Проигрыш - Сергей Устинов

- Где взял? - строго спросил Гольба.

- Бифоник продал. "Хитачи"...

- Что объяснил родителям?

- Сказал - украли...

- Ну что ж, - подытожил Зураб, открывая блокнот. - Теперь давай поговорим про тех, кто еще проигрывал Зазе...

- Бух! - выдохнул Кантария два часа спустя, увидев записи Гольбы. Вот этот вьюнош, Русик Матуа, был последним, с кем видели Квициния. В десять вечера, около кафе "Ветерок". Они о чем-то спорили, громко ругались.

Он продолжал изучать список и наконец снова издал свое "бух".

- У нашего Зазы губа была, оказывается, не дура! Ты только посмотри, Зурико! Шесть человек, но какие люди. Я не мальчишек имею в виду, я про родителей говорю. Смотри, - он принялся, глядя в список, загибать пальцы: - Директор гастронома - раз! Заведующий производством в хинкальной - два! Мастер на станции обслуживания автомобилей - три!

- А у этого Русика кто родители? - поинтересовался я.

- Раньше Харлампий Матуа шашлычником был, - ответил Нестор. Шашлыками в Эшерах торговал. Потом уволился. А сейчас, говорят, пошел рабочим на ремонтный завод. Но что-то не очень в это верится...

Я слушал его и думал вот о чем. Оказывается, до того, что Циала Абасовна стыдливо боялась сказать своим ученикам, они давным-давно дошли собственным умом. И даже сделали кое-какие выводы.

"Змею рукою глупца ловят"

Наверное, я смотрел умоляюще, потому что меня все-таки взяли с собой на совещание к Абуладзе.

Просторный кабинет начальника угрозыска республики удивил тем, что в нем не было решеток на окнах. Как же так, ведь сюда, вероятно, приводят опасных преступников. Да и положено, кажется. Когда я спросил об этом потихоньку Епифанова, он округлил глаза:

- Преступник от Котэ убежать не может. Наш начальник их гипнотизирует. Как удав кроликов.

Так я и не понял, серьезно он говорит или шутит.

Гольба и Кантария докладывали о результатах своей работы. Зураб сухо, как-то серо и невыразительно рассказал про нашу встречу с Гочей Ахуба, "Побеседовали... Дал фамилии ребят, с которыми играл Квициния..." Мне даже стало слегка обидно. Ведь какой тонкий и точный ход, беспроигрышный во всех смыслах, нашел он с этим парнем! Ах, была б моя воля, как бы я сейчас "доложил" его Абуладзе! Уж я бы, будьте спокойны, нашел бы способы, как сделать это поэффектней, чтобы ни одна творческая находка даром не пропала. И тут мне в голову пришло, что в том-то и есть между нами разница: моя работа - покрасивей описывать, его - находить беспроигрышные ходы. Слушая потом доклад Нестора про то, как "нашли двух свидетелей, которые видели Квициния и Матуа в одиннадцатом часу возле кафе "Ветерок"", я пытался представить, что за всем этим стоит. Сколько встреч, разговоров, быть может, тех же "тонких ходов" - и все пусто, пусто, пусто... Чтобы потом можно было сообщить одной фразой: нашли двух свидетелей.

Кантария закончил говорить, но не садился. Он переминался с ноги на ногу, желая, видимо, что-то добавить. Наконец решился.

- Тут еще вот какое дело, Котэ Владимирович. Серго Каличава бузит...

Абуладзе поднял на него каменное лицо, сдвинул брови. Я увидел взгляд такой тяжелый, что, казалось, он с трудом отрывает его от стола, взгляд, которым, наверное, можно было бы крушить головы врагов, как некогда в горах Сванетии крушили их своими дубинками далекие предки начальника угрозыска. Мне стало понятно теперь, что имел в виду Епифанов, и я подумал: окажись сейчас перед Котэ Владимировичем неведомый Серго Каличава, он немедленно перестанет бузить, что бы ни имел в виду под этим словом Кантария.

- Люди говорят, - объяснил Нестор, - Серго поклялся, если милиция не поймает, сам отомстит убийце. - И добавил, словно оправдываясь: - Он ведь Квициния родственником доводится.

В кабинете повисло молчание, смысл которого я в тот момент оценить еще не мог.

- Поезжайте с Епифановым, - нарушил его в конце концов Абуладзе. - И поговорите. А если нет... - Он грозно замолчал. - Скажите ему: Котэ сам с ним побеседует.

Когда совещание закончилось, я спросил у Епифанова:

- Кто такой этот Каличава?

- Бандит и мерзавец, - автоматически ответил он. А потом прибавил задумчиво: - Хотя в последнее время вел себя смирно. Если хочешь, поехали с нами. Посмотришь на это наследие тяжелого прошлого.

"Наследие тяжелого прошлого" обитало в прелестном доме, розовевшем облицовочной плиткой в глубине пышного сада, отделенного от улицы затейливой решеткой. Мы позвонили в изящный звонок, и, когда на дорожке из битого кирпича показался маленький, почти совсем лысый человечишка, несмотря на жару одетый в козью безрукавку поверх байковой рубашки, с большими садовыми ножницами в руках, я решил, что это, вероятно, папа "бандита и мерзавца". Но оказалось - сам.

