Стихотворения - Валериан Бородаевский

LIII. «Зеленя разбегались, струились…»

Зеленя разбегались, струились,Справа, слева, – далёко, далёко…И я видел, как былки молилисьРасцветающей Розе востока.

Замирали, прилежно склоняясь,Повторяли тропарь хвалебный,Призывали на хрупкую завязьДождик ласковый и целебный.

И о росте молились безбольном,О подъеме над матерью черной,Чтобы колос развился привольно,Чтоб налились янтарные зерна.

О кончине покорной гласилиПод косой, чьи размахи велики…И от Розы небесной сходилиНа склоненных святые язы́ки.

LIV. Беглые строфы

Небо заткано мелким узором, –Облака высоки и недвижны.Будто лилия, солнце за нимиХрупкой чашей сквозит и мерцает.

Забурело поблеклое жнивье.Зеленеет и стелется озимь.И порхающий ветер лепечетОднозвучные белые строфы.

Разыгрались грачи. Ниспадая,Загудят, словно рокот прилива,И поднимутся снова, и реют,На невидимых волнах качаясь…

Мнится, будто сижу и гляжу яВ мой альбом, где все лица – родные,Под наивной гравюрой, старинной,Одноцветной, как серое небо.

LV. В лесу

I. «Утро раннее в красных огнях…»

Утро раннее в красных огнях.Серебром и румянцем сугробы горят,И в еловом лесу, на тяжелых ветвях,Ледяные мечи в переливах дрожат.Сном окованныйНа заре искрометного белого дня.

Темносиние тени кругомПолегли неподвижной зубчатой каймой.У опушки, скрываясь густым лозняком,Волчий след потянул… Вот другой.И в лощину два следа спускаютсяИ сплетаютсяИ бегут, хоронясь от стрельчатых лучей.

Отгорая, тускнеет восход.Слышен по лесу звучный топор:Рубят старую сосну, и глухо поетПохоронную песню встревоженный бор.Вьются вихри, как духи бесплотные,ПерелетныеНа заре ослепительно–яркого дня.

II. «Оттепель. С длинных сосулек сбегая…»

Оттепель. С длинных сосулек сбегая,Капля за каплей бежит, напевая.Серо и сыро. В косматом лесуГулко рокочут высокие кроны.Смутно пророчат, – и нежные звоныВ сердце больном я покорно несу.

Эти печальные, сладкие звоны…Жалобный крик пролетевшей вороныИ безнадежная зелень хвои!Оцепенение и содрогание,Жизни прощение, смерти лобзание –Лед, – это слезы твои!

LVI. Виноград

Я насаждал виноградные тонкие лозы.Я поливал их, роняя любовные слезы.

Зыбкие листья тихонько руками колебля,Я выпрямлял, воздвигал побледневшие стебли.

С жаром и холодом бился, – прожорливой птицеСтавил силки, и капканы лукавой лисице…

Диво ли в том, что теперь, упоенный струею,Сплю и царицу мою обнимаю мечтою?

Диво ли в том, что мой хмель так разымчив и светел,Что виноград за любовь мне любовью ответил?

LVII. «Образы любимые, что сердце перетрогало…»

Образы любимые, что сердце перетрогало,Измололись жерновом, потеряли связь.Я с руки взволнованной отпускаю сокола,Я застыл, Восходу алому дивясь…

Вот он стаю гонит, высоко заброшенный.Знал я этих томных, лживых лебедей!Старая лебедка падает, подкошена,Мертвая покоится на груди моей.

Выше взмыл стремительный, тучами овеянный.С птицей–Рок схватился. Птица–Рок страшит…Побеждай, о сокол, сердцем возлелеянный,Кровью лучшей вспоенный – кровных обид!

И глаза смежаются, солнцем ослепленные…Там под жгучим оком вершится бой!И завяло сердце, мукой пораженное,И маню заступника – мертвой рукой.

Уединенный дол. Вторая книга стихов. (М.: Мусагет, 1914)

Далекий брег

I. Медальоны. Цикл сонетов

Далекий, вожделенный брег!

1. Святой Франциск

Когда я пал так безнадежно низко,Что взор Христа страшуся повстречать, –Хочу рукой слабеющей достатьДо ризы бедной нежного Франциска.

Так тленный глаз от солнечного дискаК его лучам спешит перебежать;Когда – в разлуке – милой не обнять,Так сладостна – любовная записка.

Друг нищих душ, о младший брат Христов,Ты не забыл ни пташек, ни волков,Скитаясь меж бездомных лаззарони;

И даже злую плоть, что распинал,В предсмертный час улыбкой ты ласкал,Соединив пронзенные ладони.

