Хлоя и Габриэль - Маргарет Уэй

— Ну что ж, пожалуй, попробую. — Мэри Стэнтон сунула сумочку под мышку. — Обычно споры не доставляют мне удовольствия, но сегодня особый случай… Надеюсь, удастся убедить мистера Уэверли выслушать меня. — Она коснулась руки Хлои. — Спасибо, милая. Я никогда не видела молодую женщину, столь полную жизни.

— Держите меня в курсе, — кивнула Хлоя, хватая за спиной худенькую руку мальчика. — Постой, дружок. Ну-ка ответь мне: почему ты не в школе?

— Я не мог бросить их, — прошептал мальчик. — Коалы — мои друзья. Я не хочу, чтобы они уходили отсюда.

Митингующие расходились, довольные. Если старый Уэверли продаст свою ферму, все устроится само собой. А эта Хлоя Каванах — не девушка, а чудо!

ГЛАВА ВТОРАЯ

Прежде чем уйти в пятницу из студии домой, Хлоя просунула голову в кабинет Макгира. Босс говорил по телефону и бросил на нее быстрый, предостерегающий взгляд: «Не мешай».

— Ну, в чем дело? — спросил он, покончив с явно нелегким разговором.

Невероятно! И почему она приняла его предложение подвезти ее на званый вечер?

— Я не была уверена, знаете ли вы, где я живу.

— Я проезжал мимо вашего дома несколько раз.

— Зачем?

Уголки его рта дрогнули в улыбке:

— А что тут такого? Мне нравится все знать о своих сотрудниках. Немного великоват для вас, не так ли? — последние слова относились к прекрасному старинному, построенному в колониальном стиле фамильному особняку, содержание которого действительно требовало немалых сил и обходилось недешево.

— Я не хотела бы жить в другом месте, — просто сказала Хлоя.

Ему понравился ответ.

— Стало быть, до встречи.

— Прекрасно. Замечательно, — пробормотала она себе под нос, быстро убирая голову из кабинета. Может, завтра у него будет настроение получше. Если нет, то ей придется все-таки вызывать такси.

По субботам утром Хлоя запасалась продуктами на всю неделю. Обычно она обходилась фруктами и салатами, на этот раз она еще купила колбасы, сыра, жареную курицу, два батона хлеба (их можно сунуть в холодильник). Готовить она не успевала, слишком много времени отнимала работа. Иногда они с друзьями ходили друг к другу в гости, и тогда она позволяла себе отступить от правил. После полудня она копалась в саду, пытаясь поддерживать хотя бы подобие порядка на его огромном пространстве. Постепенно она засаживала его местными неприхотливыми растениями. Ее мама обожала сад. Занимался им и отец, когда у него выпадала свободная минутка. Теперь девушка осталась одна.

Одиночество угнетало Хлою, как ни пыталась она бороться с ним. В первые дни после трагедии она испытала ошеломляющее, изнурительное чувство бесполезности и опустошенности. Как же ей жить дальше? И хотя потом мама вышла из комы, полностью сознание к ней так и не возвратилось. И Хлоя стала бороться. Ей хотелось быть рядом, когда ее мама вернется к жизни. Врачи, правда, говорили, что скорее всего это никогда не произойдет.

Кожа у Хлои блестела от пота. Она обрабатывала клумбу, на которой росли маргаритки, петуньи, розовая и белая недотрога, махровая пеларгония, а окаймлял ее густой бордюр лобелии. Вьющиеся розы оплетали кирпичную стену, отделявшую ее дом от соседнего, распространяя дивный аромат по всему саду. Мать Хлои любила белый цвет: белоснежные азалии, иберийку, анемоны. Азалии весной цвели вовсю, но у Хлои не хватало времени по-настоящему содержать сад в порядке. В конце концов, ей придется продать дом, Макгир прав. Он слишком велик. Когда-то им всем вместе жилось здесь очень удобно. Без особой роскоши, но в достатке, все-таки ее отец был известным врачом. Теперь же деньги буквально текли у нее сквозь пальцы. Больше всего ее беспокоило то, что, пожалуй, придется забрать маму из частной лечебницы «Палисандровый Холм», одной из лучших в своем роде: огромный перестроенный особняк с прекрасным парком, великолепное обслуживание больных… Однако содержание обходилось слишком дорого.

В середине дня Хлоя везла по лужайке лечебницы свою мать в кресле-каталке, подыскивая подходящее место в тени пышно цветущих палисандровых деревьев. Несколько лет назад в низинной части парка было создано искусственное озеро. Теперь вдоль его берега пышно разрослись водяные ирисы, кувшинки, водяной папоротник и другие декоративные растения. А на водной глади, отливавшей серебром в лучах солнца, красовались кремовые водяные лилии.

Хлоя в джинсах и футболке сидела на траве рядом с креслом, любовно гладя неподвижную руку матери. Вопреки всякой очевидности ей казалось, что мать узнает ее, хотя глаза больной, столь похожие на ее собственные, были постоянно обращены куда-то внутрь себя. «Может быть, маму посещают видения», — думала Хлоя.

Хлоя была глубоко привязана к матери. Не чувство долга, а любовь заставляла ее так часто приходить сюда. И в это время она рассказывала маме обо всем, что происходило в ее жизни. Рассказывала так, как это бывало в прежние времена, когда жизнь в их доме била ключом и ничто не нарушало покой и счастье семьи.

Наконец девушка, отряхнув джинсы, встала и повезла кресло к небольшой веранде у дальнего конца озера. Розы оплетали белую решетку, которая отгораживала лечебницу и парк от остального мира. По сторонам от входа стояли вырезанные из камня олени — щедрый дар семьи одного из пациентов. Все это время Хлою не покидало ощущение, будто рядом присутствует некто третий, невидимый, но не отпускающий ее руку.

«Духовная сила», — подумала она. Надо вновь начать молиться. Восстановить связь, которую она столь грубо оборвала, с Богом, который есть сама любовь.

Хлоя никогда еще так не волновалась перед званым вечером. Ни разу так долго не примеряла разные платья, не разглядывала себя столь придирчиво в зеркале. Надо было выбрать один из двух нарядов: салатовое шелковое платье, длинное, узкое, без рукавов, с открытой спиной и с завязками на шее, или пестрое шифоновое платье, без рукавов, с оборкой вокруг выреза в виде латинской буквы «V», и слегка гофрированной юбкой. Строгое, классическое или изящное, воздушное платье… Кажется, ей не справиться с выбором. Платья были не новыми, но еще не вышли из моды. Поэтому она сочла себя не вправе понапрасну тратить деньги. Остановится она, пожалуй, на пестром шифоновом платье. Оно, бесспорно, весьма женственно, да и розовые пионы на бирюзовом фоне смотрятся отлично. В этом платье она будет чувствовать себя феей весны.

Пока она выбирала наряд, странное чувство не покидало ее. Предвкушение приятного вечера и внезапно вернувшаяся чувственность. С каких это пор Макгир волнует ее? Не с того ли самого момента, когда она вся задрожала при мысли, что ей предстоит оказаться наедине с ним? Она же всячески сторонилась его и не скрывала этого.