Мамины глаза - Симон Осиашвили
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Письмо
Напишу Вам смешное письмо,чтобы Вы, прочитав, улыбнулись.Напишу, с кем бываю в кино —и ни слова о том, что люблю Вас.
Отыщу я такие слова,чтобы Вам на мгновенье взгрустнулось.Напишу, что желтеет листва —и ни слова о том, что люблю Вас.
Я попробую так написать,чтоб волнение к Вам прикоснулось…Обо всем я сумею сказать —и ни слова о том, что люблю Вас.
Пьяный вальс
Пьяный пианист, пьяный контрабасНочи напролет нам играют вальс.Этот пьяный вальс так на жизнь похож:Где тут раз-два-три, разве разберешь…
Обними меня, чтобы свет погас…Вечность напролет мы танцуем вальс.Это пьяный вальс все сбивает счет:То ли раз-два-три, то ль наоборот…
Давай станцуем вместе пьяный вальс,И, может быть, он снова сблизит нас…Щекой слезу мою сотри,И пусть не слышно раз-два-три,Давай попробуем последний раз.
Амулет
Ты склонись над огоньком свечиИ молитву тихо прошепчи,Чтобы богВам помогИ его не оставил:В день, когда случится черный час,Чтобы пуля мимо пронеслась —И вернулся он домойЖивой.
Господи, пусть жизнь его спасет любовь,Ведь вернее нету амулета,Жизнь его спасет любовь,Только им двоим известно это —И поэтому онаНад свечой в ночи молитву шепчетИ верит в сны…Господи, пусть жизнь его спасет любовь,Ведь вернее нету амулета,Жизнь его спасет любовь,Только им двоим известно это —И поэтому онаОбязательно его дождетсяС этой войны.
Ни разрывов не слыхать, ни птиц…Ввысь душа рвалась, а тело – вниз…Слышал онТихий звон —Это ангелы пели…Но вдруг вспыхнул огонек свечиОт ее молитвы в той ночи —И глаза он смог открыть,Чтоб жить.
Столичная штучка
Ну что нам жизнь столичная,У нас свои дорожки,Наш городок не так не сяк —Таких в России тьма,Но ты шагнула с поезда —Ну прямо как с обложки —И городок застенчивыйСовсем свела с ума.
Улыбка голливудскаяИ от бедра походка,А из Парижа платьице —Всем мужикам беда,Но лишь в моих объятияхОкажешься, красотка, —Забудешь жизнь столичнуюТы раз и навсегда.
«Словно голову страус…»
Словно голову страус,Чувства прячу в песок —Чтоб ты не догадалась,Как я одинок.
Я разбил на кусочкиТелефоны свои,Чтоб тебе не признатьсяВ любви.
Я застегнут до горла,Как парадный мундир —Только сердцу сегодняЯ не командир.
Зря пишу на листочкеНедостатки твои —Трудно быть одиночкойВ любви.
Черно-белый фотоснимок
Мы на фото получились очень мило:ты с улыбкой, я с усами, как гусар,а за нами – белоснежный куст жасмина…Так пускай же будет вечным этот кадр.
Он напомнит, как стояли мы в обнимку,и на темном фоне как белел жасмин…Этим скромным черно-белым фотоснимкомдорожить мы будем больше, чем цветным.
Нужно сделать, чтоб за кадром оставалисьвсе невзгоды, что подстерегают нас,и чтоб мы всегда друг другу улыбались,как на этой фотографии сейчас.
Пронесутся наши годы золотые,цвет жасмина обернется сединой —а пока что мы с тобою молодые,и фотограф нам попался молодой!
«Поцелуи – словно выстрелы…»
Поцелуи – словно выстрелы,Мы с тобой смертельно ранены,Наши танцы будут быстрыми,Мы танцуем не по правилам.
Ничего, что ночь – случайная,Лучше так, чем в одиночестве.Может, снова повстречаемся,Если музыки захочется.
Тает дымка сигаретная,Опустели рюмки узкие…Не шепчи слова запретные —Все равно утонут в музыке.
Две улыбки на прощание —И розетка обесточена…Может, снова повстречаемся,Если музыки захочется.
«Я один стою на пристани…»
Я один стою на пристани,Мой корабль оставил порт…Я теперь на берег списанный,Вроде как не первый сорт.
И у моря на окраинеЯ слоняюсь просто так —И такой же неприкаянныйЖмется к берегу маяк.
Я бросаю в море камушки,Мимо ходят корабли —Все мои подруги замужем,Все друзья мои вдали.
И ни имени, ни отчестваУ печали нет моей —Просто это одиночествоСтало к вечеру сильней.
«Ничему не научился…»
Ничему не научился,только время промотал —без веселья веселился,без печали горевал.
Порастратил все авансы,все ошибки совершил,с нелюбимой целовался,с неприятелем кутил.
Я былое не исправлю,за него мне бог судья,я лишь крест на нем поставлю,раз уж так легла судьба.
У разбитого корытая не стану горевать,все мы были жизнью биты —я хочу ей сдачи дать.
Я еще чего-то стою,что-то есть еще в груди…Пусть полжизни за спиною,но полжизни – впереди!
