Стрекоза для покойника (СИ) - Лесса Каури

— Еще не хватало! — возмутилась она и отодвинулась от Гаранина. Он тут же расцепил руки, не удерживая ее. — Мне своих проблем хватает!

— Тогда давай их решать? — Яр выжидающе смотрел на Луку. — Начнем с документов об удочерении. Ты можешь их получить как-нибудь?

Лука задумалась. Иди домой, когда там никого нет, и рыться в родительских вещах как-то… Но у нее есть Тёмка! Тёмка, живущий дома! Вот он пусть и роется!

Она достала телефон и набрала брата. Тот ответил сразу, хотя в телефоне были слышны отчаянные вопли, рычание и автоматные очереди. Затем все стихло.

— Привет, сеструха! — сказал он. — Я тут монстров мочу…

— Имбецил, — привычно фыркнула Лука, — как себя чувствуешь?

— Как себя может чувствовать имбецил на костылях? — хохотнул Артём. — Поправляюсь потихоньку. А ты как?

— Нормально я. Кота вот завела…

— Лучше б ты мужика завела, — по-взрослому, солидно посетовал брат. — Мы, мужики, в хозяйстве полезные!

— Особенно такие как ты, ага, которые кроме компа вокруг ничего не видят, — съязвила Лука. — Слушай, можешь помочь?

— Хочешь домой вернуться? — обрадовался брат. — Возвращайся, а? Скучно без тебя. Полаяться не с кем!

— Мне без тебя тоже скучно, хотя ты и имбецил, — призналась Лука. — Слушай, я тут решила поискать своих настоящих родителей… Ну надо же знать, почему они меня в детдом сдали? Можешь помочь?

Артём помолчал.

— А если найдешь? — наконец, спросил он. — Что будешь делать?

Лука пожала плечами, как будто он мог ее видеть.

— Понятия не имею. Тём, я домой не вернусь, даже… даже если мы помиримся с мамой. Мне нравится быть самостоятельной, у меня это получается, и жизнь какая-то другая пошла… Совсем другая! Тебе не понять!

— Почему, не понять? У меня вот тоже новая жизнь пошла… на костылях! — тоскливо сказал брат. — Снег уляжется, ребята будут на склон ездить кататься, а я — дома сидеть!

Чувство вины сжало сердце Луки с такой силой, что она едва не застонала. Анфиса Павловна постоянно говорила об ответственности. Но ответственность — это не только признать себя виновной в содеянном, но и попытаться все исправить! А как?

— Тем, поищи у матери документы о моем удочерении, — попросила она, делая вид, что не замечает его настроения. — Если получится, сфотай и пришли. Ты из дома уже выходишь?

— Недалеко.

— Давай встретимся?

— Давай! — обрадовался брат. — А где, когда?

— Завтра в два, в кондитерской Петрова, помнишь, есть такая через два дома от нашего? Доберешься туда?

— Доберусь, — обиделся Темка, — я ж не совсем безногий!

— Вот и славно, — Лука улыбалась. Мысль о встрече с братом грела сердце. — Тогда до завтра, имбецил! Документы не забудь!

— До завтра, чувырла! — по голосу было слышно, что Артем тоже улыбается.

Лука отключила телефон и вдруг наткнулась на внимательный взгляд Гаранина. Он разглядывал ее с таким интересом, будто она была одним из монстров, на которых он охотился, но вместо того, чтобы убивать людей, ела мороженое.

— Ты чего? — удивилась она.

— Ты другая, — тихо сказал Яр, — какая-то домашняя, что ли!

Его лицо было совсем близко. Лука невольно посмотрела на его губы и подумала, каковы они на вкус.

— Это плохо? — севшим голосом спросила она, ощущая, как ее тянет к нему.

Тянет прижаться к широкой груди, щекой ощутить биение сердца и вновь испытать чувство защищенности, которое давали его объятия.

— Это хорошо! — шепотом ответил он, оказавшись совсем рядом.

Его дыхание, смешанное с восхитительным ароматом крепкого кофе, коснулось ее губ. Лука застыла. Отчаянно хотелось поцелуя… И так же отчаянно не хотелось делать первый шаг!

Гаранин едва коснулся губами ее губ, будто пробуя. Оба на миг замерли, баюкая новое ощущение, бережную близость, незнакомую им. А затем Яр обнял ладонями ее лицо, заглянул ей в глаза, словно ища ответ на какой-то вопрос, и поцеловал уже по-настоящему.

Они целовались долго, не вспоминая о плохой погоде за окном, о проблемах и бедах, которых хватало у каждого из них, о косящихся посетителях кафе. А когда, наконец, отлипли друг от друга, Лука, задыхаясь, воскликнула:

— Ух ты!

Яр впервые казался смущенным, когда спросил:

— Чего?

— Вкусно целуешься, — констатировала она, — еще хочу!

И уже сама обняла парня, запустила ладони гулять по его бокам, спине, наслаждаться фактурой и силой мышц. Прижалась к его груди, как и хотела, послушала сердце. А потом поцеловала… И они опять зависли, позабыв обо всем.

Когда отсутствие воздуха вынудило их отпрянуть друг от друга, Яр, улыбаясь, повторил:

— Ух ты!

Зажужжал лежащий на столе телефон Луки. Глянула мельком — не хотелось отводить от Гаранина взгляд — звонила Муня. Наверное, решила спросить, не передумала ли она пойти с ними погулять. Не передумала… И на звонок не ответила, потому что они с Яром снова подались друг к другу. И на душе было тепло, а в крови — уже жарко. Оба, чай, не дети!

— Поехали ко мне? — Гаранин прижал ее к себе, губами касаясь макушки. — А завтра к двум привезу тебя прямо к той кондитерской…

Лука молчала, хотя сердце кричало: ‘Да! Да! ДА!’ Шевельнулась озябшим воробьем в его руках, маленькая, взъерошенная, раскрасневшаяся. Заглянула в его лицо. Были парни, были… Но в этот раз очень не хотелось ошибиться. Вот просто до слез!

Она видела, как лихорадочно блестели его глаза, как чуть подрагивали крылья тонкого носа, однако внешне он был спокоен, совершенно спокоен. И это сводило с ума.

— Я не наста… — попытался сказать Гаранин.

Узкая ладонь на миг накрыла его губы. Лука потянулась к куртке, одновременно набирая Анфису Павловну — предупредить, что ночевать сегодня не придет.

Лука проснулась от того, что кто-то укутывал ее в одеяло. Бережно, тихо, как мама в детстве. Не открыла глаза, не дрогнула ресницами, позволила себе сладость заблуждения — а вдруг прошлое вернулось, и она — малышка, которую все любят? Под щекой почудился любимый плюшевый заяц — ушастая девочка в сарафане… как же ее звали? Марьяша, кажется.

Старый матрас скрипнул — это Яр встал с кровати. За окнами еще и рассвет не брезжил, куда это он? Водички попить?

Судя по звукам, Гаранин действительно глотнул воды из чайника, умылся… Двигался он бесшумно, как кот. Лука уже не полагалась на слух, а следила из-под полуприкрытых ресниц, как он, в одних спортивках, поднимается на второй этаж. Интересно, зачем?

Несмотря на любопытство, лениво было подниматься, разгонять истому утомленного любовью тела. Как они вчера… на одной волне! Она и не знала, что может быть так хорошо!