Поколение дороги - Александр Лурье

Увы, человек не может не создавать себе кумиров на Небе или на Земле. И если, убоявшись Зла, перестанет подчиняться власти себе подобных, то взгромоздит себе на шею собственноручно выпущенного из бутылки…

Признаюсь честно, за последние полгода я с немалым удовольствием прочитал все тексты А. Тюрина, выложенные в Интернете. Странно, что творчество этого талантливого и своеобразного писателя не удостоилось никакого квалифицированного исследования.

Все почему-то все время прочат Тюрина в отцы-основатели отечественного кибер-панка и ищут аналогии с Гибсоном, Стерлингом и пр. А ведь это чисто внешнее сходство, заметное на первый, не слишком пристальный взгляд.

По моему мнению, скорее всего, предтечами А. Тюрина являются Жюль Верн и Андрей Платонов. Почему Верн? Книги Тюрина являются прежде всего научно-фантастическими (по классификации П. Амнуэля) — обилие, я бы даже сказал — фонтан, оригинальных и незатертых научно-технических идей, отсутствие «мыслительных» штампов. В киберпанке компьютеры составляют не более чем антураж, в известной степени влияющий на завязку или поворот сюжета. Основной же, на мой взгляд, компонент этого стиля — панк, т. е. демонстрация гниения общества в результате развития высоких технологий, такой патриархально-фашистский бунт против техногенной цивилизации. Киберпанк, по-моему, уже окончательно схлопнулся из-за глобального отсутствия идей — возьмите хотя бы пресловутую «Матрицу», возвращающуюся к мысли пятисотлетней давности: "Жизнь есть сон".

Тюрин ставит проблему куда шире и неоднозначнее — взаимодействие и взаимососуществование человека и окружающей его технологической среды; не столько война миров, сколько компромисс Творца и венца творения (Бог человек — цивилизация). Приключения, через которые проходят его герои это не тупой квест из фэнтези и не добросовестное переписывание бродилки в духе некоторых «корифеев». Приключения и путешествия ведут героя к познанию, к переосмыслению и себя, и мира. При том, что временами герой Тюрина ощущает себя винтиком мироздания, со временем он понимает, что без него не будет вращаться колесо истории. Не уверен, что "принцесса стоит смерти", но вместе с автором убежден, что познание стоит жизни.

Высокотехнологическая среда, в которой и происходят приключения лишь подчеркивает, что техника сама по себе находится вне нравственных категорий — «Добро» или «Зло» и приобретает их лишь на время и по воле пользователя.

Виноваты не гильотина и не ее изобретатель, и даже не Сансон, а общество, бездумно ею злоупотребляющее. Если бы утюгов и паяльников не было, то рэкетиры придумали бы что-нибудь другое. Техника в руках дикаря не груда металлолома, а страшная разрушительная сила. Беда прогресса не в том, что он дал атомную бомбу неандертальцу, а в том, что не смог превратить человекообразного в «homosapiens».

Сильного человека не развратит никакая всесильная и вездесущая технология-"оболочка", а слабого и глупого — она же не сможет сделать человеком.

Прогресс, увы не имеет "защиты от дурака", кроме одной — человек должен соответствовать своему званию и оставаться самим собой. Поэтому очень важна мысль автора, что человек не станет рабом технологии, какой бы продвинутой и интегрированной она бы не была.

Восторг, пусть и несколько отличный от жюльверновского, вызван не только могуществом и торжеством Знания (а техника и есть чистое и прагматическое знание), но и верой в величие его Творца — человека. В творчестве человек становится подобен Богу, а то и равновелик ему. Но не только это составляет суть книг А. Тюрина.

Вторая, не менее важная компонента — это стилистика, унаследованная, по моему мнению, непосредственно от А. Платонова. Она иногда великолепно точна, иногда — парадоксальна и иронична, хотя временами мне кажется, что автору несколько изменяет хороший вкус и, в бурном потоке сюжета, ему не всегда удается вовремя остановиться. Может быть, просто не попадался хороший и внимательный редактор, который бы приглаживал речевые нюансы.

Можно и нужно упомянуть платоновскую завороженность справедливым и точным миром машин. Он — поэт техники не меньший, чем Жюль Верн. Но, если для француза техника принадлежит хоть к недалекому, а все же будущему, то для Платонова она — не реализовавшееся прекрасное настоящее. Человек, по его мнению, создал нечто превзошедшее создателя, более бесстрастное и едва ли не более нравственное.

