Пушкинский том (сборник) - Андрей Битов

II. Благодарная Россия

Пояснительная записка к проекту придорожного памятника

Странное это дело, отмечать юбилей смерти… Хотя бы и такой круглый, как 150. Как ни скорби, прорывается торжество: мы-то живы! Очередной зарок не писать к этому юбилею пал, как и всякий зарок. Я получаю очередное послание от Боберова… Кто он?

Рассуждая о последних днях Пушкина, мне уже приходилось размышлять о месте примет и суеверий в его жизни, весьма значительном… Меня тогда поразило необычное пренебрежение, возможно сознательное, внезапно проявленное к приметам, которым в прежней жизни следовал он неукоснительно, именно в роковой день 27 января 1837 года (см.: Статьи из романа. М., 1986, с. 228–230). В той же книге (с. 291) упомянут некий корреспондент, А. Боберов, приславший мне обширное изыскание о роли дат в судьбе поэта. В это послание входила и небольшая его поэма, снабженная громадным комментарием, более освещающим обстоятельства написания ее, нежели сам предмет. Комментарий этот, однако, не лишен не только точных наблюдений над самим собой и своим творческим процессом, но и некоторых свободных раздумий о судьбе поэта, более гипотетических, нежели обоснованных. Всё это и в целом достаточно любопытно, но слишком объемно и годится лишь для журнала. Здесь же я рискую предложить читателю лишь саму поэму с предельно сжатым комментарием.

В основу «поэмы» положен парадоксальный факт, известный со слов самого поэта. Как, не ведая о предстоящем выступлении декабристов, по некоему (корреспондент мой увлечен парапсихологией) наитию Пушкин срывается в нарушение всех запретов из Михайловского в Петербург, причем точно в последний момент, чтобы поспеть к 14-му, но, сорвавшись, тут же поворачивает обратно в силу череды дурных примет, последней и решающей из которых оказался заяц, перебежавший дорогу. Привлекая к своим выкладкам и модный ныне восточный календарь, сопоставляет он роковые для поэта 1825 и 1837 годы как годы Петуха, между тем рок таился, как в черепе Олегова коня, в годе и его женитьбы, совпавшем с годом Зайца. Оставляя все эти изыски в стороне, от себя скажем, что Пушкину на его жизнь вполне хватило примет народных, от зайца до копеечки, нами напрочь забытых, вытесненных суевериями восточными, в свою очередь не усвоенными. Пушкин, по-видимому, не знал, что он Близнец и Овца (впрочем, это еще следует проверить…), но, во всяком случае, не мог бы придавать этому значения как реалиям сознания и судьбы – того значения, которое он исподволь придавал преданиям и приметам, народным и родовым, родившись под своею звездою и дожидаясь своей звезды.

Итак, вот эта «поэма»…

1. Обзор лирики

ЗИМОЙ: «Письмо любви! прощай: она велела.

Как долго медлил я! как долго не хотела

Рука предать огню… пылают – легкий дым…

Желаю славы я, чтоб именем моим

Твой слух был поражен… мой талисман, храни

Меня во дни гонения, во дни…»

(Посвящено разлуке с Воронцовой:

«Сожженное письмо», «Желанье славы» (новой…))

ВЕСНОЙ: «глава… падет… мой недозрелый гений

Для славы не свершил возвышенных творений;

Я скоро ВЕСЬ умру». (Со строчки сей проценты

Начислим на последний monumentum:

«Нет, ВЕСЬ я НЕ умру…»)

В ту ОСЕНЬ он пророчит:

«Я НЕ умру, – (в письме), – Бог не захочет,

Чтоб „Годунов“»…

(Меж этих двух прозрений

Есть ЛЕТОМ

«мимолетное… как гении…»

Мгновенье чудное…) [2]

Лицейское, осеннье,

«Отрадное свиданье», как виденье

То, мимолетное…

Полнее… наливайте…

Стакан!.. «до дна, до капли выпивайте!»

Полней, полней! ты, солнце! ты, заря!

Но за кого? о други, возгоря…

Увы… Ура! наш царь! «наш круг… редеет;

Кто в гробе спит, кто, дальний, сиротеет;

Судьба глядит…»

Страданье, мрак, мечта,

Мысль, ревность лиры, мщенья красота —

«Всё в жертву памяти» – изгнанье, славы блеск… —

Всё той же воспаленной девы…

«Мне скучно, бес».

«Что делать…»

2. Перед 14 декабря (не ранее 7 ноября) [3]

Фауст: Всё утопить.

Мефистофиль: Сейчас.

…Вообразим опальный домик…В нем трость железная и Вальтер Скотта томик;Перо! гусиное… и детская кровать,Где с тем пером любил поэт поспать.Какие сны!.. – лишь Гамлет растолкует…Голубка дряхлая за стенкою воркует.

Он не хотел вставать. Ему неясно было,Как новый день начать. Ему было постылоПоутру пробивать в кадушке тонкий лед,Из самовара пить и есть всё тот же мед.

Седлать коня!.. – от праздности несноснойХотел он ускакать. Но ветер дул поносныйИ шляпу сдул. И обломился ноготь,Что холил он… Он сел. Придется трогать.

Конек был не бог весть. Здесь лучше без меняОпишет сам он резвый бег коня,Треск, звон и блеск… Они хандру развеют.Одно бесспорно: всадник был резвее [4].

Аршин двух с небольшим. Лет – двадцати шести.И гений в остальном. У власти не в чести.Окончен «Годунов». Не лучше у Шекспира [5].Нет Байрона… [6] Почтенна Гёте лира [7].

Обрыдло здесь – и осень не прекрасна.С Европой кончено [8]. Не пустят. Что ж так страстноСебя опережать? На площади «народБезмолвствует» на сотню лет вперед.

Бессмысленно. Выходит первый сборник.Друзья обречены. А он… слуга покорный! [9]Не выйдет… Почитать им «Годунова»…Успеть… к цыганам?… Начинай всё снова!

Пять лет прождал… Пора в бега пуститься,Коль до свободы – час и до конца – страница!Не «Фауст», а «Кучум» или «Ермак» —Поэма долгая – на добрый четвертак [10].

«Ай, Пушкин! Сукин сын!» [11] Сомкнуться со своими,Единственным путем спасая честь и имя?В Америку удрать? Жениться всем на зависть?… [12]…Ему наперерез слепой стремится заяц!

Вот смелый человек! Без страха и упрека.От зайца убежать!.. Нам не постичь урока.Он будущее знал… И, соскочив с лошадки:– Мне скучно, бес, – сказал. – Одни и те же прятки!– Что делать, Пушкин?– Будет тебе, будет,Сгинь, сатана! а я – как Бог рассудит.(Был Гёте жив, и не прочитан «Фауст»…Здесь нету рифмы, кроме – «преступает».)

3. Памятник

Конец истории о том, как вдохновеньеЕсть способ личности избегнуть раздвоенья.

…Заложат сани, кучер будет пьян.Навстречу поп – еще в Судьбе изъян.Тут заяц выбежит, и – никаких сомнений! —Михайловское – лучше поселений [13].

Он, как по нотам, повернет коня…Так вот кто жил, Судьбе не изменя!И бесы ничего поделать не могли.(Я вновь не посетил тот уголок земли…)

Пустынный сеятель! Придет еще пора!(Которой так давно прийти пора.)Отыщут перекрестье тех дорог,Где Заяц поспешил к тебе в сто ног,Воздвигнут обелиск…

О, как это красиво!КОСОМУ – БЛАГОДАРНАЯ РОССИЯ. [14]

III. Заяц и мировая дорога