Смерть пиявкам! - Иоанна Хмелевская

— Именно так. Сама же говоришь, сидели в большой компании. О чем-то с тобой говорили? И между собой. А ты слышала. И никаких выводов не сделала? На тему всех этих преступлений с убийством Ступеньского на десерт.

— Прошу тебя, не надо таких съедобных сравнений. Тут бы потеряла аппетит даже моя собака. Ну да, переговаривались они вполголоса… кому он был опасен. Или кто ему чего плохого сделал. И как вообще этого Ступеньского связать с Вайхенманном, мол, некое звено отсутствует. Несколько раз упоминали это несчастное отсутствующее звено. А меня просили припомнить, кто там был, в той забегаловке, и я ничего путного не могла сказать. Им от меня ну никакой пользы не было.

Ага, и мне от нее тоже никакой пользы.

— Вот возьми меня. Я могу тебе сказать, что Ступеньский дружил с Яворчиком.

— Ну и что?

— А то, что ты мне никогда об этом не говорила.

— А надо было? — забеспокоилась Мартуся. — Это так важно?

— Пока не знаю, важно или нет, но ведь именно Яворчик бросал на меня подозрения, и я уже догадываюсь, почему…

И в этот момент я только вспомнила, что телефоны Мартуси прослушиваются. И поспешила закруглиться:

— А вообще-то мне уже надоели все эти глупости, а ты отправляйся поспать.

Мартуся смертельно обиделась:

— Да ты что! Я так напереживалась, приехала домой и сразу бросилась звонить тебе, а ты меня в кровать отправляешь?!

— Вот именно. Нельзя же каждую ночь развлекаться. А перед сном, если охота, можешь поразмышлять над дружбой Ступеньского с Яворчиком…

И тут же подумала — раз Ступеньский под тяжестью подозрений был вынужден перебраться в мир иной, теперь наверняка его место займет Яворчик. Несчастная полиция!

Я не успела ничего сделать, даже ни с кем не переговорила по телефону — полиция помешала. Гурский появился у моей калитки спозаранку. Хорошо, что я хоть успела чаю выпить.

Без предисловий он взял быка за рога.

— Или вы обе прекрасные актрисы, или Марта Формаль невинна, как дитя. И давайте больше не усложнять мне работу. Ведь мы имеем дело не с какими-то разборками мафии, а с серьезным делом. Какое значение имеет тот факт, что некий Яворчик дружил с покойником?

— Прекрасно понимаете, если не войдем и не усядемся, вы от меня ничего не услышите, — твердо заявила я. — А у меня как раз чайник вскипел. Кофе, чай?

— На этот раз кофе, если вы уж так настаиваете.

Поставив на столик напитки, я и сама села.

— Насколько я поняла, о покойнике вы уже собрали все сведения, — осторожно начала я, но Гурский перебил меня:

— Вы же отлично знаете, что мы могли услышать от людей. Никто ничего не знает, никто ни с кем не дружит, никто ни в чем не уверен, все слепые и глухие. Корыстных причин для убийства нет, я говорю о мотивах, никто не крал кошелька с деньгами, автомашину или картины Пикассо со стены. А копаться в слухах, сплетнях и вымыслах — неблагодарная работа. Ищем иголку в стоге сена. Вы же разбираетесь, кто с кем, кто за кого и кто против, какие тут группки и группировки.

— Да я не…

— Никаких «не»! У меня нет времени на версальские подходы, приходится называть вещи своими именами. Почему вы ни разу не упомянули Эву Марш?

В голове вихрем пронеслось: могу солгать — она тут ни при чем и вообще я о такой не слышала. Могу сказать — она мне и в голову не пришла. Не видела и не вижу никакой связи с ней всех наших трупов. Могу признаться — что раз уж меня перестали подозревать и я сама выпуталась, не хотелось еще и ее впутывать. А потом подумала: раз уж теперь нет необходимости юлить и увиливать, могу наконец сказать правду.