Прикрывая глаза от солнца ладонью, он приблизился к калитке, всмотрелся в гостей, и его мелкое бесцветное личико вдруг подернулось рябью, как поверхность лужи при легком ветерке, а тонкие бескровные губы криво разъехались в разные стороны - надо полагать, Серго Каличава приветственно заулыбался старым знакомым.

- Какой радостный день! - воскликнул он, в преувеличенном восторге воздевая к небу секатор. - Какие люди пришли ко мне в дом!

Каличава отпер калитку и отошел в сторону, пропуская нас. Его колючие вблизи глазки ощупывали меня - незнакомое, а потому таящее возможную опасность лицо.

- Гость из Москвы, - скупо отрекомендовал меня Епифанов, не вдаваясь в подробности.

- Гостям рад, проходите, проходите, - бормотал за нашей спиной хозяин. - А я тут садом занимаюсь...

Дорожка кончалась крыльцом, поднявшись по которому мы оказались на большой застекленной веранде. Через полминуты к нам присоединился Каличава, уже без секатора, но с большой вазой, полной персиков.

- Садитесь, дорогие, - говорил он. - Сейчас закусим, передохнем...

Но Епифанов сурово отрезал:

- Есть не будем. Мы по делу.

Каличава, однако, эту суровость полностью, кажется, игнорировал. Все так же бодро и ласково поинтересовался:

- Как здоровье Котэ Владимировича? Что сам не пожаловал? Забыл? Не уважает больше?

- Это за что же ему тебя уважать - бух, бух? - не удержался Кантария.

- Э, начальник, - лукаво покрутил пальцем в воздухе Каличава. Хороший человек всегда найдет, за что уважать другого. Значит, закусить не желаете?

- Нет.

- Жаль. - Личико его снова стало гладким и жестким. - Я ведь вас с утра ждал. Готовился.

Епифанов с Кантария коротко переглянулись. А я догадался, что своим неожиданным заявлением Каличава, как видно, поломал сотрудникам милиции "домашнюю заготовку". И сейчас Епифанову, наверное, придется на ходу придумывать новое начало для беседы.

- Ну, раз ждал... - раздумчиво проговорил Никита. - Раз готовился... То давай начинай первым, рассказывай.

- Что рассказывать? - удивленно поднял брови хозяин.

- А вот хоть про то расскажи, почему ты знал, что мы к тебе приедем, - напористо включился Кантария.

Каличава вздохнул и с простодушным видом развел руками.

- Известно всем: дерево держится корнями, а человек - родственниками. Нугзар Квициния двоюродным братом мне приходился, а как не стало его, я у мальчика вместо отца был. Вот и подумал: как можете вы не заехать ко мне, не спросить про Зазу - чем жил, чем дышал?

Говорил он вроде серьезно, а смотрел с хитрым прищуром, как бы приглашая поиграть в некую игру. И Епифанов, похоже, правила принял, уселся поудобней, спросил:

- Ну и чем?

- Хороший был парень, - ответил Каличава, возводя очи горе, - но беспутный. Сколько раз я ему говорил: брось это "зари", не доведет тебя игра до добра. Нет, не послушал он меня...

- Всё? - выдержав паузу, холодно осведомился Епифанов.

- Всё, - с тем же хитрым прищуром ответил Каличава.

- И ты думал всерьез - бух, бух, - что мы за этим к тебе приедем, да еще Котэ с собой возьмем? - возмущенно вскричал Кантария.

Но Епифанов досадливо остановил его:

- Погоди, Нестор. Все он прекрасно понимает. - И вдруг заговорил несвойственным ему скучным голосом: - Гражданин Каличава, вы подтверждаете свое вчерашнее заявление, что, если органы милиции не найдут убийцу, вы сделаете это сами, чтобы отомстить за своего родственника Зазу Квициния?

- Я? Какое заявление? Где? Кому? - замахал руками Каличава, а в глазах его сверкала откровенная издевка.

- У вас так, кажется, говорят: репейник растет на скале, а слух на площади, - продолжал спокойно Епифанов. - Хорошее место выбрали вы, гражданин Каличава, для своего заявления - колхозный рынок, мясные ряды. Сегодня о нем уже половина города знает.

- Зачем тебе это понадобилось? - сурово спросил Кантария.

Но Епифанов издевательски-вежливо продолжал, не дожидаясь ответа:

- Если бы вам, гражданин Каличава, и впрямь пришла в голову безумная идея кому-то мстить, то, думаю, вы бы о ней на каждом углу не кричали. Но если, гражданин Каличава, вам что-нибудь известно про убийцу Квициния, а вы молчите, предполагая использовать это в своих целях - например для шантажа, то вы ведь законы не хуже нас знаете. Мы свое образование пять лет получали, а вы, если память мне не изменяет, все двенадцать, а? Ну а если, гражданин Каличава, вы просто-напросто решили на этой печальной истории авторитет себе заработать среди определенной части населения, и особенно молодежи, то должен предупредить, что мы этот авторитет постараемся в два счета развеять. Как опять же у вас говорят: куда бы лиса ни шла - хвост за нею.