Путь океана: зов глубин (СИ) - Райт Александра
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вопреки обычаю, учителя в это время в библиотеке не оказалось.
Де Круа грустно улыбнулась книжным полкам и внутренне попрощалась. Это место стало её убежищем на многие годы и единственной возможностью увидеть другую реальность, отличную от привычной. Тут можно было забыться в чтении удивительных приключений, исторических романов, философских трактатов и, конечно же, вымышленных примеров подлинной любви… Захотелось снова пройтись вдоль шкафов и захватить ещё пару увесистых томов, но де Круа себя одернула: на остров она и так берет почти половину содержимого дворцовой библиотеки.
Неожиданное нехорошее предчувствие повело ее в Восточную башню, где располагались покои профессора.
Долгий подъем по лестнице вывел в коридор, тускло освещённый несколькими свечами. Шторы у полуоткрытого окна надували порывы холодного сквозняка. Даже свежий ночной воздух с моря не мог перебить до тошноты знакомый запах едких микстур. В груди сжалось.
— Профессор де Фонтенак! — Селин постучала несколько раз, но ответа не последовало. — Я пришла убедиться, всё ли в порядке…
Она простояла в нерешительности минут пять, когда дверь слегка приоткрылась. Скудный свет выхватил в проеме из темноты уставшее лицо худощавого седовласого мужчины. Вернее, лишь его половину.
— Вы забыли очки в библиотеке, — Селин протянула находку, которую де Фонтенак тут же нацепил на себя трясущейся рукой, — Переживаю, чтобы вы не забыли взять всё необходимое, профессор. Вы же помните, что отчаливаем завтра пополудни?
— Миледи, мне очень жаль…
— Не беда, я здесь, чтобы помочь. Позвольте войти, и я всё проверю.
— Я не смогу отправиться с вами… Простите меня…
Де Круа оставила попытки открыть дверь пошире и замерла от неожиданности.
— Но почему⁈ Вы же так хотели отправиться на Да-Гуа, разве нет⁈ Вы же несколько лет изучали все эти карты, доклады и статьи… Столько всего мне рассказали про остров и аборигенов… Вы очень нужны нам с Антуаном там! Ваши знания, ваша мудрость… Если вам нездоровится, то поверьте, путешествие крайне благотворно…
— Не тратьтесь, Селин. Для меня всё кончено.
От серьёзного тона его слов повеяло жутью. Де Фотенак никогда до этого момента не обращался к ней по имени…
— Позвольте мне войти, профессор. Ещё есть время. Мы поговорим и вы…
— Нет.
От столь резкого отказа она отшатнулась, но с надеждой посмотрела на собеседника ещё раз и попыталась коснуться руки профессора.
Де Фонтенак приоткрыл дверь чуть шире и повернул голову. Чтобы не закричать, Селин прикрыла ладонью рот и содрогнулась в беззвучных рыданиях.
По скрытой в темноте половине лица де Фонтенака змеились чёрные вены, полные дурной, чумной, крови.
— Слишком поздно для меня, дорогая… Болезнь забирает слабых здоровьем. Таких, как я, стариков. И тех, у кого нет сил на борьбу…
Он надрывно закашлялся и хотел было прикрыть дверь. Но Селин оказалась проворнее.
— Профессор!…
— В тебе всегда было столько решительности, Селин. Из всех моих студентов ты стала самой яркой звёздочкой. Светлой, открытой, с таким живым умом…таким живым сердцем… Селин, я же был слишком строг с тобой!… Чего бы ни принесла тебе экспедиция, я твердо убеждён: ты справишься. Ты найдешь себя. Настоящую себя. Откинь свою глупую мнительность, моя девочка! Верь, обязательно верь в себя, даже когда весь мир в тебя не верит! Но, заклинаю, любыми способами покинь это проклятое место. Я не сделал этого в свое время и…
В горячечной путанице слов сверкнуло и повисло в воздухе благословение умирающего учёного. Для самой себя де Круа неожиданно нарушила паузу и торопливо зашептала:
— О, я мечтаю сбежать с самого детства, профессор Фонтенак! Куда угодно! Лишь бы подальше отсюда! И только моя матушка, вы и кузен — единственные люди в Вердене, которыми я всегда дорожила. Вы давали силы проживать этот ад и верить, что я могу претендовать на нечто большее, чем роль чьей-то игрушки! Как же стало возможным, что вдруг в одночасье я лишаюсь стольких близких мне людей⁈
После нескольких минут кашля в узкий проём дрожащая рука протянула увесистую книгу, и Селин послушно взяла её.
