Грезы Хорб-ин-Тнес - Сергей Шуба

Мешочек проворно подобрал тощий смуглокожий ребёнок с длинным шрамом на левой лопатке и болезненными пятнами на щеках, прижал его к груди и убежал вверх по улице. Всадники переглянулись и молча поехали вдоль берега, по направлению к новым богатым каменным домам.

Перед искомым домом они разделились. Жаму и толстенький приземистый человек спешились и пошли к воротам, бритый воин с напарником поехал дальше и свернули за угол. Альтестейн же объехал ограду справа, равнодушно поглядывая по сторонам. Он несколько раз повёл плечами, проверяя, насколько удобно и правильно всё распределено под плащом. Шикнул на коня. Тот послушно встал. Освободив ноги от стремян, «варвар» ещё раз осмотрелся в густеющей темноте. Никого. Выдрессированный жеребец будет ждать его здесь, или прибежит на свист. Они зайдут с трёх сторон, как делали чаще всего, оставляя смышлёному противнику путь к отступлению. Краем уха он слышал, как стучит в ворота Барган, негромко, но уверенно. Те же, кто не понимал, чей интерес они представляют, умирали быстро. За исключением тех, кто должен умереть медленно. Жаму будет разыгрывать либо сумасшедшую прорицательницу, либо продажную девку, смотря что́ увидит на лице привратника толстяк. Ныне же выхода они не оставили – у воды тисаэсцев будет ждать человек-рыба со своей трубкой и ядовитыми иглами. Негромкие голоса у ворот длились дольше обычного, и Альтестейн гибким движением вскочил подошвами сапог на седло. Он осторожно вставал во весь рост, чтобы заглянуть за ограду, как вдруг услышал визг разъярённой кошки. Это значило, что охрана не поддалась на уговоры Баргана (а это случалось каждый второй раз), и они вошли силой. Барган был не так уж и плох в потасовке, несмотря на свою комплекцию.

Держа в левой руке снаряжённый малый арбалет, «варвар» спрыгнул во двор. Земля надвинулась из темноты и мягко ударила по ногам. Альтестейн пошатнулся, и, не теряя времени, побежал к дому, в котором внезапно стали гасить свет. «Тисайские штучки!» Он услышал шорох слева и выстрелил прямо в морду собаке за миг до того, как она, хрипя, опрокинула его. Ударом меча добив извивающегося и скулящего пса, Альтестейн, пригнувшись, прислушался. За домом взвизгнул второй пёс. «Так». Не стоило входить в тёмное здание наобум, но тут с крыши гнусаво взвыл рог, а это значило, что советник решил сыграть в честного гражданина и прибегнет к помощи стражи. Это меняло дело.

Обегая стену дома, «варвар» раскручивал сорванную с пояса лёгкую бечеву с двумя крюками на конце. Он слышал, как бритый с напарником бросают бутылки с горючей смесью (что они должны были сделать после, заметая следы) и знал, что надо поторапливаться. Толстяк и девушка никак не проявлялись, и это немного удивляло Альтестейна. В густой овеществлённой тьме неожиданно наступило полное молчание. Ночь улыбнулась «варвару» в лицо, и губы её были вишнёвыми от крови. «Они убили всех, кроме меня, – понял Альтестейн. Он снова остановился. – А ещё они не знают, сколько нас. А я не знаю, сколько их». Трещали закрытые деревянные ставни с той стороны дома, наверняка хоть одно окно было выбито, и смесью плеснули внутрь, и, может, будет пожар. А может, и не будет. Снова заревел рог.

«Варвар» решился. Он дважды крутанул крюки и мягко забросил их на плоскую крышу. Натянул бечеву и в три движения миновал два этажа. Оказавшись на крыше, он увидел силуэт, подсвеченный огнём с той стороны.

Дудевший его не заметил, в очередной раз набирая воздуху в грудь. Альтестейн подстрелил его, и вновь зарядил арбалет. Подумал, и, подняв рог, сыграл отбой тревоги, хоть и не очень-то верил, что это подействует. Потом подошёл к люку, снял с пояса две бутыли и бросил их внутрь. Он услышал, как лопнуло стекло, потом загудело пламя, и носком сапога захлопнул крышку. Подойдя к тому краю крыши, что выходил на озеро, «варвар» стал ждать. «Если они побегут, то возьмут и самое ценное. Если нет, то поджарятся живьём до прихода стражи».

Он был осторожен и всё же едва не попался – кто-то выстрелил в него со стороны воды. «Варвара» спасло то, что, услышав щелчок, он инстинктивно отпрянул. «У них был ход прорыт!» Потом он услышал несколько тихих вскриков на птичьем языке – значит, человек-рыба вступил в бой. Всплески. Альтестейн спустился, слыша, как по верхней улице, бряцая оружием, торопливо бегут охранники порядка и спокойствия. Не спеша, он подходил к причалу, условно свистнув. Ответа «варвар» не дождался, и вновь нехорошее чувство заползло к нему в грудь.

