Субэдэй. Всадник, покорявший вселенную - В. Злыгостев

Какому источнику верить? «Сокровенному сказанию», созданному около 1240 года, то есть во время, когда еще жил, здравствовал и побеждал наш герой, или же «Юань ши», китайской хронике, составленной в 1368–1369 годах, а значит, через 120 лет после смерти Субэдэя? К сожалению, внятных ответов в просмотренных мною изданиях я не обнаружил, а вот противоречия имеются. Вот что сообщается в книге, вышедшей в 2009 году и представляющей самые последние исследования. «Субэдэ-батор, сын Хабала, представителя знати племени жар-чудай Урианхай; с четырнадцати лет состоял на службе Чингисхана» [14, с. 262]. И далее читаем в том же издании «Субэгэдэй-батор, верой и правдой служивший Чингисхану и его наследнику Угэдэю, прославленный полководец Субэгэдэй, был родным братом Зэлмэ (Джэлмэ — В. 3.)» [14, с. 680]. Да, действительно, перед нами проблема, которую еще никто не решил, да и решит ли? Ясно одно — оба источника являются для нас главнейшими, однако, при всем уважении к «Юань ши», «Сокровенное сказание», написанное при жизни Субэдэя, несмотря на свою «эпическую» составляющую, будет основой дальнейшего повествования, касающегося происхождения нашего героя, что не помешает присутствию китайской версии в данном исследовании. Да, у Субэдэя был брат Джэлмэ, но почему не мог существовать брат Хулухур? И почему о нем нет сведений в «Сокровенном сказании[3]»? Ответ на это мы могли бы получить лишь от автора или авторов главной книги монголов. А может, сам могущественный военачальник и придворный кое-что подсказал создателям сказания? Великий дипломат и багатур имел все возможности подкорректировать текст, и так оно, наверное, и было. Ведь мало кто из героев «Сказания» имеет столь лестные оценки своей деятельности, а это касается как эпохи Чингисхана, так и времен Угэдэя. Последний, кстати, даже откровенно унижает своего сына Гуюка, ставя в пример ему уже престарелого полководца [14, с. 225].

Глава третья. Юность Субэдэя — юность государства

О рождении будущего своего сподвижника Чаурхан-Субэдэя в 1175 году, которого он впоследствии называл «Друг сердечный мой» [14, с. 160], Чингисхан — тогда еще Тэмуджин — не знал. Но Чаурхан-Субэдэй, родившийся в потаенном лесном урочище, в теплом гэре, при слабом мерцании очага и под завывание ранней вьюги, волею судеб был обречен на великие дела вначале как ученик, потом как сподвижник и, не побоюсь сказать, наследник задуманного Чингисханом. Рождение Субэдэя впоследствии обросло легендами: говорили, что родился он с саблей в зубах и держащим камень в кулаке, что, согласитесь, весьма помпезнее сгустка крови, похожего на копье и зажатого в ладони новорожденного Тэмуджина. И хотя это легенда, и хотя появилась она наверняка после смерти Чингисхана, согласитесь, сабля и камень — это перебор! Но не дадим этому преданию умереть. Вспомним, бывали и на Золотой Руси богатыри, которые сиднем сиживали годков этак до тридцати и более. А уж потом…

Чаурхан-Субэдэй по происхождению был «дворянином» ниже среднего ранга, если это определение каким-либо образом можно отнести к урянхаям. И поэтому с раннего детства ему пришлось пройти испытания и жестким воспитанием, и суровой природой. На его родине в самом сердце Азии в «декабре небольшие реки вымерзают до самого дна, а в долинах собирается тяжелая масса очень холодного воздуха, из-за чего в высокогорных районах часто оказывается теплее, чем в долинах, где были зафиксированы температуры до минус 55 градусов, среднегодовая температура в центральной части Монголии, на берегах реки Туул, составляет 3 градуса ниже нуля. Лето часто пугает резкими и неожиданными изменениями погоды» [13, с. 199]. Вот в таких экстремальных условиях рос будущий великий воитель, всадник, покорявший вселенную! Полководец, начавший войну с Русью, в условиях замерзших рек, многометровых снежных заносов, морозов и ледянящего ветра, несущего в себе крупицы льда. Полководец, начавший войну и победно ее завершивший. Эй, маршалы прекрасной Франции — Мюрат и Даву! Да и вы, император Наполеон! Не хватило у вас ни ума, ни фантазии на зимнюю кампанию в России. А был бы жив Субэдэй, да узнай он, что вы в декабре месяце всю свою конницу попросту сожрали, — изумлению его не было бы предела. Ведь он только в декабре начал воевать! А вас, господа французский генералитет, за такое разгильдяйство не стали бы предавать «почетной смерти»[4], а попросту — голову долой.

