Гамлет шестого акта - Ольга Михайлова

Но разве благ заслуживает он за свои скотские искушения?

Глава 2. «Я пока далёк от оценок…»

В вечер по приезде Клемент Стэнтон постучался в спальню сестры, и обнаружил её с книгой на обтянутом шелком пуфике возле окна. Он опустился в кресло рядом.

— Зачем Софи привезла сюда эту Хетти Нортон? — голос Бэрил был тосклив и, как понял брат, продиктован ревностью.

Клемент смерил сестру долгим мрачным взглядом. На приезд в Хеммондсхолл мистер Стэнтон возлагал весьма большие надежды — и не только финансовые, но и матримониальные: четыре года назад он влюбился в мисс Софи Хеммонд. Влюбился он со странной для этого бесстрастного человека пылкостью, мечтал о женитьбе на кузине и сейчас, при одной мысли, что она совсем рядом, здесь, в доме, чувствовал, что теряет голову. Но и выдать замуж свою сестрёнку и наконец избавиться от неё — тоже хотелось.

Клемент не любил Бэрил. Некрасивая, жалкая, ничтожная — она бесила и компрометировала его. Он всегда, с детства, срывал на ней зло и смеялся над её длинным носом, изощряясь в издевательствах, как умел. При первой же возможности пристроил в столичный пансион, где та пробыла семь лет. Он аккуратно оплачивал её личные счета, приходившие из Лондона, скромные и незначительные, хотя сам он считал нужным постоянно уличать её в мотовстве и упрекать в чрезмерных тратах. Стэнтон никогда не принимал приглашения на вечера, проводящиеся в пансионе, и отказался выступить попечителем, стыдясь сестры. Появлялся он там, когда привозил Бэрил и когда забирал её на вакации, — и то, посылая за ней к миссис Линдон гувернантку, пока сам ожидал в экипаже. И лишь забирая её из пансиона навсегда, Стэнтон вынужден был зайти туда. Бэрил была готова, стояла у входа с саквояжем. Клемент изумился: проводить сестру вышли двадцать девиц и сама миссис Линдон, приятная особа лет пятидесяти, сохранившая следы былой красоты и величавость осанки. К его насмешливому недоумению, она выразила искреннюю скорбь по поводу расставания с такой милой особой, как мисс Бэрил, заметив, что более понятливой ученицы у неё никогда не было, и заверила его, что супруг мисс Стэнтон, приобретя её, получит подлинное сокровище. Стэнтон едва сумел сохранить тогда на лице подобающее случаю выражение. «Супруг мисс Стэнтон!»

Но смех смехом, а теперь Бэрил надо было пристраивать. Из-за вечных насмешек Клемента она не умела кокетничать, нравиться мужчинам, прилично приодеться, скрыть недостатки внешности и теперь это оборачивалось против него.

По счастью, Бэрил располагала неплохим приданым. Стэнтон пригласил с собой в поместье двух приятелей, чье финансовое положение было плачевным — Чарльза Кемпбелла и Гилберта Моргана. Он не скрыл своих планов от Бэрил, и та, жаждавшая покинуть дом брата, чтобы избавиться от вечных унижений, была согласна выйти замуж за чёрта. Появление в их обществе Эстер, довольно симпатичной девицы, в её планы не входило, и брат понимал сестру. Он ответил не на слова, но на мысли Бэрил.

— Не думаю, что она придётся по душе Гилберту или Чарльзу. — Он цинично усмехнулся. — Гилберт — наследник сэра Меттью Корбина, но тому всего сорок пять, он спортсмен, и нужно ангельское терпение, чтобы спокойно дожидаться этих денег, а Гилберт им не обладает, к тому же, поговаривают, что сэр Меттью собрался жениться. Плакали тогда его денежки. Он ведь рассчитывал на Чедвика, но тот ему ничего не оставил… Я не знал… ну да ладно. У Чарльза же — долги. И никаких шансов поправить дела. Они знают, что у тебя тридцать тысяч, и ты можешь получить солидный кусок собственности дяди Лайонелла. А что у этой дурочки, чтобы они её заметили?

Аргумент Клемента убил Бэрил. Убил и честностью, и безжалостной откровенностью.

— Перестань, Клемент! — Бэрил чуть не заплакала.

Стэнтон поморщился. Он не любил женских истерик. Да, сестрица уродина и дура, но разве это её вина? Сейчас он вовсе не хотел задеть Бэрил, это получилось ненарочито.

Вообще-то он был неправ. Бэрил не была красива, но обладала большим и живым умом. Жизнь воспитала в ней, практичной и уравновешенной, понимание её ущербности, но она же дала ей и повод меньше думать о себе и больше размышлять об иных вещах. Однако Бэрил не привыкла много говорить, а с Клементом вообще трудно было разговаривать, когда он был не в духе, а не в духе он был всегда, когда видел её, — и потому братец пребывал в полнейшем неведении об уме и чувствах сестры. Клемент снова тяжело вздохнул. Сестрица с её обидами его не заботила. Ничего, успокоится. Сейчас его волновало другое.

— Я не знал, что Коркоран получил деньги Чедвика… это новость, и дурная.

Бэрил судорожно вздохнула. Она знала, что от братца извинений не дождешься, и была рада, что он сменил тему.

— Я почти не помню его. Но что дурного в этой новости? Дядя теперь может решить всё оставить нам и Софи.

Клемент покачал головой.

— Ты просто не видела его…

Сестра пожала плечами.

— Через неделю увижу.

Когда Клемент ушёл к себе, Бэрил попыталась прийти в себя. Она привыкла к бесчувственным и резким выпадам брата. Он считал свою жестокую бестактность честностью, и убедить его, что такая честность не делает ему чести, было невозможно. Его нельзя было убедить ни в чём, с чем он не хотел соглашаться, и с этим поделать было нечего. Но вскоре мисс Бэрил забыла о брате. Она сегодня впервые за семь лет увидела сестру Софи, и эта встреча причинила ей новую боль. Она внимательно наблюдала за друзьями брата и поймала их заинтересованные взгляды на сестру, на неё же никто из мужчин не смотрел. Бэрил почувствовала, что на душе тяжелеет и глаза наполняются слезами. Она резко встала, запрокинула голову, торопливо вышла на балкон в мягкую темноту летней ночи. Опершись на перила, посмотрела вниз. Двор в свете палево-желтых фонарей казался сказочно красивым, очертания клумб причудливо менялись, затенённые кустами пространства выглядели таинственными гротами, маня затеряться в них, исчезнуть из этой жестокой жизни с её вечными унижениями, обидами, чужим торжеством, усугубляющим ощущение тяжести на сердце… Тяжести почти невыносимой…

Бэрил поторопилась вернуться в гостиную и взять книгу — чтение спасало её. Уходя в придуманные миры, можно было не думать о безнадежности собственного существования, о своем уродстве… Она, правда, никогда не умела полностью забываться над книгами и по свойственной ей практичности понимала, что вымысел есть вымысел и никогда не воображала себя героиней романов, но ценила их именно за возможность отвлечься от своих горестей.

Горестей у мисс Бэрил Стэнтон было немало — так что читала она не просто много, а очень много.