Срочная помощь сексуальнозависимым - Николай Бенгин

– И чего? Правда смылись?

– Никак не привыкну, – вздохнул Федор, – ерунда, конечно, но некомфортно. Верка натурально в обморок грохнулась, когда первый раз брови снял.

– Зачем?

– Поправить хотел – как-то они нехорошо сидели.

– Зачем изуверство такое, – спрашиваю.

– Ты можешь на минуту отвлечься от пельменей? – рассердился Федор. – Я же не радио – в спину бубнить. В общем, была определенная исследовательская программа и, как Старшая говорит, совершенно случайно наткнулись на эффект коллективного резонанса. Подробности тебе не скажу, потому что все равно не поймешь. Короче, начали копать глубже и нарыли серьезный народно-хозяйственный эффект, а попутно всплыло, что наши с тобой предки, на своем примитивном, конечно, уровне, это дело уже пользовали.

– Что за эффект?

– Это секретно, но поверь, из-за ерунды никто бы не затевался.

Федор сложил губы в виде буквы «О». Над столом проплыло кольцо сигарного дыма и тут же сгинуло. Свежий воздух из распахнутого окна безжалостно разорвал его в клочья.

– Знаешь, я когда тот буклетик у тебя стащил, думал – прикольное чего-то, то-се, движуха… Тут ведь как – либо живешь правильно, без авантюр и геморроев, вспомнить не о чем, либо заносит по самое «не балуй», – Федор попытался запустить еще одно кольцо. Получилось так себе. – Короче, захожу в кабинку, там вроде все в тумане, но сырости особой нет. Раздеваюсь, поворачиваюсь в рассуждении, где тут, собственно, душ, и, можно сказать, носом утыкаюсь в голую докторшу. Помнишь, я тебе рассказывал: в той лаборатории докторша была, красотуля? Так вот, прикинь – она! Тут я вспоминаю, что уже разделся и ладошками пытаюсь, значит, трусы изобразить, тут же до меня доходит, что и докторша нагишом, и примерно в те же полсекунды ощущаю – чего-то со мной не так. Что не так, понять сразу не могу, а докторша – цап за руку и тащит куда-то.

– Ну, известно куда.

– Ничего подобного, и мне уже конкретно все не нравилось. Я уперся было, говорю: «Давайте, девушка, притормозим. Что, скажите, происходит?». На самом деле, я матом выразился, но смысл такой. Она мне через плечо улыбается, кивает и тем же аллюром дальше. То есть это я только хотел упереться. В этой красотке лошадиных сил оказалось не меньше, чем в бульдозере. Представляешь картину?

– Жуть. Хотя по жизни ровно так и бывает.

– Не знаю, что у тебя бывает. Я первый раз в таком забеге участвовал. А тут еще… я потом только сообразил… полное ощущение, что вниз головой повесили. В висках стучит, под ногами чмокает, кругом темнота, дождь проливной…

– В смысле душ?

– Да как тебе сказать, – Федор неопределенно покачал сигарой в воздухе, – я по той дорожке потом не раз ходил. Умом знаю, конечно, что душ, но-о…

– Это называется измененное состояние сознания.

– Возможно. И вот, значит, тащит она меня на буксире в таком состоянии, а впереди уже сполохи синие мелькают… Все, думаю, каюк! И тут, прикинь, слышу, вроде окликает кто-то. Померещилось на секунду, что та девчонка из неправильной лаборатории, зовет меня.

– Ошибся?

– Да.

Федор замолчал, уставившись в распахнутое окно. Я покосился на кастрюлю – вода не думала закипать – и тоже взглянул за окно. Небо затянуло мутной хмарью. Ноябрьский ветер снимал с деревьев износившиеся листья и разбрасывал по серым, промокшим улицам. Голоса отечественной попсы заунывно трындели про Прасковью из Подмосковья.

– Я ведь ни разу голос той девчонки не слышал. Сам себе напридумывал. На самом деле это докторша пела. Она перед началом всегда поет. В общем, добрались мы… Сполохи – это как раз цех и был…

– Цех – это, вообще, что?

– Ты хочешь, чтоб я тебе, колхознику, на пальцах про адронный коллайдер объяснил?

– Ага. Мы, колхозники, народ смышленый в общем-то.

– Ну хорошо. Коллективный резонанс – это синергия глубокой физики и нейрологии.

– Сам понял, чего сказал?

– Если примитивно – это как бы стоячая ментальная волна накопленных гармоничных мысле-эмоций. Языческие боги, мифические герои, все прочее в этом духе и есть коллективные резонансы.

– Перестаю различать, где дурака валяешь, а когда в тебе жертва экспериментов бредит, – вдохнул я, доставая тарелки, – давай так, пургу про ментальные волны и стоячие мысли ты расскажешь подходящему экстрасенсу или доктору. Ага?

– Хорошо! У тебя когда-нибудь был секс одновременно с несколькими женщинами?

– С какой целью интересуешься?

