Нить курьера - Николай Никуляк

— Ожидается, — резковато ответил я.

— Ну, раз так — выставлю пост.

Мы договорились с полковником о том, что он сам подберет хороших, бойких ребят и сам их проинструктирует. Для наблюдения за кустарником, оврагом и огородами будут выделены дозорные. Поддержание постоянной связи с аэродромом Ибрагим возложил на Комарова.

Расставались мы с новым знакомым, как старые друзья. Он даже любезно пригласил нас в одно из ближайших воскресений съездить с ним на рыбалку в район Аланда[1]

В самом городе М., в здании бывшей Военной Академии, размещался один из крупных штабов группы. Ибрагим познакомил меня с начальником этого штаба, который оказался бывшим пограничником. С ним мы договорились быстро. Нам достаточно было его заверения в том, что он лично займется вопросом усиления охраны штаба. Ибрагим, в свою очередь, обязался обеспечить эффективное патрулирование на подступах и взял на себя постоянную связь с этим объектом.

Кроме штаба, в городе размещались еще небольшие подразделения артиллеристов и связистов. Они находились в окружении городских построек, и часть их территории очень хорошо просматривалась с верхних этажей и чердаков нескольких прилегающих к ним зданий. Мы поговорили с командирами, и они пообещали, что учтут это обстоятельство при организации охраны. Проверят, не ведется ли наблюдение за расположением частей из окон и чердаков.

Для связи с артиллеристами Ибрагим назначил старшего лейтенанта Константинова, а к подразделению связистов прикрепил старшего лейтенанта Обухова, предложив им бывать почаще в этих частях.

Всю первую неделю я почти не выходил из комендатуры. За это время Ибрагим познакомил меня с бургомистром и его заместителем, начальником полиции, кстати, и тот и другой оказались коммунистами, с начальником жандармерии, с редактором и издателем местной газеты, о котором ходили нелестные слухи о его службе в СС, и множеством других официальных и частных лиц, которым представлял меня, по моей просьбе, как офицера по контролю за денацификацией.

Все они были со мной любезны и обходительны, обещали искреннее сотрудничество, радовались возможности обходиться без переводчика. Жизнь в городе шла спокойно, происшествий не было, и мы целиком погрузились во внутренние дела.

Многие ночи просиживали мы с Ибрагимом над графиками и схемами или носились по городу, изучая и проверяя организацию охраны и бдительность патрулей. Эти личные проверки помогли нам правильнее расставить силы и поднять ответственность людей за несение гарнизонной службы.

И только перед самым рассветом отвечал я на письма Ольги, которая регулярно сообщала о своей жизни в далекой Москве. Из ее писем я знал, что она уже представила документы, необходимые для получения разрешения на выезд в Австрию, и теперь с нетерпением ожидала ответа.

Как-то рано утром я сквозь сон услышал голос Ибрагима. Быстро поднялся, отворил дверь.

— На аэродроме задержали австрийку, звонили, что ждут тебя. Поехал бы я и сам, но не могу. Сегодня приемный день, и Обухов доложил, что уже появились первые посетители. Машина ждет у подъезда.

Я быстро собрался и уже через тридцать минут подъезжал к штабу авиационного подразделения.

След велосипеда на проселочной дороге к аэродрому обрывался у кустарника, заслонявшего собой стоянку самолетов и различные вспомогательные постройки. Сержант Филиппов и солдат Семенов, совершавшие в дозоре обход аэродрома, насторожились. Поручив Семенову наблюдение за дорогой, Филиппов неслышно воиіел в кустарник.

Было раннее, ясное утро. Восходящее солнце играло своими лучами в густой листве. Весело щебетали птицы. Из далекой деревни доносилось звонкое и раскатистое пение петуха. В кустарнике еще держалась прохлада.

Филиппов двигался осторожно, тщательно осматривая каждый куст, каждую ямку.«Может, солдат на велосипеде возвращался в казарму, а затем пересел на попутную автомашину, погрузив на нее велосипед», — подумал он, но сразу же отказался от этой мысли: следов автомашины на дороге заметно не было.

Но вот за кустами в канаве что-то сверкнуло… Велосипед! Послышалось шуршанье, шаги. Ветви раздвинулись, Филиппов встал. Навстречу ему шла молодая девушка со свежим букетом полевых цветов. Заметив Филиппова, она вздрогнула, отшатнулась, но затем, смущенно улыбнувшись, сказала, указывая на цветы:

— Цветы. Сегодня приезжает мама.

