Золотая нить времен. Новеллы и эссе. Люди, портреты, судьбы. - Светлана Макаренко-Астрикова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Корсаков Николай: весьма пылок, непризнателен* (* старинное – неблагодарен – Р.), скрытен, нерадив, неопрятен, насмешлив; впрочем, усерден, услужлив, ласков. При больших способностях к учению и самонадению, менее прочих прилагает старания. Николай Корсаков столько счастлив памятью и одарен понятливостью, что с первого взгляда, обняв в мыслях изъяснение, считает себя свободным от внимания, и, кажется, не чувствует пользы постоянного прилежания, однако же успехи его в обоих языках довольно хороши..»
На минуту усердный гувернер прервал писание и прислушался к царящей вокруг тишине. С верхних этажей почти не доносилось никаких звуков. Тени от масляной лампы кругами плясали на стене комнаты и причудливые каракули, начертанные грифелем на стене, увеличивались темнели, светлели, становились ломанными линиями, замысловатым узором, пентограммою, всем, чем угодно, только не стихотворными строками, которые позволил он непоседливому «нумеру четырнадцатому» начеркать прямо на стене.. Василий Федорович Малиновский сперва все ворчал было на эти собрания, но как же стеснить пыл мальчишеский, что не обласкан родительским вниманием в годы ученичества: порядки лицейские строги и видеться с родителями господам студентам – или ученикам все же? – невозможно. Потому и рад бывает искренно Сергей Гаврилович, что по субботам вечерами собираются в его скромной квартире в бельэтаже7лицеисты и за простым угощением: яблоки, булки с маслом, стаканы черного чаю или морсу клюквенного, – ведут разговоры о литературе, стихах, о том, что долговязый и неуклюжий Кюхля, Вильгельм Кюхельбекер, сын покойного почтенного Карла Кюхельбекера, управляющего гатчинским поместьем покойного Государя Императора Павла Петровича, придумал, ни много, ни мало: «Философический словарь» со своими собственными мыслями и толкованиями.. Как бы припомнить, на днях нескладный Кюхля читывал нечто из него, и сие обратило на себя внимание господина профессора Куницына.. Дай Бог памяти! Ах да, вот это:
«Знатность происхождения: тот, кто шествует по следам великих людей, может их почитать своими предками. Список имен их будет его родословною.»
Или вот еще, кажется, господин Вильгельм сказал, что сие невообразимое по вольности изречение – цитата из Шиллера:
«Государь (самодержец) всегда будет почитать гражданскую свободу за очуженый удел своего владения, который он обязан обратно приобрести. Для гражданина самодержавная верховная власть – дикий поток, опустошающий права его..»
2.
Власть Государя – «дикий поток»… Ах, ну что за дикие мысли! Якобинство в Лицее?! Только этого и не хватало! Да вроде нет, они еще совсем мальчишки, по вечерам в рекреационной зале у них – мячик и беготня, бывает, так шалят и резвятся, что в забывчивости скидывают с себя синие форменный сюртуки с золотошитыми воротниками, и остаются в одних рубашках.. То же в фехтованье и танцах: сперва неуклюжи и робеют; от их неловких движений гасятся высокие канделябры со свечами, но потом, освоившись, хохочут, картинно дурачатся, дразнят друг друга изысканными поклонами, копируют все жесты и па.. А Николай Корсаков, тот частенько уклоняется от участия в танцах и боях фехтовальных и все более сидит в углу залы, наигрывая на своей маленькой кефаре8 нежные мелодии..
И, вправду, в такие мгновения сильно походит он на кудрявого и капризного Феба и лицо его озаряется мечтательною думою… О чем? Или более того – о ком?.. Все окрестные дома Сарскоселья9распевают нежный романс корсаковский на стихи нумера четырнадцатого «Вечор мне Маша приказала», а барышни Малиновские, не далее, как вчера, все приставали к отцу своему, Василию Феодоровичу10 с расспросами о смуглом егозе Пушкине и все чертили что то в свои девичьи кружевные альбомы.. Сергей Гаврилович задумался.. Интересно, уж не показывали ли барышням Малиновским лицейские проказники свой журнал рукописный, расписанный, опять же, четким, с затейливыми завитушками, хорошо поставленным, почерком Корсакова, который был заодно и редактором его? Забавные истории пишут там господа воспитанники, и назвали его так затейливо: «Лицейские мудрецы», а с виду журнал, сей просто – тот же альбом, в темно – красной сафьяновой обложке, с медными застежками.. Вечор как то удалось ему взглянуть на страницы сего «рукописного вольномыслия» и прочел он там, немало изумясь, следующее:
Осел – филосОф.
