Расёмон – ворота смерти - Ингрид Паркер

Совладав с волнением, он постарался принять слегка небрежный вид. Акитада заметил, как буйно разрослись сорняки под стенами, давно требовавшими починки в тех местах, где отвалившаяся известка обнажила деревянные сваи. Дорожка была покрыта колдобинами и лужами, а на изогнутых крышах зданий и ворот зияли провалы осыпавшейся черепицы.

Студенты, с десяток юношей лет двадцати, в хлопковых кимоно обязательного для учащихся темного цвета, увлеченно болтая, прошли мимо Акитады, но тотчас же приумолкли, когда поравнялись с ним. Хитровато оглядываясь, они завернули во двор ближайшего здания и припустили бегом.

«Ничего не изменилось, — с улыбкой подумал Акитада. — И проказники студенты все такие же шкодливые».

Он понимал их. День обещал быть прекрасным, так лучше провести его, резвясь на солнышке, чем киснуть в душных классах. Безоблачное голубое небо напоминало нежный шелк, на фоне которого темно-зеленые сосны и матово-серебристые ивы смотрелись как изящная тонкая вышивка. А где-то рядом во дворе куковала кукушка.

Акитада пришел раньше положенного времени, так как хотел осмотреться и, если получится, познакомиться с кем-нибудь из новых коллег. Пройдя через отдельные ворота во двор храма Конфуция, Акитада решил воздать дань уважения святому, покровителю образования. К тому же ведь именно здесь профессор Хирата обнаружил записку шантажиста.

После яркого солнечного света полумрак, царивший в помещении храма, поначалу поразил Акитаду, но вскоре глаза его привыкли, и он уже различал очертания деревянных изваяний высотой в человеческий рост. Великий учитель Конфуций занимал почетное место посередине специального возвышения; рядом, по обе стороны, стояли его последователи-мудрецы. Почтительно склонившись перед «учителем Куном», как называл его Сэймэй, Акитада испросил у него вдохновения в предстоящих новых трудах.

Преподавательская должность, хотя и задуманная как прикрытие для поисков, пугала его своей ответственностью. Акитада понимал, что одурачить умную молодежь ему так просто не удастся. Он даже подумал, не вернуться ли к своей работе, но, мысленно взвесив перспективы, пришел к выводу, что пыльные министерские архивы пугают его больше, чем дотошные вопросы пытливых студентов.

Где-то закрылась дверь. Акитада огляделся, но никого не увидел. Статуя великого мудреца взирала на него из-под тяжелых век, одной рукой поглаживая длинную бороду. Мудрость приходит с годами. А кто он такой, чтобы называть себя учителем? Подобный обман не совместим с философией конфуцианства.

Акитада вспомнил о своих архивах. Как ни странно, но ему без труда удалось получить в министерстве отпуск. Его превосходительство министр юстиции лишь холодно посмотрел на Акитаду и сообщил, что его присутствие в университете в настоящий момент более необходимо, нежели здесь, на его обычном рабочем месте. Сога дал ему почувствовать, что в министерстве управятся без него.

Тяжко вздохнув, Акитада еще раз, теперь уже смущенно, поклонился учителю и вышел в небольшую прихожую. Здесь на вбитых в стену крючках профессора обычно оставляли свою повседневную одежду, облачившись в церемониальный наряд. В прихожей было всего две двери, одна вела в молельню, другая — на улицу. Приоткрыв вторую, Акитада выглянул во двор. Густые заросли кустарника, окаймлявшие сосновую рощицу, скрывали этот вход от взгляда со стороны. То есть любой мог войти сюда или выйти, оставшись незамеченным.

Прикрыв дверь, Акитада вновь начал разглядывать крючки на стене, когда рядом вдруг кто-то тихо кашлянул.

Из приоткрытой двери в молельню на Акитаду смотрело узкое длинное лицо со смешными кустиками бровей.

— Э-хе-хе, да у нас гость! — сказал незнакомец, выходя в переднюю. — Позволит ли достопочтенный господин показать ему храм?

Средних лет, долговязый и неуклюжий незнакомец отвесил поклон, гораздо более почтительный, чем того требовало скромное платье Акитады. На нем самом было помятое, плохо выкрашенное кимоно, подвязанное лентой. Волосы его растрепались и торчали в разные стороны. Акитада принял его за служку.

— Меня зовут Нисиока, — добродушно сообщил незнакомец. — Преподаватель конфуцианской литературы. Так что, как видите, вы попали в хорошие руки. Могу ли и я узнать имя достопочтенного господина? — И он вперил в Акитаду вопросительный взгляд. Его широкий расплющенный нос подрагивал от любопытства.

