Идет зеленый шум - Алексей Смирнов

- Есть еще одно дело, - начал он нерешительно. - Уж не знаю, удобно ли просить. Но опять же: деньги - вот они.

Андреев закивал, демонстрируя неподдельное внимание.

- Вещички мои остались под дождем мокнуть, - сообщил Александр Терентьевич горестно. - Вы понимаете, что мне было не до того. Там не Бог весть что, но все же... Вот если бы поймать машину, да съездить погрузить...

Сосед ненадолго задумался, прикинул что-то в уме.

- Это дело поправимое. - сказал он наконец. - Правда, тут и вправду понадобятся деньги. Но вы не тревожьтесь, ради первого знакомства оформим все в наилучшем виде. Прямо сейчас и займусь, гоните монету.

Клятов, кряхтя, начал подниматься с матраца, но Андреев усадил его обратно.

- Нет-нет, отдыхайте. Я справлюсь сам. Говорите адрес, и, если там что-то осталось, привезу в целости и сохранности. Давайте же, говорите адрес.

6

Оставшись в одиночестве, Александр Терентьевич повернулся на бок и попытался заснуть. Сон не шел; в мозгу роились ошметки планов и намерений, а моральный императив настойчиво звал куда-нибудь зачем-нибудь. Тревога, отчасти укрощенная спиртиком, ненадолго отступила; на первый же план вышла лихорадочная жажда деятельности, болезненное желание что-то - неважно, что сделать, чтобы окружающий мир сделался более комфортным и не было после мучительно больно за личную пассивность. Однако делать было нечего, он сделал все, что было в его власти. Обмен состоялся, деньги - за пазухой, до места проживания добрался без потерь, Андреев уехал и - чем черт не шутит может даже привезти предательски оставленную мебель. Можно спокойно лежать и отдыхать, но именно отдых-то и невозможен, какой может быть отдых, когда тебя точит желание вскочить и бегать без всякой цели взад-вперед по комнате в надежде отвлечься от адского пламени, что угрюмо тлеет глубоко внутри и не погаснет вовеки. Поэтому Александр Терентьевич, пролежав не более десяти минут, решительно встал и осторожно выглянул в коридор. Неплохо бы добавить, но как попросишь о таком людей совершенно незнакомых, пусть и дружелюбных, как уверял его Андреев? И выйти на угол нельзя: послав Андреева за вещами, Клятов связал себя известным обязательством хотя бы дождаться этого доброго человека и поучаствовать в разгрузке собственного скарба. Если он отправится на поиски очередного стакана, это может закончиться потерей благорасположения единственного человека, которому он сейчас может довериться. Нет, придется потерпеть. А вдруг повезет, и в коридоре он нарвется на кого-то столь же хлебосольного, сколь и Андреев? Мысль показалась Клятову дельной, и он потащился на кухню. На кухне стоял лысый старик в джинсовом комбинезоне и что-то варил себе на плите в жестяной кружке.

Александр Терентьевич откашлялся. Старик подпрыгнул, обернулся и вытаращил на Клятова глаза.

- Здравствуйте, - поздоровался тот. - Я ваш новый сосед...Клятов Александр...- в последний момент что-то удержало его от упоминания отчества. Вероятно, все-таки сыграло свою роль подсознательное соображение, что типы с подобным лицом, не говоря уже о запахе, называться по отчеству права не имеют.

Дед заколесил к Александру Терентьевичу, приблизился, остановился, заглянул в глаза.

- Я прошу меня великодушно извинить, - произнес он пискляво, - но вы, случайно, не алкоголик будете?

Вопрос был оправданный, и даже риторический, но Клятов все равно не ждал, что спросят так вот, в лоб. Он сделал глотательное движение, молча кивнул и одновременно пожал плечами.

- Ах, какая удача! - воскликнул старик и сунул для рукопожатия дряблую ладошку. - Прошу любить и жаловать: Дмитрий Нилыч Неокесарийский. Простите мою бесцеремонность, но до сих пор у нас в квартире не было своего алкоголика. А без них коммуналка вроде бы уже не коммуналка - вы согласны? Вы не обиделись?

- Нет, что вы, - Александр Терентьевич изобразил на физиономии улыбку. - Если вы так вот сразу про все догадались, то нельзя ли...

- Конечно! - всплеснул руками Неокесарийский. - О чем разговор! Прошу, прошу в мои хоромы...Сейчас вот только с вашего позволения выключу мою стряпню...

Старик выключил газ, схватил ошарашенного Клятова под руку и потащил прочь из кухни. Разум Клятова отказывался правильно оценить происходящее. Можно, скрепив сердце, допустить, что квартиранты ощущают некоторую недоукомплектованность в смысле пьющего люда, но мысль об их единодушном восторге казалась совершенно дикой. Дмитрий Нилыч, приговаривая по пути : "Уж чем богаты", провел Александра Терентьевича в комнату, где можно было запросто задохнуться от книжной пыли. Такого количества книг на такой маленькой площади Клятову видеть не приходилось.

