Акция (из сборника "Привал странников") - Анатолий Степанов

В дверях стоял великолепный старший лейтенант, отутюженный, надраенный, начищенный до блеска и весь в орденах.

— Сева! — радостно заорала Маша, рванулась и повисла на шее у старшего лейтенанта. Тот подхватил ее на руки, раскрутился, как бы в вальсе, поцеловал в щеку и поставил па пол.

— Здравствуй, Маня, — сказал он после этого.

— Товарищ старший лейтенант, выйдите, а потом войдите, как положено, — сухо предложил - при казал Егор Иванович.

Старший лейтенант тупо посмотрел на него, потоптался нерешительно, потом вышел. Через секунду он вновь появился на пороге:

— Товарищ майор, старший лейтенант Веселов прибыл в ваше распоряжение для прохождения службы.

— Ну, теперь по делу!-- удовлетворенно отметил Егор.

— Зачем это, Егор?-- растерянно и тихо поинтересовался Веселов.

—Чтобы все успокоились,-- пояснил Егор, глянув на Машу, и, подойдя, обнял Веселова за плечи.-- Ну как, Севочка?

— Все готово, Егор Иванович.

— Расстояние?

— Десять километров.

— Не близко.

— Нет. Как раз, где кончается их санационная зона, — просека, точная граница. Радость для любящего порядок немца. Он теперь точно знает: до просеки — и все.

— Точка?

— Как договорились — пещерка в высоком берегу. Для начала вполне сносно — три дня возился — ну, а потом общими силами доведем. Подходы по ручью и сверху, и снизу вполне: глубина терпимая.

— Спасибо, Сева.

— Не за что, Егор Иванович.

— Что еще скажешь?

— На начальство не обижаются... — начал было Веселов, но вдруг увидел макет. — А здорово похоже!

— Ты-то откуда знаешь? — ворчливо спросил Егор.

— Добрался.

— Это не входило в задание.

— А я стахановец, у меня встречный план.

— В твое личное дело будет занесено взыскание. А теперь на макет — уточнить, — Егор решительно направился к макету, на ходу отдавая распоряжения: — Волков остается, Сергеевой и Певцову приступить к занятиям.

Василий и Маша ушли. Трое стояли у макета.

— Во-первых, полоса у них нe квадратом, а кольцом... — начал Вeсeлов.

* * *

— Савушкин Егор Иванович. Орден Ленина за номером 315, орден Боевого Красного знамени за номером 12243, орден Боевого Красного знамени за номером 15927, орден Боевого Красного знамени за номером 253164, орден Красной звезды за номером 527671, медаль XX лет РККА и документы на них. Военный билет. Принято по описи. Распишитесь.

По мере перечисления все названное укладывалось в аккуратный деревянный ящичек. Егор расписался, и ящичек был вдвинут в положенную ему ячейку.

— Веселов Всеволод Игнатьевич. Орден Боевого Красного знамени за номером 253163, орден Боевого Красного знамени за номером 321121, орден Красной звезды за номером 623632, медаль «За отвагу» за номером 291765 и документы на них. Принято по описи. Распишитесь.

Сева расписался, и ящичек встал на свое место.

— Волков Альберт Михайлович. Орден Боевого Красного знамени за номером 603212, орден Красной звезды за номером 591313 и документы на них. Военный билет. Принято по описи. Распишитесь.

Алик расписался, и ящичек задвинулся в ячейку.

— Сергеева Мария Юрьевна. Орден Красной звезды за номером 601198, медаль «За отвагу» за номером 291766 и документы на них. Принято по описи. Распишитесь.

Маша расписалась, и ящичек был водружен на место.

— Певцов Василий Семенович. Георгиевский крест второй степени без номера и документов. Паспорт. Принято по описи. Распишитесь.

Василий расписался, и последний ящичек занял свою ячейку. Медленно пошла массивная дверца сейфа и закрылась, металлически щелкнув. Чья-то рука повернула медную наборную ручку. Раз, другой, третий...

Сева лежал в поле и покусывал травинку. Светило солнце, где-то высоко в небе посвистывал невидимый жаворонок, приятными волнами набегал несильный ветерок. Подошла Маша в таком же, как у Севы, камуфлированном комбинезоне. Присела рядом, спросила:

— Дремлешь?

— Сплю, — ответил Сева и выплюнул травинку.

Маша толчком перевалила его с боку на спину и прилегла, использовав веселовскую грудь в качестве подушки:

— Господи, хорошо-то как! Век бы лежала, не вставала. В небо смотрела бы...

— Трепаться обязательно, Маня?

— Обязательно. Меня, Севочка, слегка колотит.

— Тогда давай о бабах.

— Давай. Как у тебя дела с той блондинкой? Ну, помнишь, я вас еще на Плющихе встретила?

—Мы очень быстро разлюбили друг друга.

—Сева, правда, а когда ты женишься?

—Только после войны. Если выживу, конечно.

— Не каркай, дурак!

— Дурак не дурак, а жизнь никому ломать не хочу.