Возможно, столь небрежная наружность этого человека объяснялась обычным равнодушием, с каким ученые относятся к своему внешнему виду, но Акитада еще никогда не видывал профессора с такими кустистыми бровями и такими худыми впалыми щеками. Тем не менее, поклонившись, он представился:

— Меня зовут Сугавара, и в ближайшие несколько недель я буду вашим коллегой, хотя и преподаю право. А вы, должно быть, помощник профессора Танабэ?

Собеседник Акитады улыбнулся:

— Очень, очень рад! Да, я имею честь и удовольствие быть помощником этого великого ученого. Он постоянный источник вдохновения моих трудов! А вам он, наверное, друг?

— Скорее бывший учитель. И учитель весьма строгий.

— Ах вот оно что! Понимаю. Да, у нас некоторые студенты, кажется, и впрямь считают его очень требовательным. Так, стало быть, вы будете преподавать право? Вы знаете профессора Хирату?

— Да. Вот он как раз мой друг. И тоже бывший учитель.

— О-о! Должно быть, благодаря этому он и отметил ваши способности.

Эти слова смутили Акитаду, ибо откровенно намекали на то, что он был любимчиком профессора.

— Прошу прощения, не понял?…

Лицо Нисиоки комично вытянулось.

— Кажется, я обидел вас. Возможно, я не совсем верно выразил свою мысль. Я хотел сказать, что вы, наверное, были блестящим учеником.

— Благодарю вас. Как вы догадались, я теперь заново знакомлюсь с местами, где когда-то провел свою юность. У вас тут бывает много посетителей?

— О нет. Потому-то я и вышел узнать, кто вы такой. Я, видите ли, стараюсь следить за тем, кто приходит сюда. С удовольствием поболтал бы с вами подольше, но мне нужно идти помогать профессору Танабэ готовиться к лекции. Если позволите, я как-нибудь загляну к вам на факультет права. Ведь вы, полагаю, пожелаете узнать побольше о наших преподавателях и студентах. — Он низко поклонился и исчез так же внезапно, как появился.

Акитада тоже вышел из храма, отметив, что Нисиока, судя по всему, хорошо осведомлен о многом и может быть полезен как источник сплетен.

Все еще не совладав с неохотой приступать к новым обязанностям, Акитада прошелся между зданиями, предаваясь воспоминаниям о студенческих днях. В маленьком дворике буддийского храма было пустынно, но из соседнего двора доносились звуки лютни. Там располагался факультет искусств, где преподавали музыку, рисование и искусство каллиграфии. В свое время Акитада провел здесь немало счастливых часов. Не наделенный исполнительским даром, он искренне любил все виды инструментальной музыки, особенно игру на флейте. Кроме того, ему нравилось общество музыкантов и художников, где царила атмосфера веселья и непринужденности и когда они охотно принимали людей со стороны.

Вот и сейчас кто-то виртуозно играл на лютне в здании слева. Сердце Акитады учащенно забилось, и он пошел туда, откуда доносился звук. Но когда Акитада завернул за угол, музыка прекратилась. С улицы он видел, как в маленькой угловой комнате мужчина лет под сорок и молодая женщина, густо умащенная красками, сидят друг подле друга с лютнями в руках, поглощенные своим занятием. Теперь мужчина опустил свою лютню, чтобы обнять засмеявшуюся девушку.

Преодолев мимолетное колебание, Акитада поднялся на веранду и громко кашлянул. Он слышал, как мужчина тихо выругался и спросил:

— Кто там?

Войдя в открытую дверь, Акитада поклонился. Теперь девушка в самой скромной позе сидела в нескольких шагах от мужчины.

— Что за черт? Кто вы такой? — осведомился музыкант.

Как и Нисиока, этот мужчина с узким покатым лбом и крупными мясистыми губами не отличался привлекательностью, но глаза у него были большие и довольно красивые.

Акитада смутился.

— Прошу прощения за столь неожиданное вторжение. Меня зовут Сугавара, я прибыл сюда, чтобы занять место помощника профессора Хираты. Проходя мимо, я услышал чудесную игру на лютне, и мне захотелось выразить исполнителю свое восхищение.

Мужчина поморщился.

— Ну что ж, исполнителя вы нашли, — нелюбезно проворчал он и, обратившись к девушке, сказал: — Теперь иди и практикуйся!

Девушка поднялась, взяла свою лютню, поклонилась и вышла. Она оказалась не столь изящной и грациозной, как можно было ожидать от лютнистки. Грубое хлопковое кимоно выдавало в ней простолюдинку, но оно было перевязано очень красивым поясом-оби из золотисто-пурпурной парчи.