– Просто не знаю, как объяснить, что там происходит. Вот, о чем ты размышляешь во время секса?

– Не размышляю.

– Что, просто так – упал, отжался? Смотри, кастрюля кипит.

– Иди к черту.

Вода в кастрюле, и правда, закипела, я высыпал в нее полпачки пельменей, подумал и вытряхнул остальное. Федор тем временем упорно и безуспешно запускал колечки дыма. После очередной неудачи Федор задрал голову и с видом эксперта, исследующего сомнительный объект, уставился на мои стенные ходики.

– Это неправильно, – заключил он, отложив сигару и вновь принимаясь за сушки, – даже аморально. Зачем столько лет держать в доме часы, которые не ходят?

– Просто больше не завожу.

– А смысл? Время вперед идет, а ты застрял где-то там, в прошлом. Очень глупо не принимать перемен.

– Где хочу, там и застрял, – я уселся напротив Федора. – Давай дальше про докторшу.

– Нет, погоди. Я же помню, ты с нетрезва рассказывал про какую-то неудачную свою любовь и что-то там с часами.

– Мало ли у меня Любовей было…

– Сейчас вспомню, как ее звали. Ты из-за нее ходики остановил.

– Подумаешь, ходики… Я с подругами, по молодости, и не так чудил. Что придумывали – вспомнить стыдно… но чтоб среди бела дня в ГУМе… Удивительное место твои гуру выбрали.

– Они не выбирали. Ты когда-нибудь слышал о Камелоте?

– Это проект так называется?

– Можно сказать. Только это очень древний проект. У тебя пельмени убежали.

– Ну ты же не радио, – проворчал я, хлопоча у плиты, – а я не восьмиглазый пятиног.

– Не контролируешь ситуацию, – заключил сосед, – паршивый из тебя капитан.

– Ну ладно, – я осторожно слил воду из кастрюли и принялся выгребать пельмени в тарелку, – допустим, что-то слышал: британский эпос, Ланселот, леди Гвинев-ра и все такое. Столько хватит пельменей?

– Хватит. Британцы тут сбоку. Наше это все. И Камелот здесь на самом деле, в Москве, всегда был и есть.

– Эка его угораздило. Сметану дать?

– Лучше вилку. Так вот, ГУМ стоит на том самом месте, где надо.

– Понятно, – кивнул я, выкладывая на стол все, что нужно для поедания пельменей, – а теперь колись, зачем пришел?

– Вспомнил! Алёной ее звали, твою любовь. Точно, да?

– Ты не ответил на вопрос.

– А чего в бутылку-то сразу? Ну да, мне посоветоваться надо. Понимаешь, там, конечно, большая специфика и ты сейчас опять начнешь: «А ничего ли я не глотал? А чего курил?» Кстати, дай что-нибудь под пепельницу. Так вот, цех изнутри по-разному выглядит, но в основном это синие молнии, ночь, ветер, черное озеро под грозой. А потом озеро на тебя опрокидывается. Представляешь?

– Нет.

– Короче, там, в озере, я наедине с резонансом. Грубо говоря – с феей.

– Ага. И как оно – с феей?

– По-разному, честно сказать. В этом как раз вопрос.

– То есть у тебя с действующей феей кое-какие проблемы?

– И что? – он с ожесточением принялся поедать пельмени. – Вот чего в этом смешного?

– Хм-м. Так что ее не устраивает? Или тебя?

– Фея-то она, фея… Ты можешь закрыть идиотское окно?! Заморозил вконец. И достань, наконец, рюмки, иначе не разберемся.

Я не особенно люблю коньяк, но Карвуазье под пельмени пошел хорошо. Минут через десять мы ополовинили бутылку. Федор, докурив сигару, сидел, мрачно уставившись в окно. Я тоже помалкивал, чувствуя, как растекается в груди янтарное тепло, как подтаивают ледяные иглы памяти.

– Это ведь не секс, – прервал молчание Федор, – это гораздо больше. Это как…

– Травкой обкуриться? – подсказал я.

– Прости, не сумею рассказать, – усмехнулся он, – но поверь, весь твой опыт – скучная суета, бессмысленное себя разбазаривание. И не строй физиономию. Как я тебе объясню, что такое «кончить», если ты не знаешь?!

– Действительно.

– Пойми, – Федор разлил коньяк по рюмкам, – это не только все по высшему разряду, что, разумеется, кайф, но если честно – ничего нового. А вот когда ты даже и представить себе не мог… и где верх, где низ, забываешь… ежели орешь как бизон…

– То есть тебя устраивает?

– Но есть закавыка, – он криво улыбнулся, – я иногда в самый тот момент вдруг о девчонке из лаборатории вспоминаю… и все. Фея моя это как-то сразу чувствует… Луна уходит. Что делать – не знаю… Старшая разбор полетов устраивает. Де мол, коллектив подвожу, задачу государственного значения срываю…

– Да?

– Да! Серьезное значение. И очень заметное.

– Чего-то как-то не видно со стороны.