Молот Радогоры - Александр Белов

Истина подвижна. Она лавирует в жизненном потоке. Привыкание к сложившимся способам ее поиска и определения — опасно. Ценность истины не в том, что она вечна и неопровержима, а в том, что она наиболее актуальна и целесообразна для данного исторического момента. Вот принципиальная идея Новой Традиции и ее Новой этики.

КПД истины должен быть максимальным. Авторитет сложившейся истины — понятие, ничего не значащее. На нем часто вытягивает уже совершенно очевидная немощь и дохлятина. Первыми постигли это, и, в какой-то мере, предвосхитили Новую Традицию дзен-буддисты, когда ритуально повернули свои голые задницы к изображению Будды.

Примерно то же самое сделал легендарный Брюс Ли, вставший на пути всего восточного боевого традиционализма со своим Джет-кун- до.

Новая Традиция — это только то, что противостоит традиционализму с единственной целью: оживить общественное бытие, извлечь из рутины самозабвенного успокоения и исторической дряхлости. Стало быть, Новая Традиция должна обеспечить жизнеспособность всему процессу воспроизводства нации в продуктах ее духовного и материального творчества.

Кончался век. Время дышало нам в затылок тяжелым дыханием традиционализма и обычной прижухлой старости. Кончался век и мы открывали новую страницу своей истории, выпуская на волю всех чертей своей одержимости и неуспокоенности.

Глава II. Пепел сердец

История человечества предстает в социальных и межнациональных отношениях. Говоря проще, вся история человечества — сплошное выяснение отношений между людьми. Только выяснение либо внутри одного народа, то есть между собой, либо со своими соседями.

Во всей этой колготне кто-то вдруг начинает брать первым голосом. Например, рядовой труженик. Благодаря марксистской теории, он сумел заявить о своем видении социальной справедливости.

Главный его опровержитель — предприниматель. Они не совпадают в вопросах не только экономического порядка, но и во взглядах на политические основы общества. И тот, и другой прошли громадный исторический путь. Оба начинали еще на заре человеческой цивилизации. И что же? Разве только они являются носителями человеческой истории?

Получается так, что проблема социального строительства ориентируется только на политические интересы этих двух классов. И даже традиция общественного разделения на левых и правых является еще одним подтверждением того, что вся жизнь вращается вокруг них. В том случае, если левых и правых определять по классике: левые — социалисты, коммунисты, либо прочие «народно-ориентированные»; правые — национально-буржуазные движения.

Общество упорно не замечает или не признает значения еще одной исторической силы, которая тихо сносит свое унизительное положение. Этой силой является воинство. То есть особая общественная категория служилых людей, обеспечивающих силовую поддержку власти. Таким образом, воинство всегда более широкое понятие, чем только Армия. Оно имеет, по меньшей мере, три разновидности:

защита Государства по внешнему фронту (Армия);

защита Государства по внутреннему фронту (система охраны правопорядка и законности);

защита Государства на отдельных направлениях критической важности, а также защита личности.

К последнему относятся категории спасательных служб, частной охраны, фельдъегерская служба, инкассация и другие. Все это, вместе взятое, обеспечивается профессиональной деятельностью людей, не подходящих ни под какое иное социальное определение, кроме как «воин».

Хотите убедиться? Пожалуйста!

Рабочий, крестьянин, чиновник, предприниматель, интеллигент, воин… Все.

Социальная значимость, которую несет на своих плечах воинство, столь велика, что ее просто нелепо сравнивать с какой-либо другой «социальной отработкой». Например, социальным продуктом крестьянства. Подумайте сами, разве можно поставить на одни весы тысячи жизней защитников Закона с тоннами картошки и зернобобовых? Как же тогда получается, что крестьянство, с точки зрения общества, стоит куда выше воинства, поскольку имеет свой социальный статус? Ведь общество не только не рассматривает воина как единый общественный класс, оно опускает его значение до уровня сферы бытового обслуживания. Уровень жизни армейского офицера, например, равен уровню жизни грузчика овощного магазина. Общество смогло изгадить моральный престиж офицерства, не говоря уже об абсолютной его социальной и экономической незащищенности. Единственное, что все-таки пока разделяет грузчика и офицера — это уровень задач, возложенных на них обществом.

