Хаос (ЛП) - Шоу Джейми

Наш момент заканчивается, когда он тянется к ручке и открывает дверь, а затем мы входим в холл, и его рука лежит на моем плече. На глазах у всех. Я сдерживаю визг и притворяюсь спокойной, улыбаясь, как будто я к месту здесь, на вечеринке Адама. Как будто я не просто какой-то ботан первокурсник, который носил очки в толстой оправе. Словно рука Шона Скарлетта, собственнически лежащая на моем плече, не имеет большого значения. Как будто он только что не забрал мою девственность и не изменил всю мою жизнь. Как будто, когда он спрашивает мой номер телефона, целует меня и обнимает, мое сердце не хочет взорваться в груди. Как будто я не безнадежно влюблена в него.

— Какого хрена ты делаешь, чувак? — спрашивает знакомый голос, когда мы входим в гостиную, и каждый волосок на моем теле встает дыбом, когда мы с Шоном поворачиваемся и видим моих братьев, приближающихся к нам из толпы. Тон Брайса легкий и веселый, что говорит мне о том, что он понятия не имеет, что мы только что поднимались наверх. Он смеется, когда я краснею под его пристальным взглядом. — Чувак, это моя сестра, — говорит он Шону, а затем переключает свое внимание на меня. — Так вот почему ты хотела прийти сюда сегодня вечером?

О боже, о боже, о боже.

— Так ты его сестра? — спрашивает Шон меня, и я вижу, как это происходит — момент, когда он узнает во мне Ларсона, когда он понимает, что я младшая сестра Брайса, Райана и, что хуже всего, Мейсона.

— Да, — отвечает за меня Брайс, — и ей пятнадцать.

Я едва успеваю поймать оскорбленный взгляд Шона, но он навсегда запечатлевается в моей памяти. Его рука падает с моего плеча еще до того, как кто-то снаружи кричит:

— КОПЫ!

В окнах вспыхивают красные и синие огни, а затем раздаются сирены, вызывающие паническое бегство. Брайс хватает меня за руку и тащит прочь от Шона, а Шон уплывает все дальше и дальше в хаосе, глядя мне вслед таким взглядом, что у меня разрывается сердце. Как будто то, что мы сделали, было ошибкой, а я всего лишь сожаление.

Он уезжает. Он не звонит.

Он забывает, а я — нет.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

— Это было сто лет назад, Кэл! — кричу я в закрытую дверь своей спальни, втискиваясь в обтягивающие джинсы. Прыгаю назад, пока почти не спотыкаюсь об армейские ботинки, лежащие посреди моей детской комнаты.

— Так зачем же ты идешь на это прослушивание?

Я едва успеваю сделать быстрый поворот, чтобы приземлиться на свою кровать вместо задницы. Нахмурившись, смотрю в потолок, когда заканчиваю натягивать штаны.

— Потому что!

Недовольный, Кэл рычит на меня с другой стороны моей закрытой двери.

— Это потому, что он тебе все еще нравится?

— Я его даже не знаю! — кричу я белому вентилятору на потолке, вытягивая ноги и борясь с тугой джинсовой тканью, затем иду к своей закрытой двери. Хватаюсь за ручку и распахиваю ее. — И он, наверное, даже не помнит меня!

Кэл хмурится, а затем округляет глаза, когда рассматривает мой наряд — узкие, черные, изодранные в клочья джинсы в паре со свободной черной майкой, которая не очень хорошо скрывает кружевной лифчик под ней. Черная ткань подходит к моим браслетам и тем частям волос, которые не выкрашены в синий цвет. Я отворачиваюсь от Кэла, чтобы взять ботинки.

— Что это на тебе надето?

Хватаю ботинки и демонстративно кручусь, прежде чем плюхнуться на край кровати.

— Я выгляжу сексуально?

Лицо Кэла искажается, как в тот раз, когда я убедила его, что кислая мармеладка — это просто обычная конфета.

— Ты же моя сестра.

— Но все равно секси, — парирую я с уверенной ухмылкой, и Кэл тяжело вздыхает, когда я заканчиваю завязывать ботинки.

— Тебе повезло, что Мэйсона нет. Он никогда не позволил бы тебе выйти из дома в таком виде.

Долбаный Мэйсон. Я закатываю глаза.