Все цветы
Я прервал повествование на рассказе о своих литинститутских буднях. А ведь были еще и праздники. Вернее, каникулы – для студента любого возраста это всегда праздник. На каникулы я, естественно, ездил в свой родной город Львов, где оставались мои родители и мои друзья. Поэтому мне там было хорошо. Львов первой половины восьмидесятых годов прошлого века был чем-то средним между нашей Прибалтикой и всей остальной страной. Не такой европейский, как Рига или Таллин, но и не такой советский, как все остальные наши города. Сказывалось то, что несколько столетий он входил в состав Австро-Венгрии и Польши, а советская власть там установилась фактически только после войны. Поэтому архитектура, ландшафты да и традиции были не вполне советскими. Ну и кроме того, так как Львов был столицей Западной Украины, то и влияние украинского языка было очень сильно. Практически никто из русскоязычных львовян не говорил по-русски правильно, даже не владея в полной мере украинским языком. Кстати, я-то украинский знаю в совершенстве, потому что у меня было много приятелей украинцев, и вообще я считаю, если живешь среди людей определенной национальности, нужно уметь говорить на их языке. А великодержавное отношение к этому вопросу до добра не доводит, в том числе и на бытовом уровне. Так вот, это знание украинского языка, помогая мне быть своим во Львове, сыграло со мной злую шутку в Москве. Оказалось, что в моей речи было очень много украинизмов, неправильных ударений и глагольных форм, причем это проявлялось не только в разговоре, но и в стихах. Но я не обижался, когда мне делали замечания, наоборот, просил как можно чаще указывать на мои ошибки, чтобы я их преодолел. Ну и довольно быстро я избавился от этого недостатка, помог, наверно, музыкальный слух – и теперь я уже сам остро реагирую на неправильности в русском языке, которых сегодня так много и в разговорной речи и, увы, в песнях. Потому что тексты пишут все подряд, кто и говорить-то толком не может, а худсоветов, к сожалению, не осталось и критерий только один – прибыль. А то, что калечится родной язык, современных радиокоролей не волнует. Главное – рейтинг. Впрочем, я отвлекся. А говорили мы о моих львовских каникулах, которые я проводил в основном в кофейнях, кои в почти европейском Львове были на каждом углу. И вот однажды я там разговорился с одним молодым человеком, который оказался композитором, студентом консерватории. И вот он ко мне пристал с предложением написать песню. Я отказываюсь, мол, какие песни, я занимаюсь серьезной поэзией, а это низкий жанр и все такое. Но он не отставал, а мы подружились и встречались почти ежедневно – и я понял, что мне проще согласиться, чем убедить его в своей позиции. И я написал нечто, что, как мне казалось, могло бы быть текстом песни, – а через две недели мой новый приятель позвал меня во Дворец молодежи послушать нашу песню. И вот я в зале, полном зрителей, и музыканты поют стихи, которые я сочинил. И пятьсот человек их слушают, представляете? Нет, вы не можете этого почувствовать, но поверьте, это невероятное ощущение. Потому что кто сегодня, в наше непоэтическое время интересуется стихами? Ведь эпоха стадионной поэзии канула в Лету вместе с шестидесятыми годами, а сейчас ну кому я могу показать свои стихи? Ну послушают их пять-десять ненормальных, а остальным и дела нету. И я понял: вот он, выход к аудитории. Я обязательно буду писать песни, но только такие, чтобы их тексты были самоценными, чтобы их не стыдно было дать почитать глазами, без музыкальной поддержки. Вот так случай привел меня к песне. А не зайди я тогда в ту кофейню, не разговорись я с тем парнем – и не было бы сегодня песен Симона Осиашвили. Это я к тому, что это уже второй случай, который кардинально изменил мою судьбу. Второй, но не последний. Но об этом позже, а пока что я вернулся в Москву, полный желания писать песни с самыми лучшими композиторами. Но одного желания мало – никто не ждал меня на этом поле, никто не собирался поддерживать. И только почта была за меня. Да-да, я выписал из справочника Союза композиторов адреса тех авторов, чьи песни мне нравились, и разослал им свои стихи. А потом звонил им и… И в основном они мне говорили, что мои стихи им неинтересны. Помнится, так же мне ответил и замечательный композитор Марк Минков. А потом, через несколько лет, когда в моем багаже уже были и «Дорогие мои старики», и «Не сыпь мне соль на рану», дома у меня зазвонил телефон, и голос в трубке назвался именно Марком Минковым, который предлагал мне посотрудничать – конечно, я согласился, не напоминая ему о нашем первом разговоре… Так вот, в основном композиторы вежливо меня посылали, и только Владимир Мигуля, царство ему небесное, сказал, что мои стихи ему понравились, и пригласил меня к себе. Я был поражен, когда увидел его рабочий стол, заваленный стихами, которые ему слали отовсюду – все же он был очень популярным композитором. И как он в этом потоке выудил мои опусы – непонятно. Повезло мне, что ли, не знаю. И вот Мигуля, отложив мои листки в сторону, говорит, что есть у него одна мелодия и хорошо бы, если бы я написал на нее стихи. На профессиональном жаргоне это называется «писать на рыбу». Это для меня была незнакомая работа, но я, конечно, не отказался – уж очень хотелось мне сочинить песню с известным композитором. Я и сочинил, только получилось забавно: Мигуле стихи понравились, но он написал на них другую музыку. Так родился первый в моей жизни шлягер, который назывался «Дни летят», исполнила его София Ротару – и через месяц песню запела вся страна. Но тут Мигуля обратил мое внимание, что его исходная мелодия осталась не у дел, и предложил написать на нее новые стихи. Что я и сделал, но Мигуле не понравилось то, что я сочинил, – и тогда я снова обратился за помощью к почте. Давид Тухманов, которому я отправил эти стихи, написал на них музыку. Так в моей жизни появилась песня «Старое зеркало», ее исполняли и Катя Семенова, и Ирина Аллегрова, а я получил за нее первый свой диплом на телефестивале «Песня года». Это был 1986 год. Всего этих дипломов у меня 19 штук. А в 2004 и в 2012 годах мне был дважды вручен «Памятный приз им. Р. Рождественского за вклад в развитие отечественной эстрадной песни».