Тайна на шестерых - Эдуард Янович Салениек

В темя клюнул не случайно:

Она в танце — так и сяк! —

Извивалась как червяк!..

БЕСНОВАТЫЙ МАД

1

Утром, с восходом солнца, мать, как заведено в семье Думбрисов, захлопала в ладоши:

— Ну-ка, ребята, вставать, вставать!

Ее услышал только Нолд, который обычно спал прямо на земле, ниже уровня пола, как шутили домашние. Инта же забиралась повыше: на сеновал, под крышу, а когда подходила осень, все чаще зарывалась в солому.

Нолд охотнее всего отправился бы в ночное — как интересно с лошадьми в поле под темным небом! Но у Думбрисов такая лошаденка — куда на ней поскачешь. Вот Нолд со своим тюфячком и устраивался где-нибудь на воздухе: то под дровяным навесом, то у западной стены дома, чтобы солнце на заре не мешало спать, то забирался под ягодный куст.

Когда проходит беззаботное детство и становишься семиклассницей, то есть вполне сознательным человеком, то это вовсе не означает, что ты должна вскочить пружиной, едва услышав, как тебе спозаранку кричат: «Вставай!» А как просыпается брат: трудно ли, легко ли? — этого Инта не знала, но факт оставался фактом: на ногах он всегда был первым. Может быть, потому, что спал в более доступных для матери местах? Бежал к сеновалу и гудел, сложив руки трубой:

— У-у-у! Проспишь все на свете! Скидывай шубенку!

И ведь Инта открывала глаза при первом же зове матери. Однако отяжелевшие веки слипались снова; в голове копошились, поблескивали, не желая уходить, обрывки сновидений — какие-то точечки, звездочки, жучки, травинки…

А Нолд орал во весь голос:

— Слушай мою команду! Рота, пли! Вперед! В штыки!

Как-то Инта попросила:

— Не кричи, лучше ущипни! Взберись на сеновал и ущипни меня, я не рассержусь. Только не очень сильно.

— Лезть еще! Вдруг упаду с лестницы?..

Тогда девочка вот что придумала. Вбила прямо над головой гвоздик и повесила на него кружку с водой. Потянешь за веревочку, и как обдаст тебя холодной водой! Тоже приятного мало. Зато теперь Нолд удивленно пялил на нее глаза: скажи пожалуйста, какой шустрой стала сестренка! Не успеешь набрать воздуху, чтобы крикнуть погромче, как сверху несется веселое и бодрое: «А я уже встала. Шагай себе мимо!» Не иначе как днем ухитряется каким-то образом поспать!

Что зря говорить, ведь и у самого Нолда так и слипались глаза. Он бы сам сейчас с великой радостью прилег — да хоть на вязанку хвороста! — и с легким сердцем дал бы вдоволь поспать всему миру: и отцам, и матерям, и свободным теперь от школы ребятам.

Но время для такой привольной жизни еще не наступило. Пока что всех одулейских ребят, от мала до велика, безо времени будили, трясли, стаскивали с постелей: «Быстрей! Быстрей на ноги!»

Вот Айна Скрутул — та совсем другое дело! В этот злосчастный для всех прочих ее сверстников ранний час она беззаботно досматривала ночные сны.

2

Пастушечьи обязанности распределены так: свинячьим и овечьим войском командует Нолд, коровы находятся под началом Инты. Так было и в прошлом году, и в позапрошлом, а вот этой весной неожиданно вспыхнула настоящая междоусобица. Мелкие стычки начались уже в мае, когда, вернувшись из школы, ребята до захода солнца подменяли седых пастухов — дедушку и бабушку.

Зачинщицей была Инта. Однажды она натравила черного песика Морица на свиней, и те рассыпались по полю, засеянному викой[3]. Нолд в долгу не остался: на следующий день он стал так громко хлопать бичом, что подопечные Инты в панике бежали и очутились в запретных местах.

Перед экзаменами в школе ребятам следовало бы отдохнуть. Но жизнь в Одулее была такой нелегкой, что отцы и матери решили: самый лучший отдых для ребят — пасти скот. И тут Инта совершила тактическую ошибку, необдуманно задев самолюбие и без того недовольного Нолда:

— Эй, поросячий начальник, у тебя уже получается пряжа из щетины?

Под вечер она снова легкомысленно поднесла горящую спичку к бочке с порохом:

— Ох и житуха у него в чистом поле! Грейся себе на солнышке, бодайся с ягнятами…

— Ах вот как! Хорошо же!

Утром девочка удивленно терла глаза: в коровьем загоне пусто, даже ее гибкий ивовый прут исчез.

— Мам, где же скот?

— Наверное, Нолд в лес погнал.

— Как же ты ему позволила? — разволновалась Инта. — Вдруг заблудится да и пропадет… А то еще волк!

Но к обеду паренек, целый и невредимый, явился домой со всей своей новой командой. Гордый, нос задирает до небес. Зверье в лесу? Да, подтвердил он небрежно, какая-то тварь задала от него тягу. Вот, он принес клок шерсти…

Тварь оказалась не львом, не тигром и даже не волком. Дедушка только глянул и сразу определил: прошлогодняя шерсть серны.

— Как некрасиво! — возмущалась сестра. — Взять и угнать чужое стадо. Да это все равно что отнять кусок хлеба!

— Да ну? — от души веселился Нолд. — Совсем наоборот, вместо одного ломтя ты получила теперь целых два. Ох и весело будет поросятам — научишь их петь! И про овец смотри не забудь!

После обеда быстроногая Инта — за прут и к загону. А утром, пока она управлялась с постолами[4], парнишка опять погнал ее коров в лес — не бежать же вслед за ним, только людей насмешишь.

Вечером Инта первой вступила в мирные переговоры:

— Оставь в покое моих коров. Ты же знаешь, как я люблю лес!

— Я тоже.

— Но послушай… В открытом поле так удобно, все овцы как на ладони. Возись себе с пилочкой, со стамеской…

— Или вяжи, — отвечал Нолд ей в лад. — На спицах или крючком.

Инта пообещала необдуманно:

— Хочешь, я каждый день буду носить тебе ягоды?

Нолд лишь усмехнулся:

— Поспеют — сами мне в рот полетят.

Казалось, не видать Инте до заморозков милого Шершенища — так называли одулейцы огромный лес с болотами и ручьями; иным летом в глухой чаще воздух и в самом деле гудел от обилия шершней. А ведь утренние часы в Шершенище такие приятные: тихие, торжественные…

Нажаловаться маме? Глупо! Она и сама бы на мамином месте отрезала: «Разберитесь-ка в этих пустяках без меня!»

Еще в прошлом году мать наверняка стала бы разбираться. Коровы — это самое ценное в крестьянском хозяйстве; кому их доверить — далеко не пустячное дело. Но теперь, когда брат и сестра подросли настолько, что вскоре их возьмут на трудные полевые работы, теперь уж неважно, кто из двоих заиграет в