Четвертый ледниковый период - Кобо Абэ

(У мальчика в руках длинный прямой шест, в нижней части которого прикреплены педали. Мальчик садится на шест верхом, нажимает на педали, и на конце шеста начинают вращаться лопасти. Шест поднимается по вертикали. Мальчик склоняется набок, и шест движется горизонтально.)

— Подводный велосипед. Очень доволен, что на него смотрят люди…

— Я вижу, к людям он все-таки привязан?

— Да… Ирири очень привязан… Этот мальчик — наш первый эксперимент, и в процессе выращивания мы допустили, наверное, какие-то ошибки. У него не полностью отмерли железы с внешней секрецией. Вы заметили, например, какие у него глаза? Это потому, что слезная железа у левого глаза частично уцелела. Возможно, в этом причина неполного выгорания.

— Неполного выгорания?

— Вы, конечно, понимаете, что человеческие эмоции в известной мере зависят от способности кожи и слизистых к осязанию. Возьмем, например, выражения «мороз по коже», «мурашки по телу», «в горле пересохло», «он к ней липнет». Даже из таких словосочетаний видно, какую роль осязание играет для формулирования наших настроений и переживаний. Если говорить коротко, способность к осязанию является проявлением инстинктивного стремления защитить море от воздуха. Я вижу, вам кажется, будто я говорю чепуху, но вы послушайте, это очень важно… Как известно, даже у человека, самого совершенного из наземных животных, все — кровь, кости, протоплазма — почти полностью составлено из элементов, присущих морю. Жизнь выкристаллизовалась в море, мало того, она всегда зависела от моря. Даже когда она покинула морскую стихию, она забрала с собой на сушу море, обернув его в свою кожу. Вот больным вводят иногда раствор поваренной соли. Но и сама кожа есть не что иное, как метаморфоза моря. И хотя сопротивляемость ее выше, чем у остальных органов, она тоже порой не может обходиться без помощи моря. В конечном счете железы с внешней секрецией — что это, как не помощь изнемогающей коже со стороны моря? Слезы есть море для глаз… И все наши эмоции являются лишь определенными состояниями желез с внешней секрецией… другими словами, стадиями оборонительной войны моря против суши.

— И если этой войны нет, то нет и эмоций?

— Я не говорю, что нет. Но это, вероятно, нечто совершенно непостижимое для нас. Там, в море, им не приходится воевать с атмосферой. Все равно как рыбы, например, не знают страха перед огнем.

(Мальчик на велосипеде принимается играть со своей рыбой в пятнашки.)

— Иногда, глядя на других детей, не на Ирири, действительно спрашиваешь себя: да полно, есть ли у них душа? Есть, конечно, но она совсем другая, чем у нас.

— Значит, это единственный ребенок, похожий на человека?

— Да… Его поведение понятно нам. (Впадает в сентиментальный тон.) С душой наземного существа в морской глубине. Неполное выгорание, иначе не назовешь…

(Преследуя рыбу, мальчик скользит мимо объектива и исчезает из помещения.)

— Не потому ли он так умен и развит?

— Нет, в отношении умственных способностей другие дети ему не уступают. Один мальчик, на три месяцы моложе его, сконструировал часы, которые работают на сжатом воздухе. Правда, стрелка передвигается раз в пятнадцать минут, но все-таки…

(Объектив, следуя за мальчиком, медленно приближается к другим детям…)

Господин Ямамото вновь переходит на деловой тон:

— Здесь, в среднем поясе здания, они живут, а нижние этажи отведены под обычные классы. Обучение, как и у нас, начинается с чтения, письма и счета, но вот чему учить их дальше… Существует мнение, что самую важную роль в их жизни будут играть такие науки, как физика жидкостей и органическая химия. В конце концов не нам строить догадки на этот счет… По-видимому, истина определится, когда они получат учителей из своей среды. Слишком различны основы ощущений в воздухе и под водой…

(Многоярусный балкон… Играющие дети… Одни глядят на объектив с откровенным любопытством, другие совершенно равнодушно.)

— И, конечно, им не преподают ни историю, ни географию, ни социологию. Мы не можем решить, как объяснить им взаимоотношения между ними и человечеством.

Томоясу шмыгает носом.

— Совершенно естественно. Они бы прокляли нас, только и всего…

— Ну уж нет… (Отрицательно качает головой.) Вы говорите так потому, что переоцениваете наземного человека.

(В любопытстве и в равнодушии подводных детей есть одна общая черта. Это странная холодность. Под их взглядами человек сам себе начинает казаться «предметом». Я не могу не согласиться с господином Ямамото, когда он задает себе вопрос: есть ли у них душа.

…Шалун подплывает к объективу и пытается закрыть его ладонями. Девочка сосредоточенно следит за моллюском, ползущим по стене. Мальчики окружили Ирири с его велосипедом. Маленькая девочка ловит заблудившуюся рыбешку и сует в рот, но мальчик постарше заставляет ее выплюнуть… Группы детей — возможно, это дежурные — моют стены сжатым воздухом… Маленький мальчик прижимается щекой к подводной собаке…)

— На этом наш беглый осмотр и закончим… Соба-кун, выключите, пожалуйста…

(Кто-то глубоко вздыхает… На экране дрожит, сжимаясь, световое пятно…)

Часть третья

Облик грядущего

35

Световое пятно на экране сжалось и исчезло. Никто не шевелился. Никто не включил свет, и никто не попросил сделать это. Может быть, будет еще что-нибудь?.. В глубине души я надеялся, что будет продолжение. Ведь тогда я поживу еще немного…

Но молчание затягивается, и меня охватывает ужас. Странное дело, я был подавлен тем, что мне показывали, мое существо протестовало, и вместе с тем мне было интересно. Незаметно для себя я пытался подсчитать, сколько в подводном здании мальчиков и сколько девочек — кажется, число их было в общем одинаковое, — я строил произвольные догадки относительно будущих браков. Словом, я чувствовал себя экспериментатором в лаборатории. Но вот экран погас, я снова оказался в темноте и стал тем, чем был раньше. Снова превратился из экспериментатора в подопытное животное. Я ожидаю смерть… Приговоренному к смерти подали из жалости чашку чаю. Но смерть остается смертью…

Ногти впиваются в ладони. Я сижу, как приклеенный, и цепляюсь за мгновения. Неужели, несмотря ни на что, я и вправду поверил моему второму «я», что это я сам требую своей смерти? Усомниться в машине-предсказателе — значит подтвердить ее суждение. Признать ее правоту — значит тоже подтвердить… Это все равно, что бросать монету, обе стороны которой одинаковы. Итак, заколдованный круг? Но это же бессмыслица. Чтобы отвергать смерть, не нужно иных причин, кроме нежелания умирать.