Корона с шипами - Джулия Джонс

Ангелина, первая дама Хольмака, а ныне королева Гэризона, сидела на краю постели и поглаживала своего песика по мохнатому брюшку. Снежку нравилось, когда ему чесали живот. Он лежал на спине — лапки кверху, — поводил головкой туда-сюда и изо всех сил вилял хвостиком.

Еще, еще.

— Глупый Снежок, — умиленно шептала Ангелина. — Ведь правда же, ты дурашка, правда, а, Снежок?

Снежок бил хвостом по кровати в знак согласия.

Глупый Снежок, дурашка Снежок.

Снежок был никчемной собачонкой. Так с первого же взгляда определил его отец Ангелины. Он последним появился из утробы матери, сука последним вылизала его и последним кормила. Ясно было как Божий день, что Снежка утопят раньше, чем шерстка его успеет высохнуть.

— Неудачный щенок, — сказал отец псарю, тыча в Снежка пальцем, — заверни его в одеяло и брось в Вейз.

Ангелина, как и всегда в те дни, была на стороне отца. Конечно, жаль, что щенят иногда приходится топить... Но папочка много раз объяснял ей, что неприспособленным к жизни особям лучше умереть.

Но потом щенок поднял свою слишком большую голову, посмотрел на нее молочно-голубыми глазками — и Ангелина мгновенно позабыла все разумные доводы, в груди вдруг как-то странно потеплело, а сердце защемило. Он был никчемной собачонкой, он понимал, что недостоин остаться в живых, и за это Ангелина полюбила его.

Отец умел видеть разницу между воображаемыми желаниями дочери — когда Ангелине только казалось, что она хочет какую-то попавшуюся на глаза красивую или просто блестящую вещь, — и тем, что она действительно хотела, очень хотела иметь. Например, Снежка. И хотя он уже отдал приказ псарю, а отец не любил брать свои слова обратно, в этом случае он сделал исключение и пощадил никчемную собачонку.

Глаза Ангелины наполнились слезами.

— Снежок, милый Снежок, — шептала она, лаская песика, — папочка был так добр к нам, правда? Он так нас любил, так любил...

Хвостик Снежка печально поник.

Мы тоже любили его.

Забавно, но в конце концов отец со Снежком и правда привязались друг к другу. Конечно, иначе, чем любили друг друга Ангелина и ее верный дружок. То была настоящая мужская дружба — дружба глупого пса и замкнутого нелюдимого хозяина. За время своего недолгого замужества Ангелина уже успела узнать, что есть много родов любви.

— Теперь Изгард любит нас, — она теребила шелковистую шерстку за ухом собачонки, — любит нас так же, как любил папочка.

Снежок сердито заворчал.

Не так, совсем не так.

Ангелина рассмеялась. Она старалась не думать о том, как сильно переменился Изгард после свадьбы.

— Снежок — ты просто глупый, никчемный пес и ничегошеньки не понимаешь.

Снежок поднялся на лапки и опять завилял хвостом.

Конечно, никчемный пес, просто никчемный пес.

Ангелина тоже встала и заглянула в узкую щель между камнями — такие щели на нижних этажах крепости Серн заменяли окна. Небо уже совсем потемнело, и где-то вдалеке мерцали редкие звезды. Скоро вернется Изгард. Ангелина знала, что к его приходу нужно привести себя в порядок. Нужно надеть платье с корсетом и позвать Герту, чтобы она помогла потуже затянуть шнуровку. Вообще-то Герта, наверное, и без зова уже спешит сюда в полном вооружении — шпильки зажаты в зубах, на поясе бесчисленные щетки и щипчики. Но все ничего, пока шпильки у нее во рту, хуже, когда она вновь обретет способность говорить и заведет свое: «Прежде всего долг, госпожа, долг перед Гэризоном. Вы должны произвести на свет наследника». А потом начнет давать советы, как лучше заниматься любовью. В зависимости от того, сильно ли она за ужином разбавляла вино водой, эти беседы досаждали Ангелине или же развлекали ее.

Но сегодня вечером она была решительно не в настроении болтать о любовных ласках и забавах. Кроме того, Ангелина начинала сомневаться, понимает ли Герта, о чем говорит. Кое-какие из ее рецептов, предназначенных для того, чтобы внушить мужу «неистовую страсть, а это-то и нужно, госпожа, чтобы зачать ребеночка», порой приводили к довольно странным результатам. О, сначала ее ухищрения нравились Изгарду, но все чаще и чаще после того у него портилось настроение и он спешил, хлопнув дверью, покинуть супружескую спальню. Ангелина теперь предпочитала ночи, когда уставший за день Изгард засыпал прямо в кресле. У нее даже возникло смутное подозрение, что Изгард тоже предпочитает спокойный отдых занятиям любовью. Но Ангелина не хуже Герты понимала, что Гэризону нужен наследник.

Ангелина вздохнула, похлопала себя по ноге, подзывая Снежка.

— Куда проще нам было жить с папочкой и Ворсом, правда, Снежок?

Снежок повилял хвостом, соглашаясь с хозяйкой.

Проще и лучше.

— Знаешь что, Снежок, — Ангелине пришла в голову новая мысль, — пойду-ка я навещу Эдериуса. — Герта говорила, что Изгард намерен за сегодняшний день верхом преодолеть весь путь до перевала. Он наверняка задержится. И хотя Изгард запретил ей видеться с писцом, если она будет умненькой девочкой, грозный муж ничего не узнает. — Ты как думаешь, Снежок?

Снежок вяло вильнул хвостом и отвел глаза.

Право, не знаю.

Ангелина опять рассмеялась:

— Ты недоволен, потому что не можешь пойти со мной. Никчемным собачонкам придется остаться в комнате.

В этот момент Снежок увидел кончик своего хвоста. На секунду он застыл на месте, с подозрением скосив глаза на неведомую зверушку, а потом бросился на добычу. Но по какой-то загадочной причине она вдруг исчезла из виду, и песик, заливаясь счастливым лаем, закружился в бешеной погоне.

Глупенький Снежок, никчемная собачонка.

Улыбаясь, Ангелина открыла дверь. К ее возвращению Снежок будет спать крепким сном. Погоня за собственным хвостом всегда утомляла его.

Сопровождаемая взглядами встрепенувшихся при виде королевы часовых, Ангелина шла по узким, высеченным в скале коридорам крепости Серн. Хотя уже наступила весна, а дождь последний раз шел неделю назад, воздух в замке был сырой и холодный. Сначала Ангелине нравились голые каменные стены крепости — за их серым однообразием крылось множество замечательных узоров. Но потом она от души возненавидела их. На ощупь стены были влажные и липкие и — что бы ни происходило за ними — не пропускали ни звука.

Ангелина добралась до лестницы, также высеченной в скале, и начала долгий подъем на башню. На середине пути она вдруг остановилась. Надо было захватить какой-нибудь еды для Эдериуса! Весь день он не покладая рук трудится за своим столом и никогда не делает перерыва, чтобы передохнуть и поесть. Наверное, он проголодался, замерз и устал — и даже не замечает этого. Совсем как папочка до того, как болезнь подкосила его. Но... Ангелина заколебалась: ей пришло в голову, что, пока она будет ходить в кухню и обратно, пройдет слишком много времени. Я навещу Эдериуса, успокоила она себя, а потом сразу же велю Герте отнести ему поесть. Приняв решение, она в несколько прыжков преодолела оставшиеся ступеньки и постучалась в дверь скриптория.