Падальщик - Александр Авраменко

— Вы садитесь. Разговор у меня к вам. Обоим… Девочки…

Присели. Руки на коленках у обоих юбки мнут.

— Олеся…

Только тут сообразила, что нечисто что-то. Откуда он её имя знает?! Дочка сказала? Может быть…

— Ты хочешь вернуться домой?

— Домой? Простите… Не понимаю… А как же договор?! Вы нас выгоняете?!

— Можно сказать, что и так. Не устраивает меня такое положение дел. О другом думалось, когда я вас забирал. Так что — если есть желание вернуться…

Когда он родную деревню назвал — едва в обморок не упала… Откуда?! Как? А у него голос спокойный такой. Ровный.

— Могу помочь. Кстати, родители твои живы. Честно. Откуда знаю — не спрашивай, и не солгу. Но если есть желание, то готов тебя к ним доставить. В целости и сохранности…

Не задумываясь, выпалила:

— Тогда я согласна! Хочу домой!

В глазах потемнело… А когда очнулась — стоит в родной деревне, одета, как положено. И дочка за руку тянет:

— Мама! Мама! Где мы?

Осмотрелась — во дворе родного дома. Не веря своим глазам, протянула руку, потрогала крыльцо — да нет, не снится ей это! Постучала, вначале тишина, но видно, что в доме живут. Двор почищен, дымком тянет. Словно и не было чумы… Только уличные фонари не горят. Да день белый на улице. В сенях бухнуло. Завозились.

— Кого там принесло?

— Папа! Папа! Это я, Олеся! И Ирина!

— Олеся?! — Не веря, переспросил. Потом рванул дверь, выглянул осторожно — и крепко стиснул в своих руках, слёзы на глазах:

— Мать! Мать! Счастье-то какое! Леська вернулась! Леська!..

…И всё вроде хорошо, дома. Родители живы. Дочка рядом. Только вот гложет душу непонятность — как?! Каким образом? Почему она ничего не помнит? А через неделю сборщики дани пожаловали. Оказывается, её родная деревня принадлежит теперь некоему графу Волку. И платит ему подати. Десятину каждый месяц. А кто не может… Когда её за недоимки продали, поняла…

…— А с тобой что делать?

Михаил покосился на неподвижно сидящую за столом девушку. Та стойко выдержала взгляд. Не отвела глаза. Ну что же… Как говорится, лучше горькая правда, чем сладкая ложь:

— От твоей страны ничего не осталось. Имею в виду — живых людей. Человек сто-сто десять наберётся. На всю Японию. Больше я не вижу. Можешь вернуться туда. Доставлю без проблем. Но есть ещё вариант.

— Какой?

Ого! Впервые она осмелилась подать голос в его присутствии. А что делать? Теперь ей больше не с кем общаться…

— Остаться у горожан. Я попрошу Николая, их старшину. Они тебя примут в клан. Будешь жить вместе со всеми. Люди тебя не обидят. У наших это не в чести.

Задумалась. Или ему кажется? Глаза округлились даже. Удивил? Наверное…

— До весны побудешь здесь. Как-то не по-людски тебя сейчас выкидывать. Тем более, что обещал старшине. Снег сойдёт, и я тебя в город отвезу. Но если не хочешь ждать — то хоть завтра отвезу.

…Опять молчит…

— Так завтра или весной?

— Можно я подумаю? До утра?

— Без проблем. Только если утром ответ дашь, то я смогу тебя только на следующее утро в город доставить. Надо катер с консервации снимать, а это как раз сутки займёт.

— А… В Японию?

— Почти мгновенно. Тут принцип транспортировки другой.

Поднялся со стула. Поставил грязную посуду в мойку, вернулся за стол, налил себе кофе. Медленно мешал изукрашенной ложечкой, задумчиво глядя на коричневую поверхность.

— Гос… Господин… А можно мне вначале побывать на родине? Хотя бы на час? Потом вернуться и тогда принять решение?

…Не поверила. Что же… Достаточно того, что он исковеркал жизнь ребёнку. Этой девочке с соломенными волосами. А Ния смотрит с надеждой в карих глазах. Для неё это вопрос жизни и смерти. Скажи, что нет — смолчит. Решит вернуться, и там её убьют через два дня очумевшие от спиртного и наркотиков бандиты. Ради смеха. Выберет остаться — проживёт долгую жизнь. По крайней мере, как человек. Выйдет замуж, родит двух детей, девчонок… Сделал большой глоток, колеблясь с ответом. Потом всё же решился:

— Хорошо. Иди, одевайся…

Глава 15

…Они стояли на крыше одного из токийских небоскрёбов, смотря на расстилающуюся перед ними панораму. Зияющие выбитыми стёклами здания, ржавые автомобили на улицах. Выгоревшие на солнце рекламные щиты, припорошённые мелким снегом. Печать тлена и запустения. Мёртвый город. И ни единого следа от живых. Ни дымка от огня, ни дрожания тёплого воздуха, ни тем более человеческого следа на нетронутом белом покрове. Ничего.

— Ты мне не поверила? Убедись сама.

Отошёл к краю крыши. Вынул из ножен тесак, задумчиво провёл по матово сияющему лезвию большим пальцем. Странная здесь зима. Влажно настолько, что на металл мгновенно осел конденсат. Пар изо рта практически не идёт. Тепло. Может, градус ниже ноля. Всего-навсего. Покосился на одетую в тёплый лётный комбинезон девушку, застывшую неподвижно у перил ограждения. Та прикрыла глаза, жадно, полной грудью вдыхала родной воздух. Ладно. Час он ей обещал… Прикрыл глаза буквально на миг, а когда открыл — её уже не было. Рванулся было, но гулкий сочный удар услышал раньше, чем сообразил, что к чему. Выругался, бессильно ударил по трубе ограждения кулаком. Неожиданно острая боль отрезвила. Ведь слышал же про такие заморочки у японцев! Камикадзе… Сеппуку… Бусидо… Правда, на уровне сказок, но… Вот же… Дура! Решила исполнить свой долг, как она его понимает… А то, что долг женщины дать жизнь другому существу, что люди не вымерли, и их история не стёрта с лица планеты? И чего стоит всё его хвалёное предвидение, если не смог увