Несостоявшийся император Федор Алексеевич - Андрей Богданов

Полковник был посажен в тюрьму и… через сутки выпущен. «Во всех полках тайно начали мыслить» о подготовке общего восстания. Известие о смерти Федора и воцарении «того ж часа» Петра означало, что многие из тех, кто в эти дни беспечно плетет интриги во дворце, вскоре полетят «с Верху» на копья и будут «в мелочь» изрублены, патриарх едва избежит смерти во время бунта староверов и чудом спасется благодаря царевне Софье. Но это уже другая история.

Глава 7. Дворцовый переворот

Современники знали, что кончина Федора Алексеевича была неразрывно связана с дворцовым переворотом, приведшим на престол юного Петра. 10-летнего мальчика посадили на трон, разумеется, не для того, чтобы он самостоятельно правил (этого и не произошло). Но кто конкретно и почему это сделал? Письменные источники об этом молчат или отвечают крайне уклончиво. Однако мы можем разобраться в деталях преступления в Кремле 27 апреля 1682 г., восстановив события по всему комплексу косвенных улик.

Эти слившиеся воедино (с разрывом, по разным данным, от 15 до 45 минут) события: подозрительная смерть мудрого и неправедное воцарение отрока, — буквально взорвали уже изобиженную царедворцами во время болезни Федора и забурлившую Москву. Судорожные попытки победителей в придворной борьбе удержать захваченную власть лишь приближали третье неизбежное событие: 15 мая 1682 г., после тщательной подготовки, все стрелецкие и солдатские полки московского гарнизона с развернутыми знаменами и барабанным боем вошли в Кремль, ведя за собой несметные толпы москвичей. «Изменники-бояре и думные люди», которые, в противность воле государя, угнетали народ и извели доброго царя, полетели из дворцовых окон на копья.

Свидетельства и документы, раскрывающие суть трех взаимосвязанных событий, составляют многие тома и по содержанию часто несопоставимы друг с другом. Изложить дело, завершившее царствование Федора Алексеевича, кратко и внятно мы можем, воспользовавшись приемом исторической реконструкции, восстановив живые картины и ход мыслей героев по всем имеющимся материалам. Эта работа значительно более трудоемка и выглядит не вполне убедительно, поскольку логика всех мыслительных операций скрыта от читателя и даже коллеги, погрузившиеся в источники той эпохи не столь глубоко, затруднились бы пройти тем же путем (тем более что многие источники впервые найдены в архивах).

Зато результат реконструкции, за честность которой автор отвечает своим добрым именем, предельно краток и нагляден. К тому же желающие всегда могут обратиться к указанным в Примечаниях исследованиям и публикациям источников, попытавшись подтвердить или опровергнуть свое впечатление от прочитанного в этой книге.

Трапеза у патриарха

23 апреля 1682 года в Крестовой палате у патриарха Московского пировали. Неподалеку, в Теремном дворце, тихо умирал от цинги царь Федор Алексеевич. За столом, не забивая себе голову призором над ближними и дальними епархиями великого Российского государства, были все до единого, старые и новопоставленные митрополиты, архиепископы и епископы. Не слишком богатые — поелику патриарх Иоаким не терпел в подчиненных роскоши — мантии архиереев служили хорошим фоном для золотых, серебряных и цветных усыпанных драгоценностями кафтанов избранных государственных деятелей.

Влиятельнейший политический советник государя, мастер международной интриги боярин князь Василий Васильевич Голицын[312], памятуя о нелюбви патриарха к коротко стриженым волосам и бороде, держался скромно и тихо беседовал с владыками на чистом русском наречии, старательно избегая модных латинских, немецких и французских выражений. Не считая того, что на украшавшие его кафтан драгоценные камни можно было купить кавалерийский полк, старания опытного дипломата выглядеть заурядным боярином были почти успешны; одно выдавало его с головой — князь не пил водки!

Предосудительное поведение коллеги по Думе не слишком огорчало добродушного князя Владимира Дмитриевича Долгорукова. Он понимал опасность распространения столь тлетворного обычая, поелику возглавлял в свое время Кабацкий приказ — золотое дно Государевой казны. Причуда Голицына даже забавляла князя, как и склонность того блистать богатством напоказ. Сам Долгоруков держал состояние в конных заводах — и эта страсть к лошадям делала его лучшим другом царя Федора Алексеевича. Единомышленники уже добились многого: породистые кони не только разводились по всей стране — они вошли в моду, стали при дворе едва ли не главным предметом праздных разговоров, заносчивой гордости и скрытой зависти.

