На пороге Тьмы - Андрей Круз

Я так задумался, что когда машина подскочила на очередной глубокой колдобине, какими был богат этот грязный проселок, я даже приложился затылком о заднюю стенку кабины, на что водитель сказал:

— Не погни.

— Раньше машины были крепкие, — ответил я.

— Голову не погни, за машины я знаю.

Я постучал по металлической простенькой панели с овальным лючком «бардачка» испросил:

— Так это «Опель», говоришь? Твоя или работаешь на ней?

— Моя, — гордо кивнул он, — Когда взял, пробега на ней мало было. И вообще почти без проблем машина.

— Дорого обошлась? — поинтересовался я, но так, лишь бы хоть что-нибудь спросить.

— Почти что в собственную башку, — засмеялся он, — Купить машину у нас трудно, то есть вообще не продают. Надо самому добывать.

— В смысле? — не понял я.

— В простом, взялся объяснять он, — Машин целых не так много осталось, времени-то прошло немало… ну, местного времени, в смысле, с того как тут…, - он защелкал пальцами, подыскивая слово, и я ему помог:

— Я понял.

— Ага, ну вот. Да и вообще не так их тут много было, я так понимаю, что тут больше на лошадках катались. Ну и лишних вообще нет, если она целая, то могут просто на запчасти разобрать, а их на складе сложить. Так и делают в основном, чем потом-то чиниться? Если литье какое несложное или слесарка — сами сделают, а что посложнее — уже трудно. Поэтому начальство давится жабой и машины никому не дает. Нужна — найди сам…

— И ты сам добывал? — уточнил я.

— Ага. Нашел хорошее место, где они вроде как на консервации стоят, договорился на тягач, да и вывез. Две вывез в общей сложности, одну городу отдал, они за целые платят хорошо, вторую себе оставил.

— А с башкой чего?

— Да вывез из одного места, а это на границе тьмы, считай. Там всякое случается, да и светлого времени мало, часа четыре всего. Когда вторую тащил, чуть не накрылся. Но вот, теперь катаюсь.

Он гордо похлопал по баранке, добавив:

— Везде лезет, везде тащит. Зверь-машина.

— Ты сам по себе работаешь? — задал я следующий вопрос.

— Не, я на должности в Горсвете, просто сутки через трое хожу, остается время еще и для себя подшуршать мальца. Так, за чуток, на пивко и бензин. Сейчас вот с халтуры еду.

— А что делал?

— В Митино катался, лампочки выкручивал и провода снимал. Лучше бы еще за машиной сгонял, но это напарник нужен, а его нет. А так электрика всякая в дефиците, чуть не на вес золота. Производство не наладили, хоть и мечтают. Не хватает чего-то. У нас только бензин с соляркой тут производят.

Бензин, кстати, попахивал как-то странно, я еще в первый момент обратил внимание, когда машина близко подъехала, но значения не придал, не до того было. А теперь заинтересовался, раз уж Федор сам тему поднял.

— А с бензином как?

— Дороговато, но есть, — ответил Федор.

— Откуда? Из запасов?

— Ты че? — удивился он. — Какие в дупу запасы? Запасы все давно закончились. Из угля гонят, по немецкой технологии. Ну и масла всякие, они тоже нужны.

— И как?

Про немецкий синтетический бензин я слыхал и читал, немцы в войну вроде не жаловались на него. Разве что дороговат он выходил, если мне память не изменяет. Но может и изменять, не уверен.

— Да нормально, видишь — бегает, он в очередной раз постучал по рулю, как делал каждый раз, когда заговаривал про свой "Опель", — Моя «минерва», что в той жизни осталась, от такого бы масла с бензином загнулись, а «опелек» этот жрет и радуется.

— Че за "минерва"? — удивился я.

— Внедорожник японский. У вас таких не было? — даже не удивился он.

— Не было.

— Значит че-то другое было, — заключил он с уклоном в некую философичность.

— Ага, наверняка, — поддержал его вывод я.

Вскоре машина выбралась на старую и здорово разрушенную асфальтовую дорогу, на которой трясти стало даже хуже, да и кузов загромыхал еще громче. Стало шумно, разговор увял.

Первое доказательство того, что Федя не псих, пришло, когда из-за поворота дороги показалось поле, тянущееся к большому городу, а затем мы проехали мимо потрескавшегося бетонного указателя с каким-то барельефом, изображающим шахтеров и металлургов в трудовом порыве, и с надписью под ними: "Углегорск. Город трудового подвига".

Город явно был не маленьким. Если бы у нас такой был, я бы о нем слышал так или иначе. Виднелись трубы заводов, тянулась серой лентой река, теряющаяся между домами. За рекой виднелись холмы, чуть дальше превращающиеся почти что в горы. Если приглядеться, там можно было увидеть какие-то металлические конструкции, экскаваторы, еще что-то. Все тоже с виду заброшенное, но явно указывавшее, что тут есть что добывать.

