Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 2 - Мурасаки Сикибу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Молодые дамы тихонько посмеивались, не решаясь выражать свое удивление открыто. Девочка ждала, и Тюнагон поспешила написать ответ.
– Не знаю, сумею ли я достойно ответить на письмо, написанное столь прекрасным поэтическим слогом, – заметила она. – К тому же боюсь, что, получив письмо, написанное рукой посредницы, госпожа из Северного флигеля почувствует себя оскорбленной.
И она постаралась написать так, будто ответ исходил от самой нёго.
«Вы живете так близко, и все же мы никогда не видимся. Право, досадно…
Далёко в ХитатиБухта Сума в море Суруга…Ты на берег, волна,Набегай, на мысу ХакосакиСосна поджидает тебя…» -
написала Тюнагон и прочла госпоже.
– О нет, это ужасно! А вдруг кто-нибудь подумает, что писала и в самом деле я. – смутилась нёго.
– Что вы, таких не найдется, – заверила ее Тюнагон и, свернув письмо, вручила его служанке.
Прочтя письмо, девушка из Северного флигеля довольно улыбнулась:
– Понятно: нёго хочет сказать, что ждет меня. Но как тонко, как изящно она выражается!
И она принялась окуривать свое платье благовониями – увы, чересчур резкими. Затем наложила на губы ярко-алую помаду, тщательно причесалась и принарядилась, отчего ее грубые, резкие черты стали по-своему привлекательными. Боюсь только, что во время встречи с нёго она вела себя слишком развязно…
Ночные огни
Основные персонажиВеликий министр (Гэндзи), 36 лет
Министр Двора (То-но тюдзё) – брат Аои, первой супруги Гэндзи
Госпожа Оми – побочная дочь министра Двора
Девушка из Западного флигеля (Тамакадзура), 22 года, – дочь Югао и министра Двора, приемная дочь Гэндзи
Укон – прислужница Югао, потом Тамакадзура
Укон-но таю (Укон-но дзо-но куродо) – приближенный Гэндзи
Тюдзё (Югири), 15 лет, – сын Гэндзи и Аои
Утюдзё (Касиваги), 20 (21) лет, – сын министра Двора
Бэн-но сёсё (Кобай) – сын министра Двора
В те времена в мире только и говорили что о новой дочери министра Двора, и насмешкам не было конца. Узнав об этом, Великий министр Гэндзи пожалел девушку.
– Как бы там ни было, непонятно одно: что побудило министра Двора так поступить с ней? Ясно, что этой особе было бы лучше остаться там, где она жила до сих пор и где никто ее не видел. Зачем министру понадобилось без всяких на то причин поднимать вокруг нее такой шум, выставлять бедняжку на всеобщее обозрение, давая людям столь прекрасный повод для сплетен? Министр всегда был человеком решительным, даже слишком, очевидно, он поспешил извлечь ее из глуши, даже не потрудившись выяснить, что она собой представляет, а потом, разочаровавшись, потерял к ней всякий интерес. А ведь, прояви он к ней больше внимания, ему бы многого удалось добиться.
Узнав о том, что произошло в доме министра Двора, девушка из Западного флигеля дома на Шестой линии возблагодарила судьбу. «Как же мне повезло! – думала она. – Разумеется, министр Двора – мой родной отец, но ведь я совсем не знаю его. Возможно, и мне пришлось бы подвергнуться унижениям, попади я к нему в дом».
Укон тоже не упускала случая высказать свою признательность. Я не стану утверждать, что Гэндзи удалось полностью избавиться от недостойных желаний, но он старался не давать им воли и с каждым днем все больше привязывался к девушке. Она тоже постепенно привыкала к нему и скоро почувствовала себя в доме на Шестой линии совершенно свободно.
Пришла осень. Повеял прохладой ветер «первых осенних дней» (236), и стало тоскливо на сердце. Не в силах совладать с собой, Гэндзи стал чаще прежнего наведываться в Западный флигель и проводил там целые дни, обучая юную госпожу игре на кото.
Однажды, когда пят. – или шестидневный месяц, едва успев появиться, быстро скрылся за краем гор, небо, затянутое тучами, казалось особенно унылым и столь же уныло шелестели листья мисканта-оги в саду. Положив в изголовье кото, Гэндзи прилег рядом с девушкой и лежал так до глубокой ночи, вздыхая. «Неужели кому-то еще довелось изведать такое?» Потом, не желая давать повод для подозрений, собрался уходить, но прежде призвал сопровождающего его Укон-но таю и распорядился, чтобы зажгли поярче угасающие огни в саду.