Третий приглашенный патриархом царедворец, окольничий Петр Тимофеевич Кондырев, получил свой чин и весьма почетную должность судьи Царицыной Мастерской палаты во многом за счет брата Ивана, величайшего специалиста по коневодству и выездке, коего взыскательный государь недаром сделал ясельничим — главою Конюшенного приказа. Пользуясь симпатией царя Федора, Петр Тимофеевич на пиру выглядел скорее как сопровождающий Долгорукова. Четвертый гость, думный дьяк Посольского приказа Емельян Игнатьевич Украинцев, как бы для равновесия держался ближе к Голицыну, который и без определенной должности был душою наиболее тайных и смелых дипломатических планов царствования.

С молитвой гости благочестиво выпивали и закусывали, наслаждаясь свежим весенним воздухом из раскрытых окон и не ощущая разносимого им беспокойства. На окраинах Москвы, в опоясывавших столицу стрелецких слободах и чуть более дальних солдатских казармах на Бутырках, служилые по зову сполошных колоколов собирались «в круги» по казачьему обычаю. Лучшие полки русской регулярной армии в один голос кричали о невозможности далее терпеть «тяжелоносия» от своих полковников и покрывающих их безобразия приказных.

Вся их надежда была на государя. Недавно служилые одного полка уже пытались добиться правды — подали во дворец челобитную с описанием явных и крайних вин своего командира: даже из государева жалования тот больше половины выдирал! Но придворные, стакнувшись с полковниками, велели схватить челобитчиков и учинить им жестокое наказание. Лучших людей московского стрелецкого полка как государственных преступников били кнутом без всякой милости и отправили в ссылку.

Правители хотели устрашить служилых, чтобы те всегда полковникам были от страха в покорении. Пользуясь болезнью царя, его приближенные быстро забыли политику Федора Алексеевича, более стараясь народ удержать в повиновении страхом, нежели праведной любовью. Во дворце и всем государстве без постоянного присмотра государя действительно многое пошло наперекосяк. Даже войска, посланные отучить китайцев соваться к нашим рубежам, топтались на месте. А долго сдерживаемое воровство и мздоимство, моментально процветя, едва не всю Россию лишило правосудия! На фоне усердной заботы царя Федора об общем благе, правом суде и всенародной пользе — ей, нестерпимы были алчные покушения злодеев на достоинство, имущество и самую жизнь подданных…

Князь Голицын, поднимая за здоровье патриарха Иоакима кубок мозельского, размышлял о том, что реформы великого государя зашли слишком далеко и будут, несомненно, остановлены. Лучшая часть знати явно готова выступить за младшего царевича Петра и, посадив на трон мальчонку, устроить большой дележ власти. Умного и когда надо решительного царя Федора было жаль. В каком-то смысле это был идеальный монарх, философ на троне. Но эта страница почти закрыта. Готовясь броситься в новое море интриг, в котором гостеприимный хозяин-патриарх станет важным ориентиром, князь испытывал приподнятое чувство.

Не блиставшему, подобно Голицыну, тонкостью ума боярину Долгорукову было грустно и тревожно. Умирающий царь был его другом, да и почти взрослый царевич Иван вызывал симпатию. Но воцарение Петра уже решено на семейном совете влиятельнейшего рода Долгоруковых, контролирующих военные ведомства. Об этом же сговорились между собою многие первые фамилии государства. Сегодня, вот, патриарх со всеми архиереями явственно дает понять, что крестоцелование юному Петру, вместо совершеннолетнего Ивана, пройдет гладко, что духовенство все как надо устроит, вроде это и не переворот, а законное завещание Федора Алексеевича.

Обнаружив, что размышляет о царствовании Федора в прошедшем времени, Долгоруков призадумался. До сей поры государь, часто хворая, все же не выпускал из рук бразды правления. Помнится, сильнейшая болезнь свалила царя среди дипломатических забот и военных приготовлений в январе 1678 г. Федор Алексеевич так простудился на Крещенском водосвятии, что доктора отчаялись, Дума, забросив дела, размышляла о престолонаследии. Однако государь пересилил болезнь и 10 мая ослепил великих и полномочных послов Речи Посполитой роскошью и величием. Демонстрируя обеспокоенной стране свое выздоровление, царь тогда всенародно отпраздновал именины, а 7 августа лично произнес перед послами речь по случаю ратификации мирного договора в хоромах, где пол был расписан небесными созвездиями с зодиаком и течением планет, а стены увешаны французскими шпалерами с изящными изображениями римских сражений. И ныне Федор Алексеевич надеялся на выздоровление, но оказался прикованным к постели и обложенным близкими людьми в хоромах настолько, что не мог контролировать исполнение даже важнейших распоряжений.