Безутешная плоть - Цици Дангарембга

мне то, о чем я спрошу, – обещает Сайленс Май Таке и, ковыряя в ногтях, обращается к Ньяше: – Май Анесу, если я на вас работаю и вы даете мне дом на вашей земле, то это дом для меня и моей семьи, не так ли?

– Так, – отвечает Ньяша. – Пока ты тут работаешь.

– Вот! – Сайленс разворачивается и кладет руки на крышу машины, нависнув над окном, за которым сидит жена. Потом он просовывает голову между руками и обращается прямо к ней: – Ты все слышала. А я хочу послушать, что ты скажешь сегодня вечером, когда вернешься. Когда будешь в моем доме.

Ты больше не можешь выносить напряжение и, потянувшись через детей, служанку, приоткрываешь дверь. Сайленс открывает ее совсем, но Май Така наклоняется и закрывает дверь.

Ты удивленно смотришь на служанку, которая с вызывающим видом нажимает кнопку замка.

– Май Анесу, вы сказали, что она работает, разве не так? – опять начинает Сайленс.

– Да, Баба Така, – кивает его работодательница. – Я так сказала.

– Если это работа, тогда это сверхурочные. Май Анесу, ей надо заплатить. – Сайленс вздергивает подбородок.

– Ей заплатят, – холодно отвечает Ньяша, устремив на мужа выразительный взгляд.

Через минуту Леон кивает, и Ньяша расслабляется.

– Все в порядке? Ей заплатят, – повторяет двоюродный зять.

– Спасибо, босс. – Сайленс отходит назад и машет рукой.

– Пожалуйста, Май Така, – просит Ньяша, когда машина трогается с места, – пожалуйста, будь осторожна с мужем, когда вернешься.

– Поехали, – решительно отвечает Май Така.

– Да, – совсем усталым голосом говорит Ньяша. – Поехали.

Ты тоже вымотана тем, что сейчас произошло. Только Май Така сидит прямо, она прямо искрится энергией.

– Ничего уже ничего не остановит, – пожимает она плечами. – На самом деле со вчерашнего дня, как я вернулась домой, все к тому шло. Помните, Май Анесу, я сказала, что нет, мол, мне лучше не ехать. Сегодня утром он уже ударил меня по ноге. Поэтому то, что сегодня случится, случится после того, как я посмотрю фильм, а не после того, как я его не посмотрю. А теперь, Май Анесу, не думайте ни о чем.

Анесу прячет лицо в спинке сиденья матери. Ньяша разворачивается и гладит дочь по голове. Леон проезжает в ворота. Сайленс поднимает кривой шест, чтобы их закрыть.

Ты смотришь в окно, лицо крепко прижато к запотевшему стеклу.

* * *

Кузина где-то откопала нового, толкового механика, так что, когда вы поднимаетесь на пригорок у торгового центра в Камфинсе и Леон объезжает рытвины Черчилль-авеню, «Глория» послушно громыхает.

Женщины тянутся вдоль обочин с младенцами на спине, мешками зерна или удобрений на голове, а то и просто стоят и ждут автобуса. У них такой вид, как будто они поражены самим фактом своего существования. «Глория» едет вдоль горящих уличных фонарей, и двоюродный зять качает головой.

– Ну, вот и приехали. – Когда вы наконец сворачиваете на парковку при торговом центре Авондейла, кузина выдавливает веселость в голосе: – Теперь можно заняться тем, что мы собирались сделать уже сто лет. Немножко развлечься.

Вы идете вдоль рядов полноприводных автомобилей, «БМВ», «Мерседесов-Бенц», в основном с белыми номерными знаками, и двоюродный зять опять накаляется. Представляя, как плохо закончится день, ты начинаешь опасаться, что он вообще не способен развлекаться.

– Вот она, ваша буржуазия, – бурчит Леон.

– А-ннн-на-ннн-си, – выговаривает по буквам Анесу, полупрочитывая каждую букву, так, как их учат по новой фонетической системе. – А-нан-си, – уже более бегло повторяет она и смотрит на мать.

Ньяша с улыбкой кивает:

– Смотри, Панаше. Тут написано, кто такой Ананси, видишь?

Ослепительное солнце отражается от асфальта. Панаше поднимает голову и щурится.

– Нет, не надо апельсинов, спасибо, – улыбается кузина продавцу фруктов, который, выйдя из тени дерева, подходит к Леону, обращаясь к нему «баас»[36].

Продавец клянчит. Ньяша копается в сумке и, не найдя мелочи, а только банкноту, приготовленную для билетов в кино, кроит мину. Лицо продавца расплывается улыбкой надежды.

– На выходе, – отшивает его кузина.

– Они заламывают цены мурунгу, – в отчаянии бормочет Леон и направляется к кинотеатру.

– Мама! – кричит Анесу, но уже поздно.

Панаше пытается выговорить ответ на вопрос матери.

– П-па-аа-уук… паук, – торжествует он. – Тут написано «паук Ананси». – Лицо его морщится, и он начинает хныкать. – Не люблю пауков. Не хочу смотреть на паука!

– Черт! – тихо ругается Ньяша.

– Сходи на рынок за фруктами и овощами, – просит Леон, когда ты ловишь его у окошка кассы.

– Панаше не хочет смотреть фильм про паука, – вздыхает Ньяша.

– Я их не люблю! Не хочу их видеть! – не унимается тот.

– А если с попкорном? – не теряя надежды, пытается соблазнить его кузина. – И шоколадом, – заманчиво добавляет она, как будто ее сын – маленький эксперимент.

Панаше начинает плакать.

Леон берет сына на руки, отчего тот набирает в легкие как можно больше воздуха и ревет уже во все горло. Люди оборачиваются и смотрят, что там высокий белый мужчина делает с маленьким коричневым мальчиком.

– Крошечный паучок, – поет Май Така, сцепив большие пальцы и тычась пальцами в лицо Панаше.

За бегающими пальцами ее улыбка. Через несколько минут Панаше убежден, что паук поднялся по стене только для того, чтобы его смыли в канализацию. Пока он стоит, обхватив руками ноги Май Таки, ему не страшно, это видно.

– Четыре на «Ананси», два на «Красотку», – заказывает Ньяша, устроив у кассы бунт.

Двоюродный зять будто клюет ее носом.

– О, ладно, шесть на «Ананси», – поправляется Ньяша.

* * *

Когда вы через полтора часа выходите из «Илайт-100», Анесу и Панаше гоняются друг за другом по фойе.

– Ох уж эти западные африканцы! Ох уж эти