Птичья песня - Яна Ветрова

дыхании, и окружающий мир вернулся в стационарное положение. Думать буду потом, сейчас надо слушать. Усач продолжал, не заметив, что я была на грани обморока.

– …она, говорит, согласилась мне помочь. Я удивился, ты же тихая такая, исполнительная. Бегаешь тут, стараешься, хоть и ничего не понимала поначалу, а теперь смотри-ка. А Лора говорит, не нравится ей, тебе, то есть, у колдуна. Ну, это мне понятно, какому нормальному человеку у колдуна понравится, а тем более, человеку издалека. А тем более у такого колдуна, от которого только и жди неожиданности или неприятности. Однако же работа есть работа, раз согласилась, то и выполняй, что обещала. Так?

Я медленно кивнула под взглядом его прозрачно-голубых, как бусины, глаз.

– Так, – довольно кивнул дядя. – А я и думаю, ты же Лору нашу, значит, отговорила. Я-то не смог, да что я, старый, кто меня послушает, а вы ровесницы. Вот я всю неделю боялся, не знал, что делать. Получилось бы у неё, так поймали бы – и в тюрьму, а куда ей, красавице такой, в клетке сидеть! Ей бы замуж, детишек, да цветочную лавку открыть. А не получилось бы – так ещё хуже, кто же его знает, господина колдуна? Он и по молодости был вспыльчивый, а после многих лет в зеркале даже представить страшно. Уже месяц тут, а из дома носу не кажет, а?

Я всё нанизывала одну бусину на ленточку и никак не могла попасть в дырку. Не дождавшись ответа, усач продолжил:

– А нам, сама понимаешь, местным, посмотреть на него охота. В саду его видели, но так-то не встанешь там, не разглядишь! А тогда… сколько же? Тринадцать лет назад, вот был франт, вот красавец! Девицы как увидят его – так дыханье сразу сбивается, щёки розовеют, голоса сразу томные становятся.

Я оставила в покое бусину и воззрилась на дядю.

– А он вечером выйдет из дома, то по набережной прогуляться в хорошую погоду, то в театр, а то и на королевский бал. И каждые две недели у него новая спутница, а бывало и чаще. Ну, если не пропадёт в других мирах на месяц-другой… И без разбору, богатые дамы, девушки попроще, постарше и помоложе. И все как одна, кто с ним, э-э-э, ох, прости старика, ну, близко пообщался, расцветали, словно бутон по весне. Да мало того, денег у него – немерено, редкие вещицы доставал, говорили, с древней магией играл, но Совет ничего доказать не мог.

Так, дядя, постой, лихорадочно соображала я, это ты сейчас про колдуна Джея, сына мельника из деревни? Про вот того пыльного, сутулого, злого? Который разговаривает через силу, а то и просто машет рукой? Который не вылезает из чёрно-коричневой одежды? Это вот он – покоритель и разбиватель женских сердец?

– А ему что – он как улыбнётся, так любая за ним хоть на край света пойдёт. Вот мать Лоры и попалась.

Я выронила бусину.

– Что, не рассказала тебе наша девочка? – удивился дядя.

Я полезла доставать бусину под табурет, но на этот раз усач решил дождаться ответа.

– Она сказала, что колдун уничтожил её семью, – молодец, Екатерина, даже не соврала.

– Ох уж эта Лора, вечно всё преувеличит и в трагедию превратит, – засмеялся дядя. У меня сжалось сердце.

– У её родителей сразу пошёл разлад. Встретились, а через неделю уж свадьбу им подавай! А как Лора родилась, чувства поутихли, стало ясно, что они друг друга на дух не переносят. Но для Лоры делали вид, что всё хорошо. Она же ангелочек, куколка, как её расстроишь, скажи? Отец её тогда владел полем, цветы выращивал, красивые – загляденье. Да с такой магией всё обустроил, что и в дождь, и в снег, и в мороз – всегда цветов росло море. А мать в лавке торговала, букеты какие собирала! Даже, бывало, королева на праздники закажет, а от желающих украсить дом вообще отбою не было. А Лоре всё покупали, что захочет, даже лошадку подарили и часть поля под это дело отвели.

Дядя покачал головой, улыбаясь воспоминанием. Я заворожённо смотрела, как он наматывает слой на слой, в то время как у меня в голове слой за слоем отваливалась краска с холста, и разрушалась картина, которую я себе нарисовала. Мужчина уже успел соорудить три шарика, украшенных бусинками, и приступил к четвёртому.

– Мама Лоры тосковала, день за днём, всё ей было не мило. И где-то она господина колдуна повстречала. Начала она по вечерам к реке бегать, на свидания, куда ещё? Муж молчал, что ему, они давно уже только для дочери притворялись. А мы, я да жёнушка моя, думали, что вот неделя прошла, вторая пройдёт – и кончатся её вечерние свидания. И тут вдруг новость – Лиза, ну мать Лоры, у нас, видишь, как будто и традиция, девочкам давать имена на букву «л», вот и дочка моя Лили. Так вот, Лиза собрала вещи и к колдуну ушла жить. А муж плечами пожал, расстроился, что ему теперь самому придётся букеты крутить да в лавке торчать. Неделя прошла, другая, дамы в городе ходят заплаканные, от румянца и следа не осталось. Как увидят парочку в городе, молнии мечут. Уж не вспомню, сколько прошло, может, месяца два. Долго! Лиза приходила Лору навестить каждый день, в лавке поработать. Сначала Лора плакала страшно, а потом в один день замолчала, словно онемела. Есть перестала. Лиза металась между дочкой и любовником, а мы-то ничего сделать не могли. Такому не поможешь, тут сердце само должно решить.

А однажды смотрю, сидит утром Лиза на скамейке у цветочной лавки, улыбается, перебирает ветки хлопка, колосья золотой пшеницы, розу то добавит, то уберёт, вплетает синюю ленту. А вид такой мечтательный, как будто витает где-то. Я ей говорю, ты что же это, насовсем вернулась? А она смотрит на меня, смеётся, говорит, что и не уходила никуда. Только сон мне такой приснился чудесный, что я свободна от всего этого. Развела руками, цветы отбросила, а лентой волосы подвязала. Волосы у неё глубокого каштанового цвета с красным отливом, как кора молодого деревца. Я, говорит, полна любви и новых надежд. Так прямо и сказала, как сейчас помню. А для дочки, говорит, будет всё самое лучшее и настоящее, а не спектакль. Нельзя так, говорит. Про колдуна больше и не вспоминала. А его не далее, чем через полгода после этого Совет судил. Лиза быстро с мужем разошлась, Лору забрала с собой к родителям на равнину, а отец тут дела устроил, лавку продал, поле мне с женой оставил, а сам к морю уехал. Давно