. Включение этих наследников Золотой Орды в состав империи привело к столкновению с ногайскими татарами на Северном Кавказе, башкирами в районе южных Уральских гор, а с 1630-х годов – с калмыками в Каспийской степи. Длительные кровопролития принимали форму опустошительных набегов, вооруженных восстаний и жестоких подавлений. В конечном итоге татары, степные народы и народы Поволжья подчинились власти России. Народы Кавказа подчинились, и то не полностью, в первой половине XIX века. Казахи, продолжавшие доминировать в степях на протяжении XVIII века, не были полностью интегрированы в Российскую империю вплоть до 1860-х годов.
Сложные отношения России с Кавказом и степными народами лежали в основе строительства империи, но не оказывали серьезного влияния на дипломатию в Европе. Исключения возникали лишь в регионах, граничащих со степью, таких как Крым и Грузия, где оспаривание интересов Османской империи или Персии могло иметь последствия для европейской системы, особенно в контексте империализма XIX века. Но в большинстве случаев продвижение России в глубь степи оставалось внутренним процессом, во многом так же, как экспансия Соединенных Штатов на запад. По этой причине российскую политику в степи и на Кавказе можно было охарактеризовать как органический процесс колонизации, движимый геополитическими императивами, такими как потребность в защите нестабильной границы. Однако экспансия, очевидно, была также нацелена и на подчинение себе человеческих и материальных ресурсов и установление суверенитета над другими народами. Поэтому историк Дж. Ледонн описывает Россию как евразийское государство, стремящееся к гегемонии на территории от Эльбы до Восточной Сибири [LeDonne 2004: 9–11; Sunderland 2004: 3–5]. Хотя Ледонн в своем анализе может и завышать когерентность и преднамеренность русского империализма, он признает, что государственные руководители и интеллектуалы рассматривали территориальную экспансию как распространение цивилизации среди варварских земель и народов. В отношении степи, Кавказа, а позже и Центральной Азии русские элиты однозначно проявляли колониальное мышление [Wirtschafter 2008: 109–113].
Появление России на мировой арене и империалистические достижения были отмечены евразийскими амбициями. Однако в период Французской революции и Наполеоновских войн, а затем и в период Реставрации львиная доля военных и дипломатических ресурсов была задействована на европейском театре военных действий. На протяжении десятилетий после смерти Петра I невозможно было отделить политическую нестабильность и борьбу вокруг престолонаследования от дипломатических отношений с Европой. Волнения временно успокоились, когда в 1741 году дочь Петра Елизавета стала императрицей, это произошло примерно год спустя после того, как король Пруссии Фридрих II оккупировал австрийскую Силезию (декабрь 1740 года). На протяжении большей части правления Елизаветы (г. п. 1741–1761) Россия сохраняла хорошие отношения и с Австрией, и с Британией, в то время как в отношениях с Пруссией нарастала напряженность. Как отмечают историки, переход Пруссии в статус великой державы уничтожил равновесие Вестфальской системы международных отношений и привел к пересмотру баланса сил в Европе. Пруссия вышла из альянса с Францией, чтобы заключить союз с Британией, в то время как Австрия вышла из альянса с Британией ради союза с Францией [LeDonne 2004: 89]. В конечном итоге изменение баланса сил привело к Семилетней войне (1756–1763), в которой Австрия, Франция и Россия выступили против Пруссии, чей союзник Британия предоставлял субсидии Фридриху и получал защиту Ганновера. На протяжении всего конфликта России удавалось сохранять крайне важные торговые отношения с Британией, активно выступая против Пруссии. Взамен на данное Елизаветой обязательство поддержать Австрию в возвращении Силезии Россия получила субсидии и обещание новых территорий в Восточной Пруссии. Российское правительство рассчитывало воспользоваться этими территориями для корректировки границ с Польшей, что должно было усилить безопасность коридора между Балтийским и Черным морями. Елизавета достигла своих военных целей в 1758 году и продолжала соблюдать обязательства перед Австрией, отправляя войска для участия в кампаниях 1759, 1760 и 1761 годов [Wirtschafter 2008: 129–130].
После смерти Елизаветы в декабре 1761 года на трон взошел ее племянник Петр III (г. п. 1761–1762), известный симпатизант Пруссии[10]. Несмотря на то что Петр правил всего несколько месяцев, прежде чем в результате дворцового переворота к власти пришла его жена Екатерина, он запустил новый пересмотр баланса сил в Европе. Петр вышел из войны с Пруссией, что нарушало договорные обязательства перед Австрией, и обеспечил тем самым победу Фридриха II. Этот выход мог бы пойти на пользу России; имперская казна почти иссякла, и война стала причиной раскола внутри правящей элиты. Петр, урожденный герцог Гольштейн-Готторпский, оставался при этом германским правителем. В мае 1762 года он приказал военному командованию готовить войска к летней войне против Дании с целью вернуть Шлезвиг в его родной Гольштейн. Хотя Фридрих обещал выслать на помощь Петру 15 000 прусских солдат, его клятва не убедила российские элиты поддержать запланированную кампанию. По этой и по другим причинам 28 июня Петр лишился трона, а 5 июля и жизни. Военное руководство России, бюрократия высшего уровня и расположенные в Санкт-Петербурге гвардейские полки – все поддержали восшествие Екатерины на престол, первоначально в качестве регента при ее сыне Павле. После смерти Екатерины Павел был у власти с 1796 по 1801 год, чего было как раз достаточно, чтобы прекратить политическую нестабильность XVIII века, установив четкий порядок престолонаследования. По иронии судьбы обещания стабильности не спасли его от смерти в результате кровавого переворота, который произошел с молчаливого согласия его сына и наследника Александра I, широко известного как царь – победитель Наполеона и царь – дипломат, который стал ключевым архитектором Венских соглашений [Wirtschafter 2008: 130–132, 200–203].
Десятилетия войн против революционной и наполеоновской Франции, которые закончились Венским конгрессом, критически важны для историков эпохи европейской дипломатии и Реставрации. Участие России в этих войнах началось со вступления императора Павла во Вторую коалицию (1798–1802), состоявшую из Австрии, Британии, Неаполитанского королевства, Османской империи и Португалии[11]. Спустя месяц переговоров, которые привели к созданию этой коалиции, Россия отправила военно-морскую эскадру для поддержки британских операций вдоль берегов Голландии (июль 1798 года) и помогла Османской империи в оккупации Ионических островов (сентябрь – ноябрь 1798 года)[12]. В феврале 1799 года русские войска захватили крепость Корфу, и генерал-фельдмаршал А. В. Суворов (1729–1800) был назначен командующим объединенных русско-австрийских войск. Весной и летом 1799 года Суворов добился значительных побед в Северной Италии, однако вместо того чтобы воспользоваться моментом и двинуться на Париж, ему было приказано вышестоящим командованием отправиться через Альпы в Швейцарию. Там Суворов должен был объединиться с генералом А. М. Римским-Корсаковым (1753–1840), чья армия продвигалась от долины Рейна. В конце сентября, прежде чем русские армии смогли объединиться, русский корпус Римского-Корсакова и австрийский корпус генерала Ф. Хотце потерпели поражение под