Пусть теперьМой сын ЗэлмэИз табунов твоих коня седлает,Дверь в ставку перед тобою отворяет. [14, стр. 77]

О Джэлмэ можно сказать, что личностью он был незаурядной и во время борьбы Тэмуджина за власть над степью совершил немало, выступая в роли военачальника и ближайшего сподвижника, «стал одним из предводителей личной охраны Чингисхана» (14, с. 255], а в одном сражении даже спас жизнь своего господина. Джэлмэ, кроме всего, был отчаянным рубакой, готовым в любой момент кинуться в кровопролитную схватку. Рашид-ад-Дин говорит о нем следующее: «Джэлмэ-Ухэ, значение „ухэ“ дерзкий (человек) разбойник и богатырь. В ту пору принадлежал к числу эмиров кезика (кешика) и выше его никого не было, кроме двух-трех эмиров» [15, с. 157]. Вот таким был брат Чаурхан-Субэдэя!

Да, это было время дерзких разбойников и богатырей, а сама дружина Тэмуджина напоминала, скорее всего, не мирных скотоводов, охранявших свои жилища и пастбища от окружающих их со всех сторон врагов, а шайку вездесущих степных грабителей, целью которых было навести страху на соседей, да вовремя набить брюхо жирным шулюном, к тому же, изрядно выпив, устраивать веселье всякого рода. Но Тэмуджин не был бы Тэмуджином, если бы не стремился подняться до положения своего отца Есугей-багатура, и не только до положения нойона. Мечта о том, чтобы стать ханом монголов, преследовала его даже в те времена, когда ходил он в дырявых гутулах и убранством коня не мог похвастать. И еще. Он жил местью, местью за отца, убитого племенем татар, которые обитали где-то за Ононом. Он вынашивал планы расправы с вождями тайджуитов, а именно с Тургутай-Кирилтухом, Аучу и другими, по чьей злой воле он несколько лет провел в полурабском состоянии, таская порой на шее ненавистную колодку, выполняя под хохот мучителей самую грязную, самую позорную работу.

И судьба благоволила Тэмуджину. Могущественный хан кераитов Тогорил принял его как названного сына. В нужный момент рядом с главой кият-борджигинов появлялся преданный анда Джамуха, гутулы уже не были дырявы, и женился он на красавице Бортэ. А затем последовала череда серьезных испытаний Тэмуджина на прочность как авторитета среди степных вождей. Это в первую очередь касается истории похищения его жены меркитами в 1183 году. Бортэ провела в плену несколько месяцев. Объединенные силы киятов, кераитов и отрядов Джамухи, проведя крупную войсковую операцию, в которой участвовали тысячи воинов, вернули жену Тэмуджину. Семья воссоединилась. Но сам будущий Чингисхан получил серьезный урок, о котором помнил всю жизнь, и не успокоился до тех пор, пока племя меркитов не перестало существовать. А затем произошел разрыв с Джамухой в 1186 году, компенсированный однако приходом к Тэмуджину на службу нескольких монгольских обоков, что привело к значительному усилению последнего, и его амбиции по занятию пустующего трона монгольского ханства лишь усилились.

А что же Чаурхан-Субэдэй? За эти годы он заметно подрос, раздался в плечах, стал настоящим мэргэном, и кто знает, может, уже видел кровь убитого им врага… Когда в стойбище приезжал брат Джэлмэ и рассказывал обо всех «подвигах» и «прелестях» службы у Тэмуджина, юный Субэдэй, предопределил свою судьбу. Служба мечом есугееву сыну, а не удел кочевника и охотника, становилась его стезей[5]. Но те навыки, которые он приобрел, выслеживая и добывая в лесу или степи дичь, не раз пригодятся будущему сотнику, тысячнику, темнику, полководцу. Пройдет время, и он, как изнемогающего оленя, будет преследовать хорезмшаха Мухаммеда, как раненого волка, добьет грузинского царя Георгия Лашу, как загнанного скакуна, приведет к гибели половецкого хана Котяна. И сколько еще венценосных голов будет раскидано от Янзцы до Дуная по приказу бывшего охотника, помогавшего когда-то отцу раздувать меха в маленькой жаркой кузне…

Глава четвертая. Хан, дружина, Субэдэй

С 1186 года началась то затухающая, то разгорающаяся межплеменная распря, в которой не последнюю роль играли отношения между Тэмуджином и Джамухой. Эта распря в конце концов и ввергла всю Монголию в жесточайшую междоусобицу: бредивший ханским титулом, Тэмуджин, почувствовав поддержку нескольких родов, сам «подкидывал дровишек» в костер надвигающейся смуты. И что бы там ни говорили ученые мужи, но абсолютно ясно, что именно Тэмуджин был причиной и ближайшей войны, и будущего величия Монголии. Так или иначе, но военные успехи Тэмуджина (хотя в общем-то частные), увеличение числа подданных привели к тому, что влиятельные нойоны Алтан, Сача-беки, Тайчу и родной брат Есугея — Даритай «решили избрать царем — Тэмуджина и восстановить оказавшийся вымороченным, после смерти Хугулы, ханский трон. Намеревались ли они всерьез сделать Тэмуджина настоящим царем? Явно нет, и развитие событий это показало. Но испытывая необходимость в вожде, по крайней мере, для совместных походов, они нашли подходящим для этой роли сына Есугая» [3, с. 68].