Над чистым, прозрачным ручьем причудливо раскинул ветви бересклет, а под ним были расставлены тускло светившиеся сосновые факелы. Они находились в отдалении, поэтому в покоях было прохладно и вместе с тем достаточно светло, чтобы различать прелестные черты юной госпожи. Она была особенно хороша сегодня, стыдливо потупившаяся, с блестящими волосами, прохладные волны которых сообщали особое изящество ее фигуре. Гэндзи медлил, не в силах расстаться с ней.
– Пусть кто-нибудь неотлучно находится при факелах, следит, чтоб не гасли. Летом в безлунные ночи без огней в саду слишком мрачно и жутко, – сказал он.
Ночные огниГорят ярко. Горит в моем сердцеПламя любви.Видишь – дым поднимается к небу.Не иссякнет он никогда…
«Сколько еще придется пламя в душе таить?» (237)
«Как же все это странно…» – подумала девушка и ответила:
– Знаю я – этот дымВ небе растает бесследно.Ведь недаром сродниОн тому, что теперь клубитсяНад ночными огнями в саду…
Что могут подумать дамы?
«Ну что же…» – вздохнул Гэндзи, собираясь уходить, но тут со стороны Восточного флигеля донеслись мелодичные звуки продольной флейты, которой вторила флейта «сё». Очевидно, Тюдзё, снова собрав у себя друзей, услаждал слух музыкой.
– Похоже, что играет Утюдзё из дома министра Двора. Его флейту сразу узнаешь.
И Гэндзи послал за ними гонца.
«Меня привлекли сюда ночные огни прохладным и чистым сияньем…»
Юноши втроем поспешили присоединиться к нему.
– «Но однажды, услышав шум ветра…» (238) – донесся до меня голос флейты, и я не смог устоять перед искушением… – признался министр и, придвинув к себе кото, заиграл, мягко перебирая струны.
Вторя ему, Тюдзё с большим мастерством заиграл на флейте в тональности «бансики»[1]. Утюдзё, смутившись, не решался петь, но министр торопил, и тогда, отбивая такт веером, тихонько запел Бэн-но сёсё. Его голос звенел нежно, словно колокольчики ночных сверчков. После того как он пропел песню дважды, Гэндзи подвинул кото к Утюдзё, который был не менее одаренным музыкантом, чем его отец, министр Двора.
Трудно было не восхититься его выразительной и изящной манерой игры.
– Знаете ли вы, что за занавесями скрывается особа, способная оценить ваше искусство? – спрашивает Гэндзи. – Но, пожалуй, мне не следует больше пить. Такой старик, как я, плача хмельными слезами, может сболтнуть лишнее.
Девушка в самом деле была крайне взволнованна. Возможно, ее интерес к этим юношам объяснялся тем, что она знала об узах, связывающих ее с ними. Так или иначе, сыновья министра Двора и представить себе не могли, как внимательно прислушивалась и приглядывалась она к ним обоим, хотя внешне ничем не выдавала себя.
А надо сказать, что страсть к ней Утюдзё к тому времени достигла предела. Но, как ни велико было обуревавшее его волнение, он старался сохранять наружное спокойствие и весьма в том преуспел. Вот только кото не всегда подчинялось ему в тот вечер…
Пронизывающий поля
Основные персонажиВеликий министр (Гэндзи), 36 лет
Государыня-супруга (Акиконому), 27 лет, – дочь Рокудзё-но миясудокоро и принца Дзэмбо, воспитанница Гэндзи, супруга имп. Рэйдзэй
Госпожа Южных покоев (Мурасаки), 28 лет, – супруга Гэндзи
Маленькая госпожа, 8 лет, – дочь Гэндзи и госпожи Акаси
Тюдзё (Югири), 15 лет, – сын Гэндзи и Аои
Старая госпожа (госпожа Оомия) – мать Аои и министра Двора
Госпожа Северных покоев (госпожа Акаси), 27 лет, – возлюбленная Гэндзи
Девушка из Западного флигеля (Тамакадзура), 22 года, – дочь Югао и министра Двора, приемная дочь Гэндзи
Обитательница Восточных покоев (Ханатирусато) – бывшая возлюбленная Гэндзи
Осенние цветы, посаженные перед покоями Государыни-супруги, расцвели в том году необыкновенно пышно, радуя взоры разнообразием красок. Их яркое великолепие подчеркивало изящную простоту низких подставок из черного и красного дерева[1]. Самые обыкновенные цветы казались здесь необычными, и, пожалуй, нигде не выпадало столь прекрасной росы. По утрам и вечерам сад начинал сверкать и переливаться, словно усеянный драгоценными камнями. Попав сюда, человек как будто переносился в прекрасные осенние луга и забывал о нежной прелести весенних горных склонов. Душа его витала в неведомых далях, зачарованная изысканной красотой представшего взору пейзажа.