2. Мильтон

Как сладко грезить мне, что, вспенив море,Я посещу туманный Альбион,Где состязались мудро виг и тори,И даже бури ведали закон!

Мечтать в ночи о важном разговореВестминстерских часов, – услыша звон, –И о гробнице в лавровом уборе,Где имя гордое прочту: Мильтон.

А ниже: Бард, или еще: Свобода.И ясен мир заморского народа,И как приближен дальний этот край!

Бестрепетный, железный пуританин,Я верую в твой возвращенный рай,Где даже дух твой – вечный Англичанин.

3. Паскаль

На лоб твой геометра полагаяВенок из терний, – вещую печаль,Смиряясь, умирил ты, Блэз Паскаль!Пусть бездны зев грозит тебе, зияя, –

Пронзенная Десница всеблагаяКоснулась глаз твоих, и дальний ГральПровидел ты и лобызал скрижаль,Еще горящую огнем Синая.

А в час отдохновений и победВручал тебе свой циркуль Архимед,И дух живил предвечный Архитектор;

Склонясь к листу, ты числил и чертил,Но под пером твоим малейший секторО таинстве распятий говорил.

4. Сведенборг

Едва теснины дольние расторгТвой жгучий глаз и в далях безымянныхВитал, – скажи, избранный от избранных,Кто о тебе подъял последний торг?

Кто, охмелевший бездной Сведенборг,Встречал тебя на скалах первозданных, –Денница ли с изгибом уст желанных,Сулящий в дар свой ледяной восторг?

Как отвечал ты Князю искушений,Воздвигнутый горе, к иным кругамВ обители лазоревых видений?

Но голос твой, завещанный векам,Звучит темно и глухо о святыне,Как колокол, затопленный в пучине.

5. Калиостро

Спеша из края в край в раскрашенной карете,Как кожу гибкий змей, меняя именаИ жесты важные, – Маэстро и жена,Лоренца лживая, несутся к дальней мете.

Великий Кофта ли в пурпуровом берете,Граф Феникс в бархате, – быть может, Сатана? –Он сыплет золотом и зельями, – онаГлазами жгучими влечет в иные сети.

И золото всех стран за райский ПентагонРекой стекается и, нимбом окружен,Ты – чудо сам себе, волшебник Калиостро!

Но, чу! рожок звенит… Толпа ливрейных слугСнует бездельная… И мчит тебя, сам–друг,Карета шестерней, малеванная пестро.

6. Бальзак

Огромный Оноре! плечом циклопаПокорно принял ты, как дар от муз,Седых камней неизреченный груз,Отторгнутых могуществом потопа.

Ты храм воздвиг, – но дряхлая ЕвропаЗмеей бежит пророчественных уз:Богам из глины молится французС позорным сладострастием холопа.

До наших дней непонятый чудак,Как хороша твоих созданий свита:Ведун Ламберт и томный Растиньяк,

И лик свирепый красного бандита!Но слаще всех, возвышенный Бальзак,Твой андрогин крылатый – Серафита.

II. Орлы

Где будет труп, там соберутся орлы.

На бледный труп от льдистой мглы,С бесплодных гор, ширяя, канутШироковейные орлыИ, веки приподняв, заглянутВ безжизненный зрачок… И вот,Пророча воскресенье персти,Орел седой, ярясь, клюетИз окровавленных отверстий.Глаза, что в грозный день Суда,Восхищены от пасти орлей,Уж не померкнут никогда, –Скользят в ненасытимом горле.

И ждут косматые орлыОбряда темного свершенье;Глядят, нахмурены и злы,На первое преображенье.Их дрогнут крылья, чуть старикВонзит меж ребер клюв согбенный,И горд и буен будет клик,Когда из груди вожделеннойУжасный повлечет комокИ когтем над орлами вскинет,Да клюва алчного не минетПустой бессмертного чертог.

III. Памяти Н. Ф. Федорова

1. «С каким безумием почтил ты человека…»

С каким безумием почтил ты человека,Как жутко высоко ты длань его занес,Ты, вещий и святой старик–библиотекарь,Кротчайший из людей и повелитель гроз!

В убогой комнате, зарями золотыми,Когда Москва спала, а Кремль был нежно–ал,Листы дрожащие, непонятый алхимик,Реченьем пурпура и крови покрывал.

Как зыбким ладаном, овеянный отцами,Сын человеческий, сыновством ты болел;И выкликал, трубя над горными мирами,Аскет и праведник, – бессмертье грешных тел!

2. Заставка