- Вы, наверно, доктор наук? - почтительно осведомился Клятов.

- Нет, любезный, какое там! - рассмеялся Неокесарийский. - Я простой библиофил, собиратель всякой всячины. Все собираю и собираю, и не могу остановиться. Каждое утро, как проснусь, корю себя - ну зачем, скажи на милость, тебе эти горы и залежи? В могилу-то не возьмешь, а оставить некому. Полежу так, посокрушаюсь - и опять за свое.

Дмитрий Нилыч с виртуозностью ужа подлез под готовую рухнуть книжную стопку и вытащил на Божий свет графинчик с малиновым содержимым. Клятов переминался с ноги на ногу, не смея сесть. Неокесарийский, спохватившись, бережно усадил его на тахту и поставил под нос высокую граненую рюмку мутного стекла. "Что мне рюмка", - подумал АлександрТерентьевич с досадой, следя, как дед целится из графинчика и медленно нацеживает свою плюшкинскую наливку.

- Извольте отпробовать, - старик неуклюже поклонился и чуть попятился.

Клятов прижал руки к груди:

- Не знаю, как вас благодарить...- схватил рюмку и залпом ее опустошил. Наступило, как он и предполагал, разочарование: напиток на поверку оказался слабеньким, градусов двадцать, и впридачу тошнотворно сладким.

- На здоровье, - просиял Неокесарийский и тут же налил еще. Александр Терентьевич довольно кашлянул: двадцать плюс двадцать - уже сорок. Выпив, он слегка разомлел и позволил себе светский вопрос:

- А что, Дмитрий Нилыч (вот! уже и развязность проступает! ), вы, небось, тоже стихами увлекаетесь?

- Как же не увлекаться? - Старика вопрос не удивил. Он порылся в книжном завале, вынул томик, раскрыл и прочел: - "Пробирается медведь сквозь лесной валежник, стали птицы громче петь и расцвел подснежник!" Просто, бесхитростно, а пробирает до костей! Вы, кстати сказать, не за подснежниками пожаловали?

- Что? - растерялся Клятов.

Неокесарийский усмехнулся и махнул рукой:

- Не слушайте, это стариковское. Нас тут собралось двенадцать месяцев, вот и забываешь порой, где быль, а где сказка. Вы сами увидите и, смею допустить, удивитесь.

Александр Терентьевич раскрыл было рот для нового вопроса, но тут со двора донесся бодрый автомобильный гудок. Неокесарийский заковылял к окну, выглянул и сообщил:

- Похоже, по вашу душу - Андреев с какими-то вещами. Не с вашими ли?

Клятов, будучи связан по рукам и ногам отлучкой Андреева, не знал, чему он больше обрадовался - вещам ли, свободе ли.

- С моими! - он поспешил к выходу. - Я извиняюсь...

- Что вы, что вы! - старик возмутился. - Не смею задерживать. Увидимся вечером, за ужином. Полагаю, в вашу честь будет устроен маленький фуршет.

Неокесарийский произнес это с мелким нечаянным смешком - довольно гнусным, но Клятов не придал этому значения. Он вышел в коридор и увидел, как Андреев, пригласив в помощники шофера маленького грузовика, заносит в помещение многострадальное бюро - многострадальное в одном воображении Александра Терентьевича. Предмет был цел и невредим, и в той же мере сохранились все прочие вещи.

- Я ваш должник по гроб жизни, - промямлил Клятов, бестолково перемещаясь в пространстве и создавая самозваным грузчикам очевидные неудобства.

- Забудьте, - отозвался Андреев, отдуваясь. - Между прочим, ваше прежнее жилище занял очень неприятный тип. Вот кто будет должник...

- Что он вам сделал? - спросил Александр Терентьевич испуганно. - Это Пендаль. С ним опасно связываться.

- Не хватало, чтобы он что-то сделал, - хмыкнул Андреев. - Просто выполз на тротуар, вел себя вызывающе...Черт с ним, это не ваша забота. Держите сдачу, - и он сунул в руки комок пятидесятирублевок. - Я поменял, вы не в претензии? Курс вполне приличный.

Слов у Клятова не нашлось. Внимание, которое ему оказывалось, было поистине сверхъестественным.

- Сколько я вам должен? - спросил он с излишней суровостью, боясь расчувствоваться совсем.

- Я посамовольничал, - признался Андреев виновато. - Взял без спроса, но немного, в разумных пределах. Ничего?

- Все нормально, - сказал Александр Терентьевич устало. Действие стакана неуклонно сходило на нет, и он остро нуждался в небольшом путешествии. Да и впечатлений было слишком много, он давно уже отвык от столь насыщенной жизни. - Я тут отлучусь на полчасика...

- Идите, - кивнул Андреев серьезно. - Только - очень вас прошу - не перестарайтесь. Вечером отметим ваше новоселье как следует - так не дай Бог, проспите все на свете.