Сириус экспериментирует - Дорис Лессинг

Того, кто хорошо справлялся со своими обязанностями, могли избирать в органы управления или судебной власти неоднократно, иногда на протяжении всей жизни. Однако членов Комиссии избирали только на один срок, который составлял четыре года. Впрочем, после увольнения они могли заниматься консультированием на добровольных началах. Деньги служили исключительно средством обмена. Если кто-то влезал в долги, проценты не взимались, а по истечении семи лет долги аннулировались. Родия создала целый свод наставлений в виде сказок и песен, чтобы донести до людей мысль о том, что, если деньги станут товаром, Леланос погибнет, поскольку тот, кто будет взимать проценты, вскоре начнет контролировать товары и рабочую силу, а это неизбежно приведет к формированию правящего класса. Эти песни и сказки рассказывали о бесчисленных городах и культурах на Роанде, где деньги стали править людьми. Вновь и вновь Канопус устанавливал законы и правила, которые запрещали превращать деньги в товар, но рано или поздно дело заканчивалось именно этим. Дух Шаммат был слишком силен в этих несчастных и не позволял им оставаться на высоте.

— Так, значит, Леланос тоже изменит своим принципам? — спросила я Родию.

Я задала этот вопрос, поскольку была поражена здравомыслием и благоразумием горожан, отсутствием бедности и лишений и подлинной демократией, — слишком часто мне приходилось видеть нечто совершенно противоположное, сталкиваться со страхом, раболепием и лицемерием.

Но Родия лишь сказала:

— Ты увидишь все сама.

У нее был маленький домик рядом с площадью в центре города. Она жила одна, поскольку ее дети выросли и поселились отдельно. На верхнем и нижнем этажах было по две маленькие комнаты. Родия жила здесь с тех пор, как был построен Леланос, хотя дети уговаривали ее переехать в дом побольше. Когда она рассказывала мне об этом, наши взгляды встретились, и в ее глазах мелькнуло насмешливо-удивленное выражение, знакомое мне по Коши. Я знала уже достаточно, чтобы понять, что город переживает период расцвета, за которым последует закат. В следующие несколько дней мне казалось, что Родия старается сделать все, чтобы я не только оценила прелесть этого места, но и поняла, что с ним что-то не так. Мне было очень любопытно, зачем она это делает…

Теперь я понимаю: она взывала к моим чувствам, а не к разуму, чтобы я не осталась равнодушной к происходящему. Недаром я оказалась в этом удивительном городе после того, как бежала из тюрьмы Гракконкранпатла. Недаром я увидела две эти крайности, одну за другой, с интервалом всего в несколько дней. Кроме того, дорога из Гракконкранпатла в Леланос тоже научила меня многому. Было и кое-что еще. Мы шли через лес, который внешне не отличался от любого другого леса, но при этом представлял собой естественную границу между Леланосом и Гракконкранпатлом. На протяжении многих веков агрессивный и воинственный Гракконкранпатл боялся нападать на Леланос, поскольку Родия распустила слухи, что, если армия Гракконкранпатла вторгнется в полосу лесов, окружающих Леланос, ей не поздоровится. Леланос слыл прибежищем злодеев, которыми управляет олигархия, готовая уничтожить любое государство, если то осмелится посягнуть на ее владения. При любом удобном случае делалось все, чтобы придать этим слухам правдоподобие. Когда я услышала несколько историй такого рода по пути в Леланос от аборигенов одного из племен, которые были наслышаны о зверствах Леланоса, это произвело на меня глубокое впечатление. Рассказывая о Леланосе, эти несчастные содрогались от ужаса: Родия и ее помощники поработали на славу. До сих пор только это позволяло уберечь Леланос. Однако хитрые и умные жрецы, которые сами не останавливались перед обманом, сумели раскрыть эту ложь. Появление тридцати беглых рабов из Гракконкранпатла вызвало волнения в городе. Стоя на высокой башне в Леланосе, я смотрела на леса, через которые мы брели вместе с Родией, и недоумевала, размышляя о пугающей склонности обитателей Роанды к самообману. Я нечасто испытывала подобные эмоции.

Тогда я была не в состоянии сделать выводы, к которым прихожу теперь. Пребывание в холодном подземелье, необходимость на время расстаться со своими талисманами, тесные контакты с канопианкой — все это лишило меня душевного равновесия. Кроме того, из головы у меня не выходила Шаммат: мыслями я все время возвращалась к Тафте, который загадочным образом влиял на меня. Родия стала вызывать у меня отторжение. Мне стало казаться, что эта немолодая женщина, прямая и простая, равнодушна к чужим страданиям, — ведь она отказывалась использовать возможности, которые, безусловно, имела, будучи канопианкой, чтобы облегчить участь несчастных жителей Роанды.