Филиппов понял, что речь идет о цветах для матери, но помнил он и недавйее указание своего командира о том, — что всех подозрительных лиц, появившихся в районе аэродрома, необходимо задерживать и сопровождать в штаб.

Девушка уже взялась было за велосипед, но Филиппов остановил ее. Подозвав Семенова, оставил его вместе с девушкой, а сам двинулся туда, откуда она появилась. Пройдя метров сто, вышел на опушку кустарника к подсобным бытовым и хозяйственным постройкам подразделения. За ними шли штаб и казарма, а дальше аэродром с длинными рядами боевых самолетов.

— Задержу, — решил он, — а там разберутся.

Вернувшись назад, он указал девушке на дорогу к штабу.

— Приезжает мама, приезжает мама, — слезливо повторяла она и вдруг заплакала тихо и протяжно.

— Значит, вы говорите, — уточнял я у Филиппова, — что с того места, откуда шла девушка, хорошо виден аэродром?

— Как на ладони. Это меня и насторожило.

— А вдруг девушка выбросила в кусты какие-либо компрометирующие материалы. Вы не осматривали кустарник?

Филиппов смущенно заулыбался, но вскоре нашелся и отрапортовал:

— Для этого надо человек десять солдат.

— Кустарник мы осмотрим, — вмешался авиационный полковник и приказал Филиппову позвать к нему командира роты охраны.

— Кстати, — попросил я, — дайте, пожалуйста, указание проверить также, растут ли в кустарнике цветы, из которых составлен ее букет.

Вскоре полковник вышел, и я пригласил австрийку, сидевшую на длинной скамье около штаба под охраной солдата Семенова.

Молодая, привлекательная, одетая в простое легкое платье, она остановилась у стола, все еще вытирая глаза совсем крошечным зеленым платочком. И я почувствовал жалость к этому существу, такому юному — почти ребенку — и такому хорошенькому.

— И все-таки все надо проверить. Жизнь куда сложнее, чем представляется нам, — подумал я.

— Фамилия, имя?

— Химмельрайх Эльза. Я ученица парикмахера в местечке В.

— Что делали у аэродрома?

— Сегодня из больницы выходит мама, и я спешила встретить ее с букетом цветов. Она их так любит…

Австрийка замолчала, сжимая и разжимая платочек, будто не решаясь продолжать разговор.

— Но разве цветов нет в городе?

— О, цветов много, но вряд ли такие купишы

Не зря у нас говорят: к чему цветы, если они не пахнут. Вы понимаете?

— Предъявите, пожалуйста, все, что имеется при вас.

Недоуменно улыбаясь, она протянула букет цветов.

Вскоре раздался телефонный звонок. Взяв трубку, я услышал голос авиационного полковника:

— На месте задержания ничего подозрительного не обнаружено. Цветы растут точно такие, — сообщил он и с добродушием в голосе добавил, — по-моему, зря держим фрейлейн.

— Да, да, — ответил я ему, — благодарю вас.

А сам подумал: «Попробую объяснить ей все получше, ведь мы ей не причинили вреда».

— Вы, наверное, считаете нас бесчеловечными…

— Что вы, что вы, я все понимаю, — возразила она. — На для меня главное — не опоздать к поезду. Если вы меня больше не задерживаете, то я еще успею. Кстати, — заметно осмелев, продолжала австрийка, — пусть ваша жена или подруга обязательно посетит наш салон. Наши прически славятся даже в Вене. А недавно мы получили новые образцы из Парижа и Рима. Они просто шикарны.

Девушка выбежала на улицу и еще издали протянула руку к велосипеду. И это движение показалось мне необычно быстрым и нервным. В следующую секунду я уже был рядом с ней и, перехватив руль, сам повел велосипед следом за нею.

Будто бы начиная заигрывание, я попросил:

— Вы знаете, мне очень трудно устоять от соблазна прокатиться на вашей машине по полю аэродрома. Хотя бы так, в два круга. 1

— Пожалуйста, — усмехнулась она, — я думаю, это не займет много времени.

Я вытащил гаечный ключ, намереваясь опустить руль и приподнять немного седло. И с этого момента наши роли переменились.

— Ах, так, — улыбаясь, воскликнула она, — может быть, лучше придумать другое…

— Что же именно?

— Ну, скажем, завтра на стадионе или за городом.

— Вы так любезны. Но вам, видимо, мало знаком азарт спортсмена.

— Нет, нет, — возразила она, опустив голову, — обязательно приходите, и вы можете рассчитывать хоть на двадцать кругов.

— Вы лишь разжигаете во мне любопытство.

— Но вы можете сломать машину, а я только на полтора- два часа выпросила ее у подруги.