Оберег на любовь. Том 1 - Ирина Лукницкая

Предложения на любой вкус вылетали из телефонной трубки, будто Колька пек оладьи, только успевая снимать их еще горяченькими со сковородки:

– Во! Еще одно занятие придумал! По кладбищу гулять. Интересно и познавательно.

Кладбище впечатлило. О том, как мы драпали от соседа, которому сами придумали пикантную фамилию, я помнила великолепно. Почти все развлечения были стары, как мир. А вот последнее – действительно что-то новенькое.

– А чего там может быть на кладбище интересного и тем более – познавательного?

– Как, Полина, а вурдалаки? Они так и бродют между могилами, так и бродют. А знаешь ли ты, Полина, к примеру, где ночует нечисть? – Колька изменил веселый тон на пугающий, который, по идее, должен был повергнуть меня в трепет.

– Не-а.

– Видишь, а ты говоришь: «Непоучительно». Хоть будешь знать теперь: в склепах они живут.

– Да и пусть себе живут.

– Вам, простым людям, может и пусть, а у меня наследственность отягощенная, – Коля продолжал говорить тягучим замогильным голосом, стараясь произвести нужное впечатление. – Родная бабуська кровь пьет, что твоя вампирша. Видать, потому меня и тянет с нечистью пообщаться. По-родственному. А может, она у меня все-таки ведьма?

Он утомил меня своей болтовней. Я убедилась, что проку от него не будет, и сопровождать меня на пляж никто не собирается.

– Ладно, Колюнь, до вечера. Увидимся еще, – поспешила я распрощаться.

– Отлично. Встретимся у твоего подъезда. В восемь. Буду, как штык.

Я положила нагретую ухом трубку и вздохнула. Мне вдруг как-то резко расхотелось идти на пляж. Что-то душновато… Пойти выпить квасу, что ли? За стенкой в родительской спальне строчила машинка. «Это игла с полной отдачей совершает возвратно-поступательные движения», – вдруг само собой всплыло понятие из раздела механики. Надо же, кое-что из школы еще помню! Впрочем, для дочери, у которой оба родителя инженеры, стыдно забывать такой важный предмет, как физика. Даже на каникулах.

Я заглянула к маме. Она перестала давить на ножную педаль, оторвалась от шитья, отложив в сторону детский пододеяльник с полосатыми рыбками, и удивленно спросила:

– Ты не ушла еще? Мне показалось, ты с кем-то из девочек уже договорилась о встрече. В кино бы, что ли, вместе сходили, пока не так жарко.

– Нет. Я пока дома побуду. Мы лучше вечерком с ребятами соберемся, – ответила я. Сказала – и прикусила язык.

…Не так уж часто мне выпадало счастье – испить глоток свободы распрекрасной уличной жизни. Первым препятствием была, конечно, мама. Мою связь с дворовой компанией она, мягко говоря, не одобряла, поскольку была твердо убеждена, что общение в подворотнях не может благотворно сказываться на девочке из приличной семьи. А уличных приятелей моих величала либо обалдуями, либо оболтусами, что – надо полагать – одно и то же. Неприязнь мамы к улице представлялась мне вполне оправданной. Ведь всякий нормальный родитель не желает, чтобы его дитятко, находясь в проблемном переходном возрасте, связалось с «дурной компанией». А если, упаси Бог, на кривую дорожку свернет?

Второе препятствие – катастрофическая нехватка времени. Тратить его на праздную жизнь было для меня большой роскошью. Уроки, тренировки, домашние задания, соревнования и сборы, иногда с разъездами по региону, возня с сестренкой и прочие достойные заботы плотно заполняли житейский график. В общем, крутилась я, как белка в колесе. Иногда «колесо» стопорилось, но не чаще двух раз в месяц. Вот когда «белка» отрывалась!

– Что? Опять с этими охламонами? – мама по-новому назвала моих приятелей, но сути это не меняло; видно, они по-прежнему не внушали ей доверия.

Я нервно гладила китайские золотые иероглифы и изображения летающих людей на хребте швейной машинки, напряженно думая, как бы так извернуться, чтобы не расстроить близкого человека и улизнуть вечером без проблем.

– Да мы недолго, мамочка. Тем более весь народ разъехался. В городе-то почти никого.

На удивление, мама среагировала абсолютно спокойно. Казалось, сейчас ее больше занимали разноцветные бобинки ниток, иголки, воткнутые в атласную подушечку, старинный медный наперсток с полустертым орнаментом и лоскутки тканей. На ее рабочем месте царил обычный швейный творческий беспорядок… Она без проблем выдала мне разрешение, лишь сделав замечание, не относящееся к делу:

– Ладно, иди. Как тебя не отпускать? Большая уже. И перестань лапать мой рабочий инструмент. Пальчики вот зачем-то свои мне оставила…

Мама взяла бархотку и бережно оттерла мои отпечатки с полированной поверхности. По черной глади пробежал блик, и мне показалось, что силуэты людей, похожих на Икаров, благодарно взмахнули крыльями.