С громким хрустом волной жара выбило люк на крыше, и двор скупо осветился снопом искр и сиянием пламени, идущем изнутри дома. И Альтестейн, которому внутренний голос подсказал об опасности, совершил в этот момент кувырок вбок, и с земли увидел воина с копьём, у которого неестественно широкий наконечник. Тисаэц молча напал, змеиным движением увернувшись от болта и разрубив арбалет, который Альтестейн бросил ему в лицо, чтобы замедлить движения. Они закружили – меч против копья, одна школа против другой.

– Меа цу и, – сказал «варвар» и метнул нож левой рукой.

На миг растерявшийся воин всё же отбил лезвие, сместился в сторону, избегая меча стремящегося сблизиться Альтестейна, и тут слева от него, прямо у стены дома, выросла Жаму.

Она ударила посеребрённой цепью с острым трёхгранным лезвием, которую носила как украшение.

– Вот и всё, – сказал «варвар», слыша, как к воротам подбегают стражи.

Негритянка пошатнулась, и Альтестейн заметил пятна крови у неё на накидке.

В калитку требовательно заколотили:

– Именем Даху, откройте немедля!

Жаму смотрела на «варвара» огромными влажными глазами. Он видел в них горы Агнарра. И дым, возносящийся из курилен к небу.

– Ортей выкупит твоё тело, – сказал Альтестейн на венте.

Она кивнула, облизнув губы.

«Варвар» развернулся и бросился к лодке. Разгорающийся пожар освещал уже и чёрную воду, и трупы возле неё. «У них не было времени договориться с хозяевами других домов, чтобы прокопать ход туда. Или они боялись».

Сановник лежал, сжимая в руках тубус со свитком. Альтестейн вырвал его из окоченевших ладоней и снял крышку. Плотная бумага выпала под ноги. Печати не было. Калитка трещала под секирами маравенхарцев. Кто-то с проклятиями пытался влезть на ограду.

«Варвар» обшарил трупы, переворачивая их. Рядом с лодкой, лицом вниз, покачивалось тело человека-рыбы. Обломки трубки плавали рядом.

Альтестейн, наконец, нащупал в мешочке на груди у одного из слуг что-то твёрдое и четырёхгранное. Он рванул. В свете огня печать приобрела аметистовый оттенок, но это была она. «Варвар» сунул её за пазуху, подхватил тубус, запихал туда бумагу и ступил в лодку, раскачав её. У ворот что-то дважды гортанно крикнула Жаму.

– Вы сами выбрали свой путь. Сами оступились и пали, были вынуждены бежать, теряя людей, ежедневно ждали засады, а теперь говорите о награде.

Кахшани сделал вас разменной монетой в своих интригах, и воины сипахсалара разметали вашу сотню, а сипахсалар верно служит шахиншаху. И я служу шахиншаху.

Пиуррины слушали его, согласно кивая, изредка оглаживая короткие бороды. Кее’зал же подался вперёд.

– Нет нужды говорить тем, кто в этом участвовал, что́ это было. Ты прибыл из столицы, прямо из дворца Светлейшего, мы знаем это. К чему глупые вопросы и долгие разговоры? Просто скажи о предстоящем.

– А я вижу, вы не рады оказанной вам чести. Что ж… Вы недоверчивы и не утратили способности мыслить, это хорошо. В ваших глазах нет страха, я вижу. Это тоже хорошо. Я скажу вам главное, и вы поймёте.

Нам надо пробиться в оазис и узнать, прибыл ли караван из Джамархии. Нужны точные сведения. Забудьте о Львах, они подчиняются мне. Не думайте о керкетах, если надо, мы вступим в сражение, но с ними можно говорить, я знаю их обычаи. Если мы сможем вывести караван из песков, или хотя бы узнать, что с ним случилось, можно считать наши жизни спасёнными, а все проступки забытыми. Это ясно?

Печать передавали в древней роще близ храма Уз-Тарнака.

Ортей пошёл сам, прихватив Альтестейна и двух кайратов с невыразительными лицами и скупыми движениями. Они были немыми. За оградой осталась свита Ортея из пятнадцати вооружённых до зубов самых лучших его людей.

Горные кедры плохо росли на рыжей почве равнин, а вот священные кипарисы прижились, и стволы некоторых были в два обхвата толщиной. Процессия шла по дорожке, посыпанной гравием, и Альтестейн слышал пение птиц и журчание воды. Брат Тохта вывел их к малому пруду, у одного конца которого была выстроена просторная каменная беседка для молитв и созерцания.