Вальдор: Рождение Империума - Крис Райт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лишь немногие наблюдатели задумывались о том, почему для новой столицы было выбрано это место. Лишь немногие задумывались о Его действиях — теперь их просто принимали как должное. Он не стал бы строить город именно здесь, если бы у Него не было на то причины. Последние десятилетия Его ошеломляющего успеха заставили людей думать, что Он непобедим, непогрешим и, в целом, всемогущ.
Опасные мысли. Такие мысли шли вразрез с самой главной задумкой всего дела, но как только они сформировались, от них уже было до ужаса тяжело избавиться.
Так и появились организации, которые занимались искоренением опасных идей. В большинстве своем они действовали тонко — накладывали вето на литературу, тихо перешептывались с правильными или не совсем правильными людьми. Но Терра всё еще оставалась жестоким миром, который переживал муки рождения своего будущего, и временами требовались более тонкие меры. Некоторые эксперты утверждали, что планета почти сплотилась, и теперь требуются только разовые действия, чтобы удержать под контролем всё худшее из давно сформировавшейся человеческой натуры. Они называли такие действия «Согласием». К сожалению, это была ложь. Старые силы продолжали взращивать себе поддержку на тёмных почвах зараженных радиацией долин. Некоторые были сбиты с толку и не могли принять новую истину наступающего века. Другие просто знали, что происходит, и пытались бороться, дабы предотвратить его наступление.
Даже так, идея сама по себе оставалась крайне опасной. Это знание, эта вера — вера, самая затянувшаяся из старых патологий, цепляющаяся иссохшими кончиками пальцев за край перед долгим падением в небытие.
— Мое учение — конец веры, — сказал Он однажды, и так было записано. — Я — конечная точка веры, я — её замена. После меня останется только осознание, образ единственной истины, мельком увиденной издалека.
У кустодия Самонаса не было никакой веры, по крайней мере, в суеверия и в какие–то вещи, граничащие со сверхъестественным. В детстве он мог развлечься подобными фантазиями, но такая способность была удалена из него давным-давно. Самонас не скучал по ней и не испытывал сожалений. Сожаления были уделом людской массы, стада, за которым ему было поручено присматривать. Для такого, как он, существовали только две суровые бинарные опции: знать или быть необразованным; побеждать или быть побежденным; быть верным или предателем.
Поэтому, когда кустодий смотрел на Дворец — который, как ему было известно, когда–то часто так называли — он не разделял фантастическую идею о том, что недостроенные купола и шпили были каким–то образом возведены здесь, или что само существование строения являлось доказательством некой невыразимой божественной воли. Дворец просто существовал. Приказ отдан. Теперь кустодий охранял Дворец так же, как и все Его творения.
Он не слишком интересовался прогрессом технотворцов. Самонас наблюдал, как башня Гегемона медленно выстраивалась из необычно прочного фундамента. На севере глубокая и плоская долина заполняется опорами из рокрита. Кустодий видел, как обретают черты огромные залы Сенаторума Империалис. Размеры произвели на него впечатление — типично смелое проявление Его видения. На протяжении столетий Терра оставалась миром заурядных резиденций военачальников, разрушающихся дворцов и руин, которые медленно оседали в сугробы пыли. Здесь же всё было по-другому.
— Я действительно не вижу необходимости в этом, — раздраженно признался однажды первый канцлер Калландер. Как человек, который ответственен за поиски средств на возведение Дворца, он мог быть прощен за то, что осмелился сомневаться в смысле данного строения.
Самонас все–таки понял. Он понял, что после завершения строительства эта крепость будет внушать ужас любой смертной душе. Как только строительство завершится, Дворец задаст такую атмосферу господства, что ни один враг никогда не подумает о нападении, если только он не окажется в каком–то зверином безумии, не боясь полного уничтожения.
Он видел все остальные планы строительства. Чертежи зданий совершенно неизвестного назначения. Некоторые из них были невероятно высокими, как, к примеру, залы Сенаторума. Другие галереи уходили глубоко вниз. Несмотря на суровую обстановку, Дворец был не первой крепостью, возведенной здесь. Как и всегда на Терре, фундаментом служил другой фундамент. Кто знает, где же, в конце концов, начало? Возможно, даже Он не знал этого. Самонас не знал, как долго Он жил и что видел за все свои долгие прожитые годы.
Это было вполне естественным. Император, как все Его называли, был связан ограничениями. Ему нужны были слуги, союзники и инструменты. Некоторые из них были банальны и просты, подобны рабочим гильдий каменщиков, которые старательно украшали резьбой каменные колонны до самых вершин небоскребов из строительных лесов. Другие были уникальными и сильными, как Самонас. А были и те, чье могущество уходило за пределы понимания — создания таких огромных, ошеломительно-возмутительных способностей, что вызывали искушение повторить скептицизм Калландера и не суметь «увидеть необходимости» в них.
Величайшие из этих созданий в данный момент находились во Дворце. Они вернулись с войны на западе, где всё еще оставались Император и Его регент, по крайней мере, такие ходили слухи. Кустодия вытащили с поля боя, и это не очень–то радовало.
Именно поэтому Самонас шел немного быстрее, чем обычно. Сабатоны, уникальные и созданные ему под стать, стучали по зеркальному мрамору с чуть более интенсивным ритмом, хотя ни один смертный не уловил бы разницы. К тому времени, когда он прибыл в пункт назначения, затраты всей энергии были почти на один процент выше, чем по исходной оценке такого короткого путешествия.
Возможно, он мог бы сделать всё лучше. Но, с другой стороны, оценка всегда была необходима.
— Проходи.
Голос донесся из–за массивных дубовых дверей. Самонас знал этот голос так же, как и свой собственный — звучный, сверхъестественно спокойный, уверенный, более тонкий, чем ожидалось, и по-своему кристальный, как вечные снежные покровы снаружи. Это был голос приказов. Голос порядка. Голос бесконечной жестокости, едва сдерживаемый внутри хрупкой искусственной оболочки.
Он вошел.
— Генерал-капитан, — Самонас поклонился.
Генерал-капитан — тусклый термин для обозначения должности колоссальной власти. В первые дни все титулы были скромными, и только быстрое расширение образованного класса привело к абсурдному распространению званий на высоком готике. Впрочем,