Голос профессора тоже перешел на шёпот.
— Да-Гуа — то самое место, которое поможет тебе обрести свободу и проявить дипломатические таланты. Вот. Изучи внимательно это по дороге, — палец де Фонтенака тыкнул в обложку. — И обязательно найди викария Доминго по прибытию. Он сможет тебе поведать кое-что очень важное…
— Не оставляйте меня, профессор!!!.
Ее отчаяние, казалось, оглушило старика. Он долго стоял молча, мелко кивал и беззвучно двигал поджатыми губами.
— Ты сама понимаешь, что тебя здесь больше ничего не держит, моя дорогая Селин. Мне осталось всего несколько дней, от силы — пара недель. — Де Фонтенак усмехнулся. — Подлинную свободу мы обретаем, лишь всё потеряв. Я буду молиться за тебя. Да хранит тебя Всеведущий!
Морщинистая рука в проеме наложила охранный знак, и дверь закрылась, гремя внутренним засовом.
Сквозь рыдания Селин не оставляла попытки переубедить старика, и всё колотила в кованую дверь.
Но на её голос и стук профессор больше не ответил.
С тяжёлым сердцем де Круа распахнула книгу на месте, из которого торчала странная закладка. Ею оказались прикрепленные к корешку деревянные чётки. В тусклом свете колеблющихся свечей вдруг померещилось, что узоры на бусинах двигаются, и она зажмурилась.
На развороте открылась выцветшая затертая от времени огромная карта поросшего лесами острова Да-Гуа с причудливым рельефом гор, рек и водопадов.
Улыбка Селин сквозь слёзы впервые за всю жизнь отдавала робкой надеждой.
2. МЕЧТЫ И КОШМАРЫ
Красота пронизывает каждую клетку тела.
Серебряные и золотые птицы сверкают на солнце механическими крыльями и взмывают в бездонные небеса.
Его сапоги отпружинивают от пушистых холмиков изумрудной травы, и Витал жмурится, ослеплённый блеском, но упрямо преследует звенящую стаю до тех пор, пока не оказывается у обрыва на самом краю острова, что парит в облаках. Глянцевые русла синих рек сливаются книзу и исчезают в далекой белой дымке под ногами.
Но страха нет. Есть только бесконечная свобода ветра, и, запрокинув голову, Витал ловит её расставленными руками.
За спиной слышится музыка с новыми нотами чистейшего сопрано. Она обгоняет его дурацкую нерешительность, играя и свиваясь с самим воздухом пёстрыми нитями.
Капитан оглядывается. Словно будучи частью фантастической симфонии, позади мерно звенят сияющие разноцветные шестерни и зубчатые колеса. Доселе неведомая мелодия рождает приятное волнение и вдохновляет чудом и тайной. Вперёд!
Шаг к краю обрыва — и из-под ног взлетают чёткие отрезки уходящего в небо чертежа. Ещё шаг — к ним присоединяются новые линии, и знакомый набросок обретает невиданные ранее проекции. Витал смеётся и закрывает от счастья глаза. Даже движения ладоней, поднятых вверх, приближают рождение неведомого, но отчаянно знакомого. Взмах за взмахом — и перед ним в мельчайших подробностях вырастает тот самый эскиз, что ему видится из раза в раз.
Совершенные гармония и равновесие, что он так долго ищет и всё никак не может найти, становятся материей и конструкцией.
Вот он взбегает на палубу, чей каркас состоит лишь из линий и клочьев исписанной бумаги. Пальцы касаются бортов, и они мгновенно проступают в реальность: его чертёж обрастает лоснящейся на солнце древесиной.
— … капитан…
Знакомый голос доносится издалека. Будто из другого мира. И убивает его симфонию. Палуба под ногами перестает существовать. Тщетно хватаясь за поручни, он проваливается и летит вниз, к далёкому солнцу на глади моря. Но он полон надежд, он знает, что и там его ждут.
Небеса оказываются у ног. В своем безмятежном полете Витал складывает руки над головой и стрелой пропарывает толщу вод.