Светорада Янтарная - Симона Вилар

Первую чашу Лев поднял за своего брата. Потом стали вносить кушанья. Светорада наблюдала, как церемонно подносят к столу огромную розоватую рыбу, украшенную цветами из искусно нарезанных овощей, как подают на золоченом блюде павлина в полном оперении и с распущенным хвостом, с интересом смотрела, как под звуки музыки выставляют целую череду белых лебедей и цаплю на огромном блюде (к слову, мясо этой птицы оказалось на редкость жестким, и Светорада еле заставила себя прожевать положенный на ее тарелку слугой кусок).

Вообще, как она отметила, блюда императорского стола отличались не столько вкусовыми качествами, как нарядностью; их словно бы полагалось созерцать, а не вкушать. Но никто не жаловался. Кроме, пожалуй, болгар, которые, попробовав немного то одного, то другого яства, выражали явное неудовольствие и оживились только после того, как подали твердые сыры, многие из которых привозились из их царства и стали столь любимыми в Византии. Один из болгар даже громко заметил, что, дескать, у ромеев и поесть толком нечего, если бы не болгарские сыры с горных выпасов. Светорада поняла, что он сказал, и невольно усмехнулась, соглашаясь. Переводчик поспешил перевести их слова Льву, и тот нахмурил брови. Когда же один из болгарских послов начал говорить, повернувшись к восседающему императору, Лев сделал вид, что не заметил этого движения, и, обратившись к сирийцам в белых чалмах, стал спрашивать их об Андронике Дуке.

С сирийцами разговор велся через толмачей, причем император с явным интересом слушал о мятежнике, у которого под рукой был свой флот, войска и поддержка в отдельных фемах. Он даже чуть нахмурился, задавая им вопросы. Светорада заметила, что к этому разговору прислушивается и дочь Дуки, жена Александра, а еще увидела, что Николай совсем помрачнел и бросил в сторону Светорады выжидательный взгляд. Но что она могла сделать?

Помедлив, княжна уронила вилку. Ничего особенного, но Лев посмотрел в ее сторону. И Светорада растерянно и виновато улыбнулась ему.

Император как будто и в самом деле отвлекся от слов переводчика, даже позволил себе растянуть губы в улыбке.

– Как вы себя чувствуете, подданная наша? – произнес он, прервав на полуслове громко говорившего сирийца. Тот тоже посмотрел на красивую женщину в янтарных украшениях, лукаво улыбавшуюся величайшему правителю. Да и многие сейчас смотрели на княжну. Она же старалась держаться невозмутимо и больше думала о том, что у Льва очень богато украшенный венец – наверное, неимоверно тяжелый.

– Ваше самочувствие не помешало вам выполнить обещание насчет некоего изысканного блюда? – все так же улыбаясь, спросил базилевс.

Светорада хотела было подняться, но Анимаиса удержала ее за локоть, быстро шепнув, что на подобном пиру особые церемонии для женщин не приветствуются.

– Я была бы несчастна, если бы не постаралась угодить возлюбленному базилевсу, – слегка склонила голову княжна.

Зенон, как распорядитель церемоний, тут же сделал знак, и в зал внесли большой чан. Когда над ним подняли сверкающую начищенным серебром крышку, по залу разлился удивительный аромат.

Лев первый втянул ноздрями воздух и стал смотреть, как стольник позолоченным черпаком наливает в его миску густое варево.

«Не перестарался бы повар с зернами граната», – взволнованно думала княжна. Ей было бы спокойнее, если бы она сама проследила окончательную стадию приготовления супа.

Однако император, медленно вкусив суп, с охотой зачерпнул ложкой еще.

– Вы великая мастерица создавать яства, подданная наша.

– Да, – откликнулась со своего места Зоя, – вы вполне достойны занять место главной кухарки при дворе.

Это было сказано преувеличенно любезно, столь преувеличенно, что прозвучало насмешливо. Но никто не засмеялся, так как все видели, с какой охотой ест Лев. И когда суп княжны стали разливать по мискам царедворцев и гостей императора, в зале на какое– то время стало тихо, только раздавалось позвякивание приборов и звучали приглушенные голоса. Довольные голоса. А потом Лев обратился к некоему придворному, сказав, чтобы этот Константин Родосец[90] непременно написал хвалу столь вкусному кушанью. Это вызвало смешки и аплодисменты. А бесцеремонные болгары даже сказали, что теперь им есть что поведать, когда они вернутся ко двору царя Симеона. И тут Лев довольно заулыбался и впервые за вечер обратился к ним с добрым словом. Светорада же почувствовала на себе взгляд патриарха, казавшийся веселым, хотя по большей части Николай просто работал ложкой – судя по всему, ел он с явным удовольствием. Только Зоя Карбонопсина демонстративно отодвинула тарелку и стала что– то говорить сидевшей подле нее Софье. Но говорила явно о княжне, о чем свидетельствовали недобрые взгляды обеих женщин, которые они бросали в сторону Светорады.

Княжна никак на это не отреагировала. Опустила глаза, пряча довольный блеск. «Много ты понимаешь, – думала она, мысленно обращаясь к Зое. – Мужчины всегда довольны, когда сыты. А хорошее кушанье настраивает их на добродушный лад».

Когда с супом было покончено, по знаку Зенона произошло некое движение. Через один из арочных проходов в зал вошли арфистки. Они поставили на пол высокие черные, с обильной позолотой арфы, опустились около них на колени и стали лениво перебирать струны, загадочно и стыдливо улыбаясь. К ним присоединились старик с флейтой в руке и полунагой нумидийский мальчик, все одеяние которого составляла красная повязка на бедрах. Курчавый и толстогубый, он с равнодушным видом бил в тамбурин.

Гости развеселились, стали переговариваться, Лев что– то сказал Зое, и это несколько подняло ее настроение. Она заулыбалась, сделала знак Зенону, и тот вызвал в Хрисотриклиний акробатов и мимов. Под звуки музыки те исполнили некую плавную и не совсем понятную пантомиму, некоторые из гостей следили за их выступлением, другие вновь завели беседу. Сидевший слева от Светорады молодой патрикий из рода Куркуасов стал говорить ей любезности, она улыбалась, слушая его. Анимаиса тоже хотела принять участие в беседе, но молодой Иоанн Куркуас говорил негромко, даже склонился к княжне, рассуждая, как женщина может сохранить свою грациозную фигуру, несмотря на то что разбирается в кулинарном искусстве. По его мнению, знакомство с подобными яствами меняет облик красавицы быстрее, чем солнце и ветер на взморье темнит ее кожу…

– А вы большой любитель белолицых красавиц? – лукаво улыбнулась ему Светорада. – Тогда вам надо спросить уважаемую Анимаису о ее милой дочке Пульхерии. Вы ведь некогда обменивались с этой девой античными стихами.

Лицо Иоанна приняло растерянное выражение, потом он улыбнулся и, покосившись на Анимаису, собирался сказать нечто, чтобы та не услышала. Юноша даже придвинул свое кресло к красивой соседке, но вдруг умолк на полуслове и резко отстранился от княжны. Только через миг Светорада поняла, что его поведение вызвано строгим взглядом, брошенным в их сторону императором.