А теперь зададимся вопросом, почему вообще так важно, чтобы воинство заявило о себе как о единой классовой общности?

Во-первых, потому, что воинство всегда играет стабилизирующую роль в обществе. В силу своего исторического и социального призвания оно способно уравновешивать политические страсти, приносящие вред государству. Оно способно не допустить гражданские столкновения, распад общественной стабильности и криминальное разложение Государства. Именно воинство. Ведь не депутаты же парламента идут на бандитские стволы.

Однако для этого воинство должно представлять собой единую, общекоординированную «третью силу». Независимую, в равной степени, от влияния, как левых, так и правых.

Во-вторых, важность классового объединения продиктована тем, что зашита Государства — это единая задача, независимо от того, на каком фронте она осуществляется, на внешнем или на внутреннем. У нас же внутренний фронт переведен в гражданскую категорию и офицерство в полицейских органах вообще не рассматривается как военное офицерство. Тогда как охрана Государства должна быть делом единой, однородной социальной общности. Не ведомственные интересы и полномочия должны являться гарантом безопасности Государства, а существование социально стабильного воинства.

В-третьих, это объединение возвысит общественную роль воина, заставив с ним считаться по уровню его реального, общественного достоинства. Только став «третьей силой», воинство сможет отстоять свои интересы, ибо интересы эти в обществе не отражают ни левые, ни правые.

Политикам только кажется, что они обладают властью. Реальная власть у тех, в чьих руках оружие, кто профессионально организован и подготовлен к решению боевых задач. До той поры, пока общество это не осознает, оно будет являться заложником политических интриг и партийного противоборства. А может быть и партийного строительства, как это уже было в нашей истории. Оно будет в оцепенении гадать, на чьей стороне Армия, и что произойдет, если Армия станет оружием тотальной правой или тотальной левой Идеи.

А Армия должна быть на стороне воинской Идеи. Но гарантией этому может быть только создание «третьей силы», то есть создание общеединого воинского класса, воинского сословия. В этом случае воинству не придется ни к кому примыкать, и оно останется верным собственной идее, идее общественного стабилизатора.

Самая распространенная реакция либералов на возможность воинского сплочения — это вопли о подготовке военного переворота. Они боятся, что воины захватят власть. Они не могут понять простой истины, что воинству не нужно ничего захватывать, поскольку оно уже обладает властью по факту своего социального положения. Вопрос власти для воина состоит только в том, выполнять или не выполнять приказы. Или в том, чьи приказы выполнять. И все. Это пролетарии брали власть в 17 году, вытеснив из нее старорежимных воителей Российской империи. Однако вот незадача — пролетарии на воинских ролях переродились в воинов. Рабочие и крестьяне, пройдя армейскую школу, стали «красными командирами». А уж их дети, унаследовавшие профессию защитника Отечества, весьма условно совпадали с пролетарским самоопределением.

Слабое, распотрошенное, задавленное внутренними противоречиями или несовершенством закона воинство выгодно только тем, кому на руку общественная нестабильность. Тем, кто зарабатывает на этом политический и экономический капитал.

Один из таких, довольных жизнью людей, широко улыбаясь, говорил мне: «На предстоящих выборах я буду голосовать за Ельцина. Нет, я не демократ, мне на все это наплевать. Просто, если к власти придут коммунисты, они наведут порядок, а это не входит в мои интересы».

Дело здесь, конечно, не в коммунистах, как они все умеют делать, мы уже знаем. Порядок — вот где собака зарыта! Как боится вся эта приблудная к демократии братва понятия «порядок»! Их угнетает само сознание возможности общественного и правового порядка в стране. Потому-то воин всегда для них будет символизировать врага, ибо воин и есть порядок и человеческая организованность.