Манипуляция продолжается. Стратегия разрухи - Сергей Кара-Мурза

В любом государстве уничтожение «половины экономического потенциала» страны было бы квалифицировано как измена Родине или вражеская диверсия в беспрецедентно крупном размере. И уж это никак не могло бы пройти без внятного объяснения власти с обществом. Надо дать оценку этой программе с точки зрения законов и канонов государственной безопасности. Ведь в 1999 г. новая власть приняла дела у Ельцина и его команды и их отчета не обнародовала. Да и сегодня имя Ельцина присваивается библиотекам и университетам, это явный знак одобрения его дел. Все уже по горло сыты недомолвками.

При выработке той программы наблюдалась поразительная вещь: ни один из ведущих экономистов не сказал, что советское хозяйство может быть переделано в рыночное хозяйство западного типа. Никто никогда не утверждал также, что в России можно построить экономическую систему западного типа. Ситуация в интеллектуальном плане аномальная: заявления по важнейшему для народа вопросу строились на предположении, которого никто не решался явно высказать. Никто не заявил, что на рельсах нынешнего курса возникнет дееспособное хозяйство, достаточное, чтобы гарантировать выживание России как целостной страны и народа. Ведь если этого не будет, то уплаченную народом тяжелую цену за реформу уже никак нельзя будет оправдать. Однако, сколько ни изучаешь документов и выступлений, никто четко не заявляет, что он, академик такой-то, уверен, что курс реформ выведет нас на безопасный уровень без срыва в катастрофу. А вот предупреждений об очень высоком риске сорваться в катастрофу было достаточно.

Итак, главные обществоведы страны не утверждали, что жизнеустройство страны может быть переделано без катастрофы — но тут же требовали его переделать. Тот факт, что общество принимало подобные катастрофические предложения без обоснования и критического анализа, говорит о том, что к концу 80-х годов в СССР и России имел место отход от рационального мышления.

Уже к середине 90-х годов мнение о том, что экономическая реформа в России «потерпела провал» и привела к «опустошительному ущербу», стало общепризнанным (пусть негласно) и среди российских, и среди западных специалистов. В 1996 г. видные экономисты Н. Петраков и В. Перламутров писали в академическом журнале «Вопросы экономики»: «Анализ политики правительства Гайдара — Черномырдина дает все основания полагать, что их усилиями Россия за последние четыре года переместилась из состояния кризиса в состояние катастрофы» [8].

Председатель Совета экономических советников при президенте США Клинтоне Нобелевский лауреат по экономике Дж. Стиглиц, дает такую оценку: «Россия обрела самое худшее из всех возможных состояний общества — колоссальный упадок, сопровождаемый столь же огромным ростом неравенства. И прогноз на будущее мрачен: крайнее неравенство препятствует росту» [3, с. 188].

Вдумаемся в этот вывод: в результате реформ мы получили самое худшее из всех возможных состояний общества. Значит, речь идет не о частных ошибках, вызванных новизной задачи и неопределенностью условий, а о системе ошибок. Перед нами явление крупного масштаба: на огромном пространстве создана хозяйственная и социальная катастрофа, не имеющая прецедента в индустриальном обществе Нового времени. Украина — большая развитая европейская страна. В 2000 г. средняя реальная заработная плата здесь составляла 27 % от уровня 1990 года (в Российской Федерации 42 %, в Таджикистане 7 %).

Известный американский советолог С. Коэн писал в 1998 г.: «Проблема России состоит в беспрецедентно всеобщей экономической катастрофе в экономике мирного времени, находящейся в процессе нескончаемого разрушения… Катастрофа настолько грандиозна, что ныне мы должны говорить о не имеющем прецедента процессе — буквальной демодернизации живущей в XX веке страны» [9].

Таким образом, речь идет не о кризисе, а о демодернизации — утрате системных свойств современной цивилизации. Казалось бы, перед разумным человеком возник очень важный объект исследований, анализа, размышлений и диалога. Но за прошедшие 20 лет никакого стремления к рефлексии по отношению к методологическим основаниям программы реформ в среде экономистов не наблюдается — за исключением отдельных личностей, которые при настойчивой попытке гласной рефлексии становятся диссидентами профессионального сообщества. Американские эксперты А. Эмсден и др. пишут в своем докладе: «Тем экономистам в бывшем Советском Союзе и Восточной Европе, которые возражали против принятых подходов, навешивали ярлык скрытых сталинистов» [1, с. 67]. В те годы этот ярлык означал маргинализацию человека как профессионала. Понятно, что мало кто шел на конфликт, пытаясь открыть дискуссию. Часто такой поступок совершали люди как раз слишком эмоциональные, их выступление воспринималось как крик отчаяния, и рационального разговора не получалось.