Странно, что я, Амбиен Вторая, после долгих лет работы в Колониальной Службе, не раз наблюдавшая за мучительной адаптацией видов, культур, социальных структур и отдельных личностей к новым условиям, так сокрушалась над судьбой одного-единственного города. Словно не было на свете культуры, которая была бы для меня дороже Леланоса. Этот город казался мне уникальным достижением, светлым пятном в мире варварства и упадка. Я испытывала острое сострадание к его обитателям, и это было столь необычное для меня чувство, что я определила его не сразу.

Я бродила по улицам и переулкам, иногда вместе с Родией, иногда одна, и моя душа разрывалась от боли за этих людей. За короткое время они стали ответственными и просвещенными гражданами, а ведь их предками были полудикие племена… Эти люди были так внимательны и добры друг к другу… И при этом все они страдали роандианской дегенеративной болезнью: каждого из них, кто прожил половину отпущенного ему срока, словно поражал невидимый вирус… Они начинали «стареть», слабея, седея и съеживаясь… Все это и многое другое заставляло меня злиться, одновременно испытывая жалость… Мне хотелось встать на защиту этих людей и уберечь их от неотвратимых превратностей судьбы.

Родия наблюдала за мной, и я знала, что она понимает все, но теперь я затаила на нее обиду. Я негодовала на нее и на Канопус. Сама я лишь изредка оценивала свое состояние здраво, хотя в глубине души понимала, что мои муки близки тем, что терзали Назара в Коши и издавна не давали покоя этой несчастной планете. Роанде. Или Шикасте.

Лишь позднее я поняла то, чего не понимала тогда. Взять, к примеру, мое легкомысленное поведение в городе жрецов, где я позволила так легко арестовать себя и бросить в тюрьму. Чем это объяснить? Никогда ни на одной планете я не вела себя подобным образом. Я поняла это, лишь когда все было позади и я вырвалась из лап Шаммат, которая, по-видимому, подтачивала мои силы задолго до того, как я высадилась на Роанде. Именно этим объяснялись мое дурное настроение и сомнения, которые раздирали меня, когда я выполняла свою работу.

Было и кое-что еще. Сколько бы мы ни восторгались порядком на планетах, которыми управлял Сириус, — а теперь численность сытого, ухоженного населения на этих планетах была сведена к минимуму и держать его в подчинении было несложно, — за долгие годы я ни разу не встречала такой яркой и глубокой культуры, как Леланос. Разумеется, на счету Сирианской империи были свои достижения, но пока Родия не привела меня в этот город, я не знала, что мы потеряли. Здесь кипела жизнь, бурлила энергия, которой не хватало нам. Апатия и потеря интереса к жизни сокрушили Сириус…

Почему Родия привела меня сюда вместо того, чтобы выделить мне охрану и отправить меня на юг, где находилась база Сириуса? Но я оказалась в этом городе, и рядом со мной была она, канопианка. Я увидела город, который добился совершенства, но должен был погубить сам себя.

Эта мысль казалась мне невыносимой. Она буквально переворачивала всю мою душу. От отчаяния мне хотелось кричать, плакать и жаловаться — но кому? Родии, которая беспрекословно подчинялась воле Канопуса?

Однажды утром мы сидели вместе с ней на втором этаже ее домика и молчали. Теперь нам было тяжело разговаривать.

Солнце освещало узорчатые ковры на полу. Все вокруг дышало уютом и добротой.

Я неприязненно посмотрела на Родию, понимая, что она знает о моих чувствах. Несмотря на это, я была не в силах сдерживаться. Я смотрела, как эта женщина сидит, сложив руки на коленях, и спокойно смотрит в синее роандианское небо. Почему она упрямо отказывается сделать то, о чем ее просят? В тот момент Родия вызывала у меня те же чувства, что и Назар, который протестовал и возмущался, пытаясь подавить бунт у себя в душе. Но я не понимала, что на этот раз ситуация прямо противоположна.

Родия посмотрела мне в лицо спокойно и внимательно, как обычно, и сказала:

— Сирианка, я должна покинуть тебя.

— Отлично, значит, ты собираешься меня бросить! Небось решила убраться из этого места подобру-поздорову, не желая разделять его судьбу.