Думаю, что молчала я не больше каких-то четырех секунд.

— Надеялась, что вы на нее не выйдете! — выпалила правду, и, признаюсь, мне самой стало легче: не надо ничего скрывать от этого хорошего человека. — Ведь полиция не отличается деликатностью…

— Так, собственно, я и думал. О ней я давно знаю, но раз вы молчали — и я не заговаривал, подозревая какие-то неизвестные мне обстоятельства. Впрочем, я и сейчас уверен: всего не знаю, уж слишком сложные тут взаимосвязи и между покойными, и между живыми. И считаю, вы обо всем знаете, раз так упорно молчите об Эве Марш. Сколько раз мы с вами говорили, и вы ни разу не упомянули эту особу, а ведь Эва Марш не единожды выходила на первое место, опережая других на целый корпус. Карьера — реальный мотив, но такой вид мести нам и в голову не приходил, тем более что с Вайхенманном она никак не была связана. Вы ее любите?

— Люблю и ценю.

— Прекрасно, моя жена тоже. Так прошу вас, не молчите хоть теперь и расскажите все, что знаете о связях Яворчика со Ступеньским. Уж их-то вы не любите, надеюсь?

И я рассказала все, что слышала о Яворчике. Ну почти все.

— Хорошо, — похвалил Гурский. — Вижу, что перестали увиливать и запутывать меня. И что вы из этого поняли?

— Не много. Вам лучше поговорить с Петриком, Магдой и Островским.

— Попрошу их адреса и телефоны.

Выполнив его просьбу, я вернулась к Эве:

— А что касается Эвы Марш, теперь могу признаться, что сначала не исключала ее участия в резне, но, к счастью, выяснилось, что она уже давно пребывает во Франции. Уж скорее меня можно заподозрить. Но поскольку я все про себя знаю и к убийствам не причастна, то нас обеих можно спокойно исключить из подозреваемых. А теперь хочу сказать о таком своем соображении… Как-то Ступеньский не укладывается в картинку. Он был связан с Эвой, а вот с убитыми — нет. И все больше я склоняюсь к предположению, что это он науськивал Яворчика, только вот зачем? Разве что из врожденной вредности, такой уж у него паскудный характер. Не знаю, не успела я как следует все это обдумать, вы пришли явно раньше времени.

Гурский молча слушал мою болтовню, похлопывая по ладони блокнотом, и я вдруг подумала — а ведь он должен знать больше меня, ведь они докопались до конкретных афер, шантажей и прочих уголовных и не уголовных преступлений. А я зачем-то хотела позвонить Гурскому, помню, даже к телефону потянулась, да отложила.

Вспомнила!

— Да, я тогда просила вас выяснить, что это за больной из квартиры Ступеньского. Я еще назвала вам марку машины и ее номера Вы уже знаете, кто это?

— Не уверен, что знаю. Владелец квартиры лежит в гипсе, машина, вероятнее всего, украдена и потом подброшена хозяину. Странная какая-то история, не хватает у нас рук и сил. — В голосе Гурского звучала усталость, и он с горечью продолжал: — Не скажу, что такое возможно только у нас, в других странах тоже наблюдается, но, боюсь, тут мы впереди планеты всей. Официальный владелец, тот, на кого выписаны документы, торчит в Швейцарии и занимается бизнесом, машина уже давно продана и до сих пор не зарегистрирована, а в гипсе лежит тот, кому она фактически принадлежит в настоящее время. Лежит четвертую неделю, и тут без дураков, переломал себе кости, слетев с лестницы. Живет он в курортном городке Буско-Здруй, большая вилла, сдают комнаты курортникам. Машина стояла в гараже. Приходящая уборщица, совсем темная баба, упорствует — гараж вымыла, потому как аккурат стоял пустой, удобно приводить в порядок, вот она и воспользовалась случаем. Действительно, гараж вымыт, но машины в гараже нет. Ну и какой из этого вывод? Кто в этой машине мотался по улице Винни-Пуха?