Возьмем самые распространенные случаи нарушений, которые будем иллюстрировать известными примерами. Это отход от реалистического мышления; «порча языка» — отход от системы рациональных категорий и понятий; утрата меры.

Аутистическое мышление. Основу рационального представления о действительности создает реалистическое мышление. Его цель — создать правильные представления, цель аутентического мышления — создать приятные представления и вытеснить неприятные. Если каким-то способом удается отключить реалистическое мышление, то аутистическое мышление доделывает за него работу, тормозя здравый смысл и получая абсолютный перевес.

Во время перестройки в среде гуманитарной интеллигенции сложилась компактная господствующая группа, объединяющей силой и ядром идейной основы которой являлся мессианский антисоветизм. Эти люди грезили наяву о разрушении «империи зла». Господство аутистического мышления породило небывалый в истории проект демонтажа народного хозяйства собственной страны. Предпосылкой к нему стало типичное проявление аутистического мышления в сфере хозяйства — сдвиг внимания от производства к распределению. На первый план в сознании вышел рынок — механизм распределения. «Реальная экономика» была представлена как нечто презренное и антигуманное.

Первый удар по хозяйству реформа нанесла в 1991–1994 гг., когда промышленное производство сократилось более чем в два раза. Директор Аналитического центра Администрации Президента Российской Федерации по социально-экономической политике П.С. Филиппов дает большое интервью (4 января 1994 г.).

Его спрашивают, какова причина этого кризиса. Он отвечает: «В нашей экономике узкое место — это торговля: у нас в три раза меньше торговых площадей, чем, например, в Японии. Хотите хорошо жить — займитесь торговлей. Это общественно-полезная деятельность. И так будет до тех пор, пока будет существовать дефицит торговых площадей, а, еще вернее, мы испытываем дефицит коммерсантов» [10].

Под давлением таких доводов люди оправдывали катастрофические изменения — из промышленности выбыла почти половина рабочих. Они сначала превратились в «челноков» и мелочных торговцев, а затем значительная часть их опустилась на «дно».

Экономисты настойчиво советовали совершить поворот России к «жизни в долг». Видный экономист Н.П. Шмелев, ныне академик РАН, предлагал сделать большие внешние заимствования, а отдавать долги государственной собственностью. Он писал: «По-видимому, мы могли бы занять на мировых кредитных рынках в ближайшие годы несколько десятков миллиардов долларов и при этом остаться платежеспособными… Эти долгосрочные кредиты могли бы быть также (при должных усилиях с нашей стороны) в будущем превращены в акции и облигации совместных предприятий» [11].

Через год, когда страна уже втягивалась в кризис, он говорит в интервью: «Не исключено, что частный банковский мир переведет нас в категорию политически ненадежных заемщиков, так что на солидные займы рассчитывать нам не придется… [Можно взять] под залог нашего золотого запаса, основательно, кстати, пощипанного. Зачем мы его храним? На случай войны? Но если разразится ядерная война, нам уже ничего не нужно будет» [12].

Это крайний аутизм. Зачем мы что-то храним? А если война? И Российская Федерация сразу стала втягиваться в долговую яму, брать займы «зависимого типа», но российскому обществу это представляли как «помощь Запада» или даже как иностранные инвестиции.

Одним из крайних проявлений аутистического сознания элиты был категорический отказ обсуждать и даже видеть отрицательные последствия реформы. Вот умозаключение академика Т.Н. Заславской, сделанное в важном докладе (1995): «Что касается экономических интересов и поведения массовых социальных групп, то проведенная приватизация пока не оказала на них существенного влияния… Прямую зависимость заработка от личных усилий видят лишь 7 % работников, остальные считают главными путями к успеху использование родственных и социальных связей, спекуляцию, мошенничество и т. д.» [13].