Мне кажется, что А. Тюрина роднит с Платоновым и другая важная черта его философии, точно подмеченная в свое время О. Чарушниковым — упоенность смертью.

Может быть потому, что смерть, хотя и подчеркивает несовершенство человека, являет собой кульминацию его жизни, его не вполне осознанное преимущество перед машиной. Преимущество человека в том, что он обладает волей, которая иногда выше и мудрее логики и может проявляться даже в стремлении к смерти.

Все сказанное в большей степени относится к догерманскому периоду творчества писателя. Последняя повесть, «Псы-витязи» мне понравились несколько меньше; кажется, что автор все еще не восстановил былую превосходную форму и потому «Псов-витязей» воспринимаю скорее как разминку после вынужденного перерыва. Но стилистика свидетельствует о том, что А. Тюрин не утратил присущую точность описаний и меткость выражений, а значит — все еще впереди.

На новую, неизученную дорогу вышло и творчество другого талантливого писателя.

При том, что "Небеса ликуют" сделаны в фирменном валентиновском стиле "путешествия за истиной", существуют разительные отличия от всего написанного ранее. Прежде всего, "Небеса ликуют" роман не фантастический и скорее относится к загадочному жанру криптоистории. (Есть такое излюбленное заблуждение у знатоков еще со времен ветхого Адама — дать название, значит — объяснить и определить). Валентинов, скорее всего, работает в жанре интеллектуально-исторического детектива в духе Умберто Эко. Но не буду придираться к не мной придуманной терминологии.

Очень порадовало меня то, как уверенно и твердой рукой автор воспользовался принципом "бритвы Оккама" — сюжет развивается вполне осмысленно и динамично без необходимости в "deus ex machina" и подпорках вроде дэргов и т. п. Мир и его история достаточно иррациональны и необъяснимы и без привнесенных сущностей.

Соответственно и антураж, определяемый авторской задачей автора, насколько мне удалось ее понять, вполне приложим к известным реалиям 17 века.

Весь роман показался мне несколько пространным, но отнюдь не утомительным размышлением на тему: "Человек между Целью и Средствами". Герой уже не щепка, влекомая историческим потоком и пытающаяся, с помощью соприкосновения с другими объектами, осознать и познать себя. Поиск предназначения, характеризующий прежние произведения Валентинова, уже завершен для героя с безусловно знаковым именем Адам — в более-менее недавнем прошлом. Герой вынужден, как и первый человек решать вопросы, напрямую связанные со свободой выбора и взаимоотношениями «винтика» и «машины», под которой можно как самого Б-га, так и организацию, наделившую себя божественными полномочиями.

Вопрос свободы воли, само собой, предполагает определение нравственных критериев — что есть Добро и что есть Зло, "и сколько истин, потерял им счет"…

Неоднозначность ответа на этот вопрос уже заложена в столь разнозначном и потому уравновешивающем описании одних и тех же событий обоими их участниками — Адамом и де ла Ривера; эта же неоднозначность предполагает и грядущие крестовые походы за Истиной. На самом деле проблема взаимодействия и взаимовлияния личности и общества становится все более важной и приниципиальной именно в последнее время.

Для того чтобы определить, что есть Дружба и Вражда, Преданность и Предательство, необходима точка отсчета — сам человек, сохраняющий в себе копии эталонов Добра и Зла.

Восемнадцатый век теоретически предположил идеи правовой равноценности членов общества и, следовательно, провозгласил всех субъектов индивидуумами. Век 19-й реализовал этот посыл и уже на исходе столетия К. Леонтьев пророчески предвидел массы, "изувеченные чувством собственного достоинства" — продекларированного, но ничем не подтвержденного. Век ушедший явил все возможные последствия персонального "парада суверенитетов". Веку нынешнему, надеюсь, суждено стать эпохой дальнейшего развития и раскрепощения индивидуальности.

Перефразируя А. Платонова, "личность, как произошла из общества, так сразу и принялась его убивать". Дискуссия, казалось бы, на первый взгляд, отвлеченно-академическая, но именно в ней сейчас незаметно решаются судьбы не только российской цивилизации, русского культурного поля, но, возможно, и всего человечества. Сможет ли общество снова стать привлекательным для индивидуума?