— Углем город жил? — уточнил я.

— Углем и сталью, тут железа полно. Но мы только уголь добываем.

— А чего так? — удивился я.

— Металлолома выше головы, на веки вечные хватит, — объяснил он, — Но металлургический частично работает. Раньше он тут огромный был, а у нас так, фурычит помаленьку. Чуть-чуть тот же металлолом плавят, чуть-чуть катают, чуть-чуть льют и чуть-чуть слесарят даже прямо там. Железную дорогу вот строят, до Карьерного уже дотянули, «овечка» ходит. Электростанция есть, правда она только на завод работает и еще на пару мест.

Поймал себя на ощущении, что смотрю телевизор. Репортаж с мест, о проблемах промышленного региона. Осознать тот факт, что я сам сижу в этом репортаже, пока не получалось. Было абсолютное ощущение нереальности всего происходящего вокруг.

Чем ближе к городу, тем все более мрачное впечатление создавал он. Он был заброшен, и это уже бросалось в глаза. Даже пять лет без людей не проходят бесследно для места, где люди должны быть. Это как покинутый дом вдруг начинает разрушаться удивительно быстро. Пока люди живут — ничего с ним не делается, а как покинут — и сразу трещины, запах затхлого, что-то ломается… Странно, но правда.

Да и с того момента, как люди исчезли, прошло уже не пять лет, как я понимаю, а все пятнадцать. Пыль, грязь, бурно разросшиеся кусты, осевшие деревянные дома — окраина, частный сектор. Чуть дальше. ближе к центру, начали попадаться двухэтажные деревянные на каменных цоколях. Я таких давно не видел, а вот с детства их еще помню, настоящие бараки, у нас такие на противоположной стороне улицы были. Даже без водопровода, кажется, там на углу колонка стояла, возле которой мы обожали играть. А тетки, приходившие из бараков за водой, нас гоняли почему-то.

Колонки и здесь были. Тоже заброшенные, поржавелые, с облезшей синей краской. Из них воду давно не добывали, видать.

— А что людей не видно? — удивился я.

Действительно, улицы поражали еще и абсолютной безлюдностью. Пусть тут семнадцать тысяч населения всего, но хоть кто-то должен был мелькнуть.

— Люди в центре живут, компактно, — пожал он плечами, словно удивившись наивному вопросу, — Там и дома каменные, и безопасно. И сектор огорожен более-менее.

— А тут что?

— Тут опа-асно, — словно удивившись вопросу, протянул он, — Съесть могут или чего другое. Не так, как возле границы Тьмы, но тоже черт знает что творится.

— А так и не скажешь, — сказал я, глядя в окно, — Просто заброшенное место с виду. Пусто очень, правда.

— Это днем. Ночью куда хуже. Боремся как можем, но город большой. Везде не успеваем. Тут раньше тысяч двести населения было.

— А в центре безопасно, говоришь?

— Ага, если по ночам не гулять.

— А чего по ночам делаете?

— Дома сидим и водку пьем, — усмехнулся он, — Или чем другим, если есть с кем. Да увидишь все, поймешь по ходу, есть где людям собраться и под крышей. Нормально живем, как люди, пусть и трудновато. А то начну объяснять, и только запутаюсь. Помаленьку все. Поначалу главное слушай внимательно, что говорят. И все правила читай. Где они есть, там и читай, они тут не просто так писаны. А там работу найдешь, устроишься, разберешься. Сам таким был поначалу, вопрос на вопросе.

Вытащив из кармана серебристый портсигар с какой-то надписью, в котором обнаружился ряд толстых папирос. Он вытащил одну, смял в подобие примитивного фильтра и закурил.

— От прежних остались, или местные? — спросил я, приоткрывая стекло двери.

— Курево-то? Местное, армяне какие-то гильзы делают и продают, а по реке возят табак с юга. Набиваем уже сами, машинками. Нормально, курить можно. Будешь? — протянул он мне пачку.

— Не, спасибо, не курю я.

Машина пару раз вильнула по улицам, разминувшись с большим встречным грузовиком, выехала на относительно широкую улицу с вросшими в брусчатку трамвайными путями, загремела покрышками по булыжнику. Затем нам навстречу попалась бронемашина с открытым верхом, в которой, судя по торчащим головам, сидело человек пять, и на турелях стояли аж три пулемета.

— Классный «скаут», ленд-лизовский. А мужики в нем — разведбат, — пояснил Федор с уважением, — В рейды хрен знает куда катаются, самая белая кость в городе. Но туда попасть — такой отбор пройти надо, что лучше и не рыпаться.