Я вернулась домой всего несколько месяцев назад — в декабре, когда решила, что получение степени бакалавра по теории музыки не стоит дополнительного года, кроме как общих требований к образованию, — но я уже готова снова сделать прыжок камикадзе из гнезда. Наличие гиперактивного соседа по комнате было ничто по сравнению с моими чрезмерно заботливыми родителями и еще более чрезмерно опекающими старшими братьями. Добавьте к этому Кэла, который всегда знает, о чем я думаю, даже когда предпочитаю держать это при себе, и я почти уверена, что мне срочно нужно выяснить, что, черт возьми, мне делать со своей жизнью или принять тот факт, что в конечном итоге угожу в психушку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ну, Мэйсона сейчас нет дома. И мамы с папой тоже. Так ты скажешь мне, как я выгляжу, или нет? — Я встаю и упираюсь руками в бедра, жалея, что мы с братом больше не стоим лицом к лицу. Скачок роста в старшей школе сделал его на несколько дюймов выше меня, и теперь он почти такой же высокий, как остальные наши братья, даже если он намного худее. При росте пять футов восемь дюймов2 мне приходится задирать подбородок, чтобы посмотреть на него.

С совершенно несчастным видом Кэл говорит:

— Ты выглядишь потрясающе.

На моем лице появляется улыбка за мгновение до того, как я хватаю свой гитарный футляр, прислоненный к стене. Когда иду через дом, Кэл следует за мной по пятам.

— Какой смысл прихорашиваться для него? — спрашивает брат, и наши шаги эхом отдаются в коридоре.

— А кто сказал, что это для него?

— Ки-и-ит, — скулит Кэл, и я останавливаюсь. На верхней площадке лестницы поворачиваюсь и смотрю ему в лицо.

— Кэл, ты же знаешь, что именно этим я хочу заниматься в жизни. Еще со средней школы мечтала попасть в знаменитую группу. Шон — потрясающий гитарист. И Джоэль тоже. А Адам — потрясающий певец, а Майк — потрясающий барабанщик… Это мой шанс стать потрясающей. Неужели ты не можешь просто поддержать меня?

Мой близнец кладет руки мне на плечи, и я задаюсь вопросом, то ли это для того, чтобы успокоить меня, то ли потому, что он собирается столкнуть меня с лестницы.

— Ты же знаешь, что я тебя поддерживаю, — говорит он. — Просто… — Он жует губу, из-за чего та становится темно-красной, прежде чем отпустить. — Тебе обязательно быть потрясающей с ним? Он же просто засранец.

Я могу понять, почему Кэл беспокоится. Он знал, как сильно мне нравился Шон до той вечеринки, и в тот вечер выжал из меня все до последней детали. Он в курсе, что я отдала Шону свою девственность, поэтому понимал, почему я плакала перед сном в течение следующих нескольких недель, когда Шон не звонил.

— Может быть, теперь он другой человек, — рассуждаю я, но темные глаза Кэла по-прежнему полны скептицизма.

— А может, и нет.

— Даже если это не так, я теперь совсем другой человек. Уже не тот ботаник, каким была в старших классах.

Начинаю спускаться по лестнице, и Кэл следует за мной по пятам, тявкая на меня, как собачонка.

— На тебе те же самые ботинки.

— Ботинки убойные, — говорю я. Это же так очевидно, но, вероятно, должно быть сказано.

— Просто сделай мне одолжение?

У входной двери я разворачиваюсь и начинаю пятиться к крыльцу.

— Какое одолжение?

— Если он снова причинит тебе боль, используй эти ботинки, чтобы отомстить.

Я смеюсь и делаю большой шаг вперед, чтобы сжать брата в объятиях.

— Обещаю. Люблю тебя, Кэл. Я позвоню тебе, когда все закончится.

С глубоким вздохом он обнимает меня в ответ. А потом отпускает.

Дорога до Мэйфилда занимает у меня целый час. Целый час я барабаню пальцами по рулю своего джипа и включаю музыку так громко, что не слышу собственных мыслей. Мой GPS прерывает уничтожение барабанных перепонок, чтобы направить к клубу под названием Mayhem, и я паркуюсь на боковой парковке массивного квадратного здания.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Поставив джип на место и выключив зажигание, я еще несколько раз барабаню по рулю, прежде чем стукнуть ладонью по бардачку. Он распахивается, из него вываливается расческа, и я использую ее, чтобы укротить свои спутанные ветром локоны.