Сева насвистывал «Темную ночь», а Маша молчала.

— Расскажи про нашего Егора, — вдруг попросила она.

— Егор — он и есть Егор, — лениво сказал Сева. — Первый после Бога.

— Это как же тебя понимать?

— Английские моряки так величали своих капитанов, вверяя им свои жизни.

— Красиво говоришь!

— Ты знаешь, что такое июль сорок первого?

— Если честно — нет.

—И слава Богу. Такою лучше не знать. А я этот июль видел с изнанки. Какой же я тогда был сырой! Напарник Савушкина! Не напарник — петля на шее. Груз на ногах. — Сева вдруг скосил глаза. — Идет!

—Кто?

— Лежите, лежите! — издали прокричал Егор, чтобы не вставали, и подошел. Но они все-таки сели в траве.

—Не помешал? — спросил Егор, присаживаясь рядом.

—Чему? — поинтересовалась Маша.

—Конфиденциальному разговору. Тет-а-тету.

—Мы с Машей — хорошие приятели, Егор, — насмешливо положил Сева.

—Ах, тили, тили, тили, здравствуйте, приятели! — пропел Егор.

- Как вас понимать, товарищ майор? — это уже Маша.

—Частушку такую в нашей деревне пели.

—Ну, а дальше как?

—А дольше матерно, Маша.

—За что же вы так нас, Егор Иванович?

—Да не хотел я вас обижать! Просто к слову пришлось, — смущенно отметил Егор.

—Ай, ай, ай, — многозначительно разделяя каждое «ай», произнесла Маша.

Севa радостно заржал, хлопнув себя по ляжкам:

—А она умыла тебя, Егор!

—На здоровье, Маша, — признал поражение Егор, наблюдая, как неслышно подходил к ним Василий и Алик. — Опять все в сборе.

Василий и Алик прилегли рядом.

— Ну, что, бойцы? — ободряя их, спросил Егор.

— Да ничего, — злобно ответствовал Василий.

— Легкий колотун, — пояснил Алик.

— А чего же вы хотели? Самое время для колотуна — ожидание.

—Сева, как бы отделившись для приватной беседы, громким шепотом задала вопрос Маша. — А Егор Иванович женат?

—Дамочка у него, таким же шепотом ответил Сева. — Не то арфистка, не то альтистка. В общем, артистка. Музыкантша.

— Справедливо. Ему и положено что-нибудь особенное.

Егор покосился на них, отмстил недовольно:

— Не по делу развеселились, голубки!

— Колотун топим, Егор, — серьезно объяснил Сева.

— А в другом водоеме его утопить нельзя?

К ним бежал человек. Добежал.

— Ну? — приказал ему говорить Егор.

— Полная готовность к 19.45.

— Встать! — скомандовал Егор. Все встали. — Пошли.

Они шли через поле, к одинокому домику и одинокому самолету — двухмоторному «Дугласу», выкрашенному сверху болотнозеленой и коричневой красками.

— Вот и все! — сказал Сева. — Вот и утоп колотун!

Смеркалось, когда «Дуглас», чуть подскакивая на незаметных кочках, разбежался по чудесному летному полю и нехотя поднялся в воздух.

Уже совсем стемнело. Пятеро, в полной выкладке, при парашютах, молча сидели у изогнутой самолетной стенки, на железной скамейке. Оглушающе ревели моторы, бренчало что-то металлическое.

Ослепительное ворвалось в иллюминаторы, сначала с одной стороны, а затем и с другой. Самолет попал под два прожектора. И уже грохотало все вокруг и жгли глаза мгновенные нестерпимо жаркие алые вспышки снарядов. Самолет подкидывало, мотало, трепало, как щепку.

Вдруг постоянный ослепительный свет исчез в иллюминаторах.

— Молодец, пилот, сказал сам себе ־Егор, - вырвался из прожекторов.

И сразу стало потише.

Из пилотской кабины вышел штурман, взглядом отыскал Егора, подошел, прокричал в ухо

— Вроде бы пронесло!

Егор покивал понял, мол, — и пальцем поманил — предложил склониться:

— Сколько еще?

— Час пятнадцать! — прокричал штурман, глянув на хронометр, и удалился.

...Одинокий самолет шел почти беззвучно над бескрайними лесами...

Над дверцей кабины зажглось световое табло с надписью: «Внимание!», а из дверцы опять вышел штурман.

— Через семь минут! — прокричал он Егору.

— А точно? Привязались хоть к чему-нибудь?

— Да привязались, привязались!

— Ох, смотри у меня, штурманец! Помни: допуск в твоих расчетах не более пятисот метров. Ответственность свою понимаешь? — недобро спросил Егор.

— Понимаю, товарищ командир! — прокричал плачущим голосом штурман.

Все были уже у десантного люка. Егор зацепил крюк от веревки багажного парашюта за штангу, похлопал поклажу по внушительному боку:

— Он — первый!

Распахнулся люк, ворвался ветер. Штурман стоял с поднятой рукой и смотрел на хронометр.