Спасти СССР. Инфильтрация - Михаил Королюк

На таком фоне программа по физике выглядела стройной и лаконичной: второй и третий законы Ньютона, закон всемирного тяготения, момент силы, закон сохранения импульса. Готов за день выучить.

Итак, алгебру и русский придется восстанавливать на каникулах. Грустно, девушки. Кстати о девушках… Нет, стоп, поручик, первым делом – самолеты. Я волевым усилием сначала отогнал горячащие мысли о непотребном на задний план, а потом и вовсе выкинул их из головы. Сейчас есть задача поважнее.

Откинувшись назад, задумался. За неделю каникул, конечно, начитаю всю программу года по всем предметам. Все-таки учиться – тоже навык, и если у школьников он еще недоразвит, то к окончанию института отполирован до блеска. Как езда на велосипеде – если уже научился, то не разучишься.

А вот суббота меня напрягает. Может, аггравировать симптомы? Опасно, можно загреметь в больницу, чего категорически не хочется. Ладно, биологию я и сам могу вести, химия страха не вызывает, геометрию придется выучить – в конце концов, там всего сорок страниц. Осилю за три дня. А вот с английским надо что-то придумывать, там могу проколоться на слишком хорошем знании, и объяснить это будет сложно.

Вздохнув, сложил учебники в портфель и взялся за изучение прихваченной с кухни стопки газет. «Правда», «Красная звезда», «Советский спорт» и недельной давности «Литературная газета». Сверху – вырезка из какой-то газеты с программой телепередач. С нее и начал.

Итак, сейчас идут «Отзовитесь, горнисты». Затем в течение получаса будут идти, хм, «Рассказы о ПТУ». Нет, спасибо, не надо… Дальше целых полтора часа классической музыки: сцены из опер Скрябина, Мусоргского и Глинки. В прайм-тайм… Обалдеть. В двадцать один – «Время». Потом фильм о Мравинском – и все, конец передач по первой программе.

Да, негусто. Интересно, это осознанная политика, чтобы люди у телевизора не жили, или власти на самом деле не понимают, как с толком использовать такой мощный ресурс? Вот и первая тема на обдумывание.

Я потянулся к «Правде», и тут в коридоре резко затрезвонил телефон.

– Алло.

– Ну что, поел? – решительно раздался из трубки незнакомый девичий голос и продолжил, не дожидаясь моего ответа: – А я стрижку сделала, завтра увидишь. Под Мирей Матье. Как ты думаешь, мне такая идет?

Началось! Мгновенно взмокнув, я поволок телефон в комнату, на ходу лихорадочно перебирая в уме варианты ответа. Версия, что кто-то перепутал номер, не принимается.

– Ну если ты споешь так же, как она, то даже короткий «ежик» будет неплохо смотреться, – осторожно забросил я ответ.

– А? Короткий «ежик»? А это идея… – В трубке колокольчиком разливается смех. – Эриковна заикой сделается, меня увидев.

– Да, популярность будет тебя преследовать. Не будешь знать, куда от нее спрятаться, – подтвердил я, пиная зацепившийся за край двери телефонный шнур.

– Сейчас, погоди, я чай заварю… А то еще не ела после школы…

Смутные подозрения начали оформляться в гипотезу. Да, этот голос я не слышал тридцать пять лет, но интонации припоминаю. Да и кто еще мог мне так звонить?!

Это Света Зорько. Умненькая, веселая и некрасивая девочка, по какой-то неведомой причине избравшая меня в восьмом классе в качестве объекта любви и сохранившая верность своему выбору до конца школы. Потом пути-дорожки разошлись, и я с облегчением выдохнул. По слухам, Зорька вышла замуж и родила сына. В школе мне, к счастью, удавалось удерживать ее на расстоянии вытянутой руки и даже чуть дальше, но нервов на это ушло немало.

– Слушай, – начинаю я вкрадчиво, – у меня тут неприятность.

– Что, опять? Во что теперь вляпался?

– Э-э-э… Судя по всему, в сотрясение мозга.

Интересно, что она имела в виду под «опять?»

– Ой… Как угораздило?

– Классически. Поскользнулся, упал, очнулся – ан гипса-то и нет. Зацепился за бортик ванны, вылезая из душа, и спикировал головой в стену напротив. Теперь лежу, жду врача, мама в поликлинику побежала.

– Я сейчас приеду!

Меня еще раз окатило холодным потом. Только не это…

– Стой! Не надо. Я себя плохо чувствую, голова болит и все такое. Сейчас с тобой поговорю и спать завалюсь. Скорее всего, меня врач на три дня дома оставит. Значит, я выйду в школу в субботу. Напомни, – добавляю в голос просительных ноток, – у нас там что из контрольных будет? А то у меня в дневнике ничего не записано.

