Одна жажда на двоих (СИ) - Ночь Ева

На Стефана смотрели свысока. Все, кроме Влада. Он был единственным, кто протянул ему руку. Так родилась их дружба.

Стефан не нуждался в поклонении и почестях. Стеснительный, робкий, впечатлительный по натуре, он и раньше не любил толпу, а поэтому симпатии одного единственного человека ему хватило с головой, чтобы не чувствовать себя абсолютным нулём.

Позже было всё: зависть, ненависть, козни, издевательства тех, кого он легко обошёл по многим статьям. Стефан бы тяжело переживал всё это, если бы не Влад Астафьев.

Они дополняли друг друга. Зажатый нелюдимый Стефан и общительный Влад, о котором нередко говорили: шило в заднице. Он умел очаровывать, сводить к шутке любую гадость.

Точно с такой же виртуозностью Влад умел врать, не моргнув глазом, и мстить с улыбкой на лице. Ему прощали всё. За лёгкий характер, внешнюю неконфликтность. И только Стефан знал, какой он на самом деле.

— Мир не должен видеть твоих слёз! — пафосно цитировал Астафьев кого-то из старших. А может, стырил эту фразу в социальных сетях и легко присвоил себе. — Что бы ни случилось — улыбайся! Пусть сдохнут враги, пусть подавятся завистники!

Стефан так не умел, поэтому учился отмораживаться. Это ему удавалось лучше.

Они многому учились друг у друга. Разные, но в том крылась их сила, что умножалась при взаимодействии.

Они ходили друг к другу в гости, но как-то так вышло — больше к Стефану со временем.

— Ну их, — махал рукой Влад в сторону своих родителей. — Вечно всем не довольны. Туда не ходи, с тем не дружи.

Так Стефан понял, что Астафьевы его не жалуют. Но им с Владом хватало школы и совместного времяпровождения на нейтральных территориях: Нейманам их дружба нравилась.

— У настоящего мужчины, — говорил Стефану отец, — должен быть пусть один, но верный друг. Тот, с кем не страшно в огонь и воду, к кому можно повернуться спиной и знать: не ударит, а защитит. Я рад, что у тебя такой друг есть.

Стефану казалось, что отец его недолюбливает. За порывистость, впечатлительность, ранимость. Отец вечно хмурился и отчитывал, выказывал недовольство и учил быть пожёстче. У Стефана получалось плохо. Зато отцу нравился Влад: стрессоустойчивый, неконфликтный, умеющий за себя постоять.

— Не расстраивайся, — сглаживала углы мама, что всегда чувствовала его очень хорошо, — ему просто тяжело принять другого человека не по своему образу и подобию. Ему кажется, что если ты его сын, то должен быть во всём на него похож, а так бывает очень редко. Ты индивидуален, и это прекрасно.

Она всегда его понимала. Умела находить нужные и важные слова. Всегда улыбалась и, наплевав на отцовские запреты, самостоятельно возилась на кухне, презрев элитного повара, что нанял отец, как только они приобрели «статус». Положение, которое ещё нужно было отвоёвывать и отвоёвывать. Но отец к этому стремился. Упрямый. Жёсткий. Деловой. Человек, что ставил цели и добивался своего. Сумел подняться и не собирался падать.

Так пролетели пять лет — прошуршали велосипедными шинами, отзвенели школьными звонками, отгремели первыми запретными бунтами, когда пиво исподтишка пили и сигареты на вкус пробовали; когда ловили заинтересованные взгляды девчонок, хоть к тому времени — Стефан это понимал — ничего особенного ни он, ни Влад из себя не представляли.

К четырнадцати Влад наконец-то вытянулся. Два дрища без мускулов, хоть и пытались их нарастить, в секцию спортивную ходили, осваивая азы восточных единоборств. Это тогда было модно.

Они чем-то неуловимо походили друг на друга. Может, это дружба их такими сделала. Одинаковые причёски с непокорными чубами — у Влада тоже слегка волосы вились, не так сильно, как у Стефана, но всё же. Почти одинаковое телосложение — худые и длинноногие. Только у Стефана глаза серые, а у Влада — карие, но кто на это внимание тогда обращал? Их нередко считали братьями, а они этим гордились.

Детство кончилось внезапно. Стефану тогда исполнилось тринадцать. Сегодня ему вполовину больше, но то лето он до сих пор не мог вспоминать без содрогания.