«Я слышал, помнится, где то, что в древние века ослы были в большом почете. Племя разумных ослов почти совсем истребилось; однако же, оставалось несколько ослов, которые, несмотря на пагубное течение залива правды, на сияние, как бы сказать, лягушечного сиропа, потеряли всякий бюст всемирной истории..
Что Читатель?.. Неужто не понял ты, что это – бессмыслица?.. Экий дурак! Смейтесь над ним…
Ха!.. ха..! ха!.. ха!…»
Авторства под сей баснею указано вовсе не было, и сколько не хлопотал дотошный гувернер, установить его он – не смог. Рука же была точно – Корсакова, твердая, уверенная, но и отпирался «кудрявый певец» от написания сей возмутительной безделки с тайным умыслом, столь же непреклонно и твердо!
3.
По мнению педанта Чирикова, уж лучше бы воспитанники лицейские более склонялись к изучению наук сериозных, к примеру, к – философии, юриспруденции, но, с другой стороны, иметь вкус к изящному – разве же возбраняется? И сам он стихотворством баловался не раз и знает, как пленяет поэзия, как может она властвовать над умом.. Велика та власть и оставляет отпечаток на человеке, на душе его – навсегда.
Слыхивал он краем уха, и что Государыня Императрица Елисавета*11) Алексеевна сильно интересуется судьбою ее соседей – отроков по Дворцу, и именно под ее неусыпным и благосклонным вниманием Николай Феодорович Кошанский так много старания и времени уделяет литературным склонностям учеников своих.. Намедни они розу описывали в разных состояниях: и в росе, и ввечеру, и свежую, и увядшую, так лучше всех опять вышло у «нумера четырнадцать», да, пожалуй еще у барона Дельвига, сонного и смешного увальня… А Корсаков, тот слабые вирши пишет, несмотря на то, что брат его родной, Павел Корсаков – литератор, издатель и цензор, журнал, довольно солидный, с господином Загоскиным издавать затевает. 12Семья Косаковых весьма приличная, поговаривают о том, что члены ее – ветвь захудалая княжеского рода.. Оно и видно, манеры у Корсакова – отменные, а чего недостаточно, то – добавится строгим лицейским воспитанием, на то и учреждено сие заведенье необычное, не было еще такового в истории российской! Вот только доучились бы все здоровыми: нескладный господин Вильгельм все на головокружения жалуется, вечно сонный барон Дельвиг опасения внушает за ум свой, тоже – сонный и вялый.. А Корсаков..
Да, а что же – Корсаков? Этот – грудью слаб, потеет по утрам и кашляет так, что будит соседей своих по нумерам.. Надо бы его поить портером да молоком коричным, да вот только сочли недавно Его превосходительство Василий Феодорович вместе с экономом и кухмистером лицейским баловством давать господам ученикам по утрам портер, разбавленный водою. Не вменять же вновь винное лакомство в правило ради одного лишь воспитанника! Тем более, что шептал ему на ухо вездесущий «лисичка» – ябедник, Сергей Комовский, что пробавляются господа лицеисты: Пушкин, Пущин, Матюшкин, Корсаков и даже – князь Горчаков! – пуншем, что собственноручно изготовляют втихомолку ото всех в нумерах своих… А сахар для сего противного зелья берут из лавки Леонтия, которому за его баловство господ воспитанников давно бы следовало отставку учинить! Да разве же послушает директор Малиновский добрых советов?! Только и ограничится тем, что посадит воспитанников провинившихся дни на два, на неделю, за «черный» стол, поставит на колени на молитве, да занесет сгоряча фамилии шалунов в «черный список» выпускной классной ведомости, а потом, несколько времени спустя, при огарке свечном, в кабинете, почти таясь, будет исправлять своеручные записи в журнале.. Чириков уж не раз видел такое.. И что тут поделать?.. Вольный дух царит в Лицее, ох? вольный!
Сергей Гаврилович осторожно присыпал лист ведомости белым песком, зачем то слегка подул на него.. Крупинки песочные тотчас полетели ему в глаза.. Он зажмурился.. закашлялся.. Что – то здесь еще нужно было добавить, в ведомости сей? Что? Забыл… Ах, да.. Подписи.. Перо вновь с нажимом заскрипело, выводя завитки парафа: «Гувернеръ С. Чириковъ.. Надобно будет место оставить еще для росчерка властного Николая Феодоровича*13 Тот, небось, как всегда, станет морщить лоб, читая отзыв, столь «лестный», о Корсакове, ибо вечно, умудренный и умягченный изящными науками профессор, находит, что он, педант – воспитатель Чириков, несостоявшийся пиит российский, «баловень словесности», «Герой Севера»14 пристрастен к господам лицеистам..Ох, как пристрастен! Ну да уместно ли сие пристрастие и благотворно ли оно – время покажет!..
