Воспоминания о походах 1813 и 1814 годов - Андрей Раевский

Избирательное правление привело Польшу на край гибели. Не патриотизм, но честолюбие и интриги вели к ступеням трона польского. Мог ли правитель заниматься спокойно благом подданных, когда сам не был уверен в собственной своей безопасности? Мог ли положиться на вельмож, которые были личными врагами монарху и в душе почитали себя достойнейшими венца? Мы видели тщеславного Паца, с воинами литовскими стоявшего в бездействии перед Каменцем-Подольским, в то время как великий Иоанн Собиеский с горстью ратников сражался, почти на глазах его, с многочисленными толпами турков. Народ, потерявший уважение к правителям своим, потерял и сам право на уважение соседей. Свобода и в настоящих обстоятельствах была причиной почти совершенного падения Польши. Опыт веков и царств не ясно ли доказывает, что равенство, свобода, вольность суть пустые слова, которыми пользуются честолюбцы для достижения верховной власти. Там Кромвель, под скромным наименованием Протектора, правил деспотически Англией, и народ, везде легкомысленный, склонный ко всему новому, плавая в крови, славил свою независимость. Ужасная, свежая в памяти людей картина Французской революции служит еще разительнейшим доказательством слов моих. Редко законный государь бывает тираном, он не страшится потерять короны, которая по всем правам сделалась его собственностью, длинный ряд предков освятил ее своими подвигами. И самое унижение, – если можно назвать унижением повиновение власти законной, – делается священной обязанностью при мысли, что отцы и деды наши служили им, что их доблести утвердили и вознесли славу страны своей. И можно ли предпочесть ему хищника, который из самого низкого звания народного ступил на вершину величия человеческого? Ужас и трепет стоят на страже дверей его, под каким бы названием ни принял он правление, видя перед собой людей, которые некогда были его выше и имели еще большее право на присвоение владычества, он употребляет все средства для истребления мнимых врагов спокойствия общественного. Воздвигаются эшафоты, тысячи жертв падают – и бедные граждане, с содроганием в сердце, должны прославлять свою вольность… Вот состояние почти всех бывших республик.

И где следы благоденствия, обещанного Наполеоном Польше?.. Прежде богатая, плодоносная страна представляет теперь только нищету и запустение. Напрасно станут относить это к происшествиям военным. Под державой Франца и Вильгельма поляки были довольны, Дунай и море Балтийское, в замену избытков земледелия, возвращали им золото и другие драгоценности чужеземные. Но континентальная система затворила берега Бельта, славолюбие Наполеона удержало суда в пристанях отечественных, произведения земли стали добычей полумиллиона пришельцев. Должно, однако ж, отдать справедливость, что поляки переносили все великодушно… Надежда утешала их, – теперь и самая надежда исчезла. Поздно повязка ослепления спала с очей их, счастливы они, что победитель Наполеона, властитель судьбы их, был Александр Российский! Благость небесная в лице Ангела-миротворца явилась уврачевать тяжкие раны врагов своих, – победитель

Шел тихо, благостью великость украшал,Луч утешительный окрест Его сиял,Лик ясен был… как ясный лик надежды!..

Спрошу у самих поляков: простил ли Наполеон патриотов Испании и Италии? Уважил ли права немецких князей, оставшихся верными империи? Пощадил ли великодушных русских, не хотевших изменить царю и Отечеству?.. Я спрошу у них самих, от кого они пострадали более: от друзей и союзников своих французов или от россиян, которых почитали врагами?

Я объяснил уже выше, сколь пагубно правление избирательное; находясь в Варшаве, еще более убедился в этой истине: нигде почти не видно памятников славы и просвещения. Скромный обелиск Сигизмунда украшает тесную, неопрятную площадь, называемую Краковским предместьем. Впрочем, нет никаких богатств народных, достойных удивления и любопытства путешественников. Все полезные заведения по большей части суть частные. Театр довольно хорош, но труппа актеров в распоряжении вольного содержателя Богуславского, который вместе и актер и сочинитель. Но часто случается, что труппа эта, отправляясь в другие города Польши, лишает на несколько времени столицу и сего невинного удовольствия. Сады Саксонский и Красинского суть единственные гулянья в Варшаве. Первый довольно обширен и расположен со вкусом, второй весьма тесен и заключается только в нескольких аллеях. Я любил гулять в садах сих, но для того только, чтобы восхищаться вкусом и ловкостью милых полек. Мне кажется, что насчет любезности, искусства одеваться и веселости варшавские женщины имеют первенство перед всеми другими.

Прекрасный мост ведет к Праге, столь достопамятной в Российской истории прошедшего столетия. Сколько воспоминаний, великих и ужасных, пробудилось в душе моей! Невольно вспомнил я ту бедственную ночь, когда ложный патриотизм заставил поляков забыть все права гостеприимства, совести и человеколюбия, когда сами женщины почитали славою убить безоружного, сонного воина. Обстоятельства того времени послужили бы им оправданием, если бы, подобно испанцам, они довершили начатое или погребли себя под развалинами своего отечества. Горестный вид Праги ослабил несколько мое негодование. Мстительная рука Суворова сокрушила грозный, почитаемый неприступным оплот Варшавы. Пламя и железо приближались к беззащитным стенам ее… уже кровь дымилась на развалинах Праги. Суворов мог истребить и столицу, и ее жителей – но не сделал этого… Со слезами раскаяния встретили депутаты победителя, и победитель предоставил Богу судить виновных! Жалкий жребий человечества! Теперь Прага, которая, как уверяют, была некогда красива и великолепна, не стоит даже названия хорошего селения. Крепость, по повеленью нашего императора, разрушается, несколько сот бедных хижин не заслуживают ни малейшего внимания. Я искал человека, который бы показал мне место, где был похоронен некогда несчастный царь Василий Иванович Шуйский, умерщвленный насильственно вместе с братьями своими в темницах Варшавы, – над могилой его стоял столб с надписью на разных языках: «Здесь погребен царь Московский и бояре», спустя уже 23 года царь Михаил Феодорович перенес тело венчанного страдальца в Москву и с приличной честью похоронил в Архангельском соборе, – никто не умел мне показать сего места. Могли ли тогда помыслить гордые властелины Польши, что через два века исчезнет и самое имя их государства, что потомки Рюрика будут давать закон миру?

Часто, задумавшись, бродил я по тесным улицам Варшавы, везде видел лица печальные, видел бедность и недостатки. Милосердие и кротость Александра, благородное обхождение его воинов побеждают, кажется, старую, несправедливую их ненависть к русским. Все благоразумные люди полагают надежду на государя нашего, некоторые, и то молодые ветреники, ослеплены еще непобедимостью Наполеона и, несомненно, уверены, что в скором времени с торжеством явится он снова на берегах Немана. Но и эти так называемые патриоты отдают справедливость великодушию русских, ибо ни один из этих последних не хотел быть шпионом правительства, на все вольные, часто слишком дерзкие суждения друзей Наполеоновых показывают они на карте Германии места, где развеваются знамена русские! Должно согласиться, что ни одна армия не имеет столько отличных, хороших офицеров, как наша, – и потому в лучших обществах Варшавы русские пользовались лаской и уважением. Даже в самом низком звании народа заслужили они привязанность и почтение. Редкие из них пользуются правом войны, за все взятое платят щедро и разве что в случае самой крайности прибегают к строгим мерам. Французы располагали деспотически собственностью поляков.