– В твоем дневнике – да чтоб что-то было записано! Сейчас… Летучка по геометрии, контрольная по химии и темы по инглишу. Кстати, не забудь тогда в субботу принести книгу, что обещал на каникулы.

– Какую книгу? – спросил я, нервно сглотнув.

– Ты не придуривайся. Обещал – значит, неси.

Думай, голова, думай… Нет, не угадаю.

– Слушай, напомни…

– Ты что, головой стукнулся?

– Ты запомнила, правда? – восхищаюсь я.

– Андрюх, – на выдохе с ужасом в голосе, – ты что, серьезно?

Так, надо использовать ситуацию. Насколько я помню, она ради меня в фольгу была готова раскататься. Столько мне не надо, но от небольшой товарищеской поддержки не откажусь. Жаль, не скажу точно, «Джентльмены удачи» уже вышли на экраны или нет.

– Обещаешь молчать? Я даже маме пока не говорил.

– Да-да, обещаю! Давай колись, – запритопывала подружка от нетерпения на том конце провода.

– Только чтобы действительно молчок, по-серьезному. Не хочу родителей огорчать. Короче, у меня от удара легкая амнезия развилась.

– Тут помню, тут не помню? – откликнулась паролем Света.

Ага, значит, вышел фильм. Тем легче, концепция посттравматической амнезии в массы внедрена.

– Знаешь, странное ощущение. Как будто память на кусочки разбилась, разлетелась и сейчас складывается постепенно обратно. Большинство уже встало на место, а некоторые еще нет. Надеюсь, что пазл соберется, пока я отлеживаюсь, но некоторые вещи сейчас действительно не помню.

– Пазл?

Черт, слово не в ходу сейчас. Внимательней, Андрюха, внимательней…

– На Западе так называют головоломку, когда картинку режут на фрагменты, мешают, а потом их надо собрать в правильном порядке. Короче, какую книгу тебе обещал принести, я действительно не помню, – улыбнулся в трубку.

– Ты мне «Пером и шпагой» обещал.

– Ага, хорошо. Сейчас поговорим, найду и в портфель положу. Так… А какие темы по инглишу надо учить?

– Знаешь… – задумчиво отозвалась трубка. – Я сегодня, так и быть, не поеду, но завтра после школы точно зайду, что-то ты совсем плох стал. И лучше бы тебе все самому вспомнить к моему приходу!

– Ой, уже боюсь, – заулыбался я. – Ты ж на раненого руку-то не поднимешь? Ладно, договорились, буду стараться. Давай, Зорька, теперь ты спокойно попьешь чай без телефонной трубки у уха, а я полежу.

– Как ты опять меня назвал?! – взвилась Света на том конце, словно укушенная оводом.

– А что, Зорька – очень красивое имя, мне нравится.

– Так коров зовут! Ты хочешь сказать, что мне идет коровье имя?! Может, ты у меня еще что-нибудь общее с ними видишь?!

– Все-все, – я стремительно капитулировал, – пожалей больного на голову. Ну извини, пожалуйста. Я действительно не хотел тебя обидеть. А имя и правда красивое.

Трубка немного помолчала, потом неуверенно переспросила:

– Ты это что, у меня прощения сейчас попросил?

– Ну да, почему нет, раз тебя обидел…

Еще немного помолчав, Света с чувством выдохнула:

– Ты запомнил, об какую плитку ударился? Пометь ее, пожалуйста, прямо сейчас, пока не забыл, – она волшебная. Иначе потом придется искать методом проб и ошибок, а голова у тебя только одна.

Из прихожей донеслись звуки открывающегося замка. Приглушив голос, я доложил:

– Мама пришла. Давай до завтра, удачи в школе на контрах, ни пуха ни пера.

– К черту, тьфу-тьфу-тьфу. Выздоравливай быстрее.

Аккуратно положив трубку на аппарат, я задвинул телефон под кровать и шмыгнул под одеяло. На пороге возникла мама с сумкой в руке.

– Повезло: на обратном пути заскочила в гастроном, а там сосиски как раз выкинули. Успела ухватить два килограмма, пока очередь не набежала, – похвасталась она успехами. – А что телефон в комнате, кто звонил?

– Света.

– Вот неугомонная! – Мама неодобрительно насупилась. – Ты ей сказал, что болен?

– Угу, сказал. Завтра придет после школы.

– Зачем это еще? – насторожилась мама.

– Прическу новую показать. Успокойся, успокойся, я пошутил! Темы по инглишу сверим к субботе.

Мама, удовлетворившись версией, направилась в кухню, а я взялся за фотоальбом. Минут за десять, морща лоб и пыхтя, вспомнил имена и клички двух третей класса, но человек пять смог восстановить только по фамилиям, и то не с полной уверенностью. По окончании учебного года из двух классов сделают один, остальных разгонят по обычным школам и училищам. Вот ушедших после восьмого я помню, за редким исключением, плохо.