То, что он остался жить — чистая случайность. А может, воля судьбы, как позже уговаривала его Тильда — жена его дяди, двоюродного брата по отцу.

Стефан остался жив только благодаря Владу. Это он утянул его в тот роковой вечер из дома. Это он задержал его до глубокой ночи.

Они такие вылазки проделывали неоднократно. И Стефану иногда перепадало на «орехи». Та незапланированная дерзкая вылазка сохранила ему жизнь, а мать и отец погибли.

Это он, убегая, снял сигнализацию, чтобы благополучно вернуться назад и никого не потревожить. За это Стефан винил себя долгие годы. Изматывал отчаянием, проигрывал разные варианты. Позже понял: это было не простое ограбление, как потом выставили зверское убийство Нейманов, а хорошо спланированная операция.

Евгений Нейман, его отец, кому-то перешёл дорогу и за это поплатился жизнью. Вместе с ним порешили охрану и его жену — мать Стефана.

Она была ещё жива, когда он вернулся. Умерла буквально у него на руках. Умерла с улыбкой на губах.

— Ничего, сынок, главное — ты жив, — прошептала мама, прежде чем впасть в беспамятство. Это были её последние слова. Больше она в сознание не приходила и скончалась тихо уже в больнице. Но для Стефана она умерла там, в большой гостиной, рядом с тяжёлыми гобеленовыми портьерами, где он сидел и держал её голову на коленях, прикасался руками, пытаясь оттереть кровь с её лица.

Он сам вызвал «скорую» и полицию. Как — не помнил. Всё, что случилось после маминой улыбки, погрузилось во тьму, словно занавес упал.

Стефану было тринадцать, а поэтому его, как вещь, отдали дядьке по отцу — малознакомому типу, которого он почти не знал. Два года кошмара, чужой дом, другая школа… Он как-то жил и даже учился, но то время почти не осталось в памяти.

Они с Владом даже не успели попрощаться — так всё по-дурацки тогда получилось… Влада к нему не пускали родители, а Стефану было не до друга. Он тогда себя почти не помнил. Расстались резко, на годы.

Кажется, Влад пытался звонить поначалу. А потом Стефан сменил номер телефона — не мог погружаться в прошлое. Хотел вырезать этот период жизни из себя, вырвать с мясом, чтобы хоть немного притушить ту боль, что терзала его день и ночь, не давала покоя, грызла изнутри. Боль и чувство вины.

Он начал оттаивать и приходить в себя, когда его забрала Тильда — Матильда Эдуардовна Нейман, жена двоюродного брата его отца.

Это было начало эпохи Возрождения, когда Стефан принял жизнь, но не смирился с потерей. Когда понял, как жить дальше и что делать. Когда наконец-то обрёл цель: найти того, кто стоял за смертью его родителей.

К тому времени он уже понимал: это было заказное убийство.

Кому-то Евгений Нейман крупно насолил, и Стефан решил узнать имя заказчика во что бы то ни стало.

Если бы сейчас кто-то свыше позволил ему повернуть время вспять, он бы сто раз подумал: так ли сладка месть? Но тогда он этим горел и жил.

В двадцать один легко отправлять людей «на плаху». И он сделал это тогда без сожаления, считая, что поступает правильно.

Глава 6

Он убил отца Влада — Георгия Астафьева.

Не своими руками, конечно. Но «автокатастрофу» продумал до мелочей. И в «кустах» сидел, наблюдая, как погибает «враг».

После такого внутри — выжженная до основания пустыня. Земля, где не растут даже колючки. И чувство, что он чего-то не углядел, что-то пропустил. Но в то время Стефан уже научился вовсю пользоваться собственными гениальными мозгами и чувствами — теми, что ещё остались. Порывистый впечатлительный юноша давно умер в нём. А взамен появился Стефан Нейман — холодный сукин сын, не знающий жалости и поражений.

А где-то через полгода после гибели Астафьева-старшего судьба снова свела его с Владом.

Это было как возвращение в прошлое. В те времена, когда была крепка и абсолютна их дружба.

Стефан не верил в предрассудки, в разговоры про «яблочко от яблоньки» и точно знал: в том, что случилось с его семьёй, Влад не виноват и не отвечает за отца.