Эта китайская швейная машинка была предметом гордости всего нашего рода. Антиквариат достался по наследству от моей прабабушки, и по преданию – в символах, что повторялись по всему корпусу, было зашифровано словосочетание «Летающий человек». Такое красивое название когда-то носила марка китайской старинной швейной техники. Аппарату было лет под сто, но он до сих пор исправно работал. Родные запчасти от машины: блестящие шпульки, разные колечки да причудливые винты были завернуты в промасленную бумагу, чтобы не заржавели, а сверху, для надежности, еще упакованы в старую газету. По иронии судьбы, а скорее всего – это просто папа так пошутил, пожелтевшую бумагу пересекал заголовок: «РУССКИЙ С КИТАЙЦЕМ – БРАТЬЯ НАВЕК!».

Мама посоветовала мне заняться делом:

– Поля, ты литературу-то собираешься изучать?

– Конечно. Только никак не могу определиться, с чего начать: с детективов или с фантастики? – невесело пошутила я, прекрасно понимая, о чем идет речь.

– Я как раз не об этом. Не о развлекательном чтиве… Ты, моя девочка, похоже, совсем забыла о том безмерном списке, что тебе выдали на каникулы? Кстати, задание вы получали в присутствии нас, родителей, так что, дочь, не отвертишься. Ваша учительница по литературе тогда настоятельно рекомендовала вам за лето все эти книги прочесть. Ну, вспомни, вспомни. На выпускном собрании в конце года только названия произведений и их авторов перечисляли, наверное, целый час!

Да уж, такое, пожалуй, забудешь! Опись на трех страницах, сделанная моей же рукой под диктовку Графини – нашей «литераторши», заслужившей свое прозвище отчасти из-за фанатизма к творчеству Пушкина, отчасти из-за благородной внешности, стояла перед глазами, пугала мелким убористым почерком, а меня бросало в холод от догадки, что мне в жизни не одолеть даже половины из этого обширного перечня. Я каждый день честно пыталась себя настроить: «Вот завтра точно начну», но приходило завтра – и… ни черта не менялось.

– Если честно, мам, я еще к нему не приступала, и меня это сильно мучает. Ну, ничего, с первого августа начну. Точно начну. Слово даю.

– У меня тоже так бывает, – совсем не обратив внимания на мои клятвы, мама поделилась своими ощущениями и жизненным опытом. – Бывает, лишь от одной мысли устаешь, как только представишь, какой огромный объем предстоит перелопатить. Причем, устаешь смертельно. Знаешь, а ведь с этим можно бороться.

– Как?

– Просто берешь и делаешь. И совесть больше не мучает, и на душе становится светло. Не зря же говорят: «глаза боятся – руки делают»…

– Ахинея какая-то. Глаза – и боятся?!

– Полина, – мама сдвинула брови. – Не придуривайся у меня. Ты отлично все поняла…

– О-хо-хо… – обреченно вздыхала я. – С чего же начать?

– Безусловно, с Толстого. Одолеешь «Войну и мир», а остальное покажется мелочью. Только читай все подряд. Уверяю, ты еще и удовольствие получишь. Она на миг задумалась и с ностальгией добавила – видимо, уже для себя: – Эх, кому из нас в юности не терпелось поскорее примерить на себя бальное платье Наташи Ростовой?

Я залегла с книжкой на удобном диване, в «большой» комнате с балконом, она же – гостиная, она же – зал, а бывало даже – и горницей по-деревенски величали, когда бабушка приезжала. Начало первого тома «Войны и мира» показалось скучноватым: сидят себе люди в роскошной гостиной, лениво ведут светскую беседу на родном для них французском, а мне читай эти сноски с переводами на полстраницы! Льву Николаевичу хорошо, он в своем «французише» силен – граф все-таки… Однако скоро я почувствовала, что постепенно проникаюсь атмосферой аристократического дома, и даже попыталась представить себя среди гостей салона Анны Павловны Шерер в платье с пышным кринолином. Это такая громоздкая юбка, натянутая на корсет из обручей. Ужас! И как только дамы в них ходили? Ведь наверняка, бедные, застревали в дверях. Интерес к книге подогревался желанием поскорее добраться до первого бала Наташи. Как-никак – главное событие в жизни молодой девушки, которая переходит во взрослую жизнь. Пока я и не догадывалась, что бал-то еще не скоро, а лишь во втором томе.