Утро после «Happy End» - Татьяна Веденская

– Тебе надо поспать, – в бокс зашла Динка. – Я сейчас перевезу тебя в палату, а ребенка отвезу в детское отделение.

– Я не хочу с ним расставаться, – испугалась я.

– Не расстанешься. Через пару-тройку часов ему сделают все процедуры и окончательно переселят к тебе. Еще набегаешься. А пока ты сможешь немного отдохнуть.

– А ты? Ты где будешь? – собственнически спросила я.

– Я бы тоже отдохнула, если честно, – устало обронила она. Я посмотрела на нее повнимательнее и подметила темные круги под глазами.

– Да, конечно.

– Я поеду домой. Все равно в отделение меня не пустят. Там ты будешь лежать одна.

– Не одна, а с сыном! – гордо поправила я.

– Да, конечно, – вяло кивнула она. Было видно, что сил у нее не осталось ни на что, в отличие от меня. Странно, но у меня появилось чувство, что у меня сил хватит, чтобы перевернуть горы. Или накопать новые. Или прорыть траншею до канадской границы.

– Все дело в гормонах, – пояснила мне соседка по палате. Мы с ней лежали в двухместной палате. То есть, у каждой было по маленькой комнатке, объединенной общим душем и холодильником. Все-таки, новые роддомы – это вам не старые. Вряд ли в старом я смогла бы лежать в таких роскошных условиях.

– А что с гормонами? – заинтересовалась я.

– После родов у женщины вырабатываются всякие там амфетамины и прочие гормоны счастья, которые заглушают боль.

– Какая мудрая у нас природа, – восхитилась я.

– И не говори, – согласилась соседка. – Особенно ты убедишься в этом завтра.

– Что ты имеешь в виду? – не поняла я.

– Да ладно, чего тебе сейчас напрягаться? Спи. Я, кстати, Катя. У меня дочка. Нам уже три дня.

– Я, Полина, – гордо ответила я. – У меня сын. Ему нет еще и суток.

– Совсем малыш, – Катя улыбнулась и растворилась в своей палате. Я уснула. Я спала, как убитая. Наверное, даже Трубный Глас, вздумай он протрубить в эти часы, не смог бы меня разбудить. Наводнения, землетрясения, войны, нашествие саранчи – все оставило бы меня равнодушно храпеть. Послеродовый сон – это что-то. Про него можно сказать – это последний сон в жизни матери. Во всяком случае, до тех пор, пока младшему ребенку не исполнится восемнадцати лет.

– Кха-кха, – раздался тихий-претихий чих рядом со мной.

– А? Что? – моментально открыла глаза я. Видимо, пока я спала, ко мне подкатили корытце с сыном. И вот, весь мой сон оборвался в тот же миг, как он соизволил что-то крякнуть во сне.

– Кха-кха, – снова скрипнул он.

– Что ты хочешь, маленький, что ты хочешь, сладенький? – я профессионально засюсюкала, схватив драгоценный комочек с носиком, ротиком, ушками, глазками, всем таким красивым, родным до ужаса и принялась экспериментировать на тему кормления грудью. Надо сказать, что результата мы никакого не добились, но удовольствие было обоюдным, и измотались мы так, что через полчаса взяли и отрубились снова. На часок, до первого кха. Оказалось, что в таком режиме мне предстоит теперь жить все время. Мой организм перенастроился каким-то волшебным образом, что стоило малышу даже не заплакать, а просто пошевелиться, я просыпалась. Даже если поспать мне удалось всего несколько минут. И так, кстати говоря, первые несколько лет. А на следующее после родов утро, как и обещала моя соседка Катя, природа показала мне кузькину мать. С самого утра у меня заболело все, что только может и не может болеть. Ноги, руки, шея, лицо, голова, внутренности (больше всего, естественно), а также и грудь, в которую вдруг стало приходить молоко, отчего я вдруг неописуемо почувствовала себя коровой. Катя периодически заходила, останавливалась в дверях, опираясь плечом на дверной косяк и вела со мной светскую беседу, поглядывая иногда в сторону своей спящей малышки.

– Во всем виноваты мужики! – предложила тезис для обсуждения Катя, когда мы временно исчерпали самые интересные темы для диалога. Я имею в виду методы кормления, сцеживания, переодевания грудничков, использования памперсов, вред (и польза) спанья в одной кровати, сроки прикорма и т. п. Все то, что долгие годы оставляло меня совершенно равнодушной, и даже провоцировало серьезные приступы зевоты, теперь интересовало меня до глубины души. В подобных разговорах мы с Катей проводили долгие часы между уколами и осмотрами. Но, согласитесь, и тему мужиков мы не могли оставить в стороне.

– Сволочи. Чтоб я еще хоть раз, хоть одному из них… – с готовностью поддержала я.

– Не зарекайся. У меня вот уже второй ребенок. Но все равно, мужики – сволочи. Я тут, понимаешь, мучаюсь, не сплю, терплю уколы, а он там празднует.

– Несправедливо, они там пьют виски, гуляют, а мы тут стонем.

– От мужиков все беды, – азартно сверкнула глазами Катя и принялась в деталях, подробно и с художественными элементами обсасывать, как именно, когда и в чем провинился перед ней ее супруг, Павел. Я узнала, что он чуть не сорвал роды, упав в обморок, когда она (Катя) начала тужиться.

– Я рожаю, а медперсонал скачет вокруг него с нашатырем!

– Негодяй! – согласилась я. Далее мне было поведано, что в первом триместре Катерину от мужа тошнило, а он, мерзавец, не понимал, обижался и однажды напился с мужиками в гараже до такого свинского состояния, что Кате пришлось слечь от греха подальше на сохранение на недельку.

– Токсикоз – сложная штука, – хищно улыбнулась она. – Зато потом он как цапель стоял у меня под окнами и клялся, что до самых родов капли в рот не возьмет.

– Не взял? – заинтересовалась я.

– Пиво – считается?

– Нет.

– Тогда не взял, – утвердительно кивнула Катя. В общем, сцепились мы с ней языками по полной программе. Я тоже поведала ей все перипетии моих сложных отношений с мужчинами вообще и с Константином Прудниковым в частности. Видимо, сработал эффект случайного попутчика. Разве можно ожидать чего-то плохого от девушки, с которой столько раз вместе кормили грудью, сцеживались, а после выписки наверняка не увидимся больше никогда. Потому что я живу в…теперь получается, что в Марьино, а она на Щелковской.

– Вернется к тебе твой Костя. Обязательно вернется. А потом, кто сказал, что это не его сын? На кого он похож? – спросила меня Катя, выслушав всю историю в самых детальных подробностях.

– На кого? – переспросила я. Потом внимательно осмотрела ребенка. Маленький, сморщенный, нос пимпочкой торчит на круглом личике. Много складочек, глаза пока вообще с трудом определяются, потому что он предпочитает держать их закрытыми. Даже когда орет. Орет он громко. Но это, скорее, в меня, а не в Костю. Впрочем, Денис тоже мог и прикрикнуть, так что сказать что-то определенно было сложно.

– Ничего, подрастет, все разъяснится, – успокоила меня Катерина. В отсутствие Динки (которую так и не пускали в отделение) она прекрасным образом исполняла ее обязанности. В ответ на мои услужливо подставляемые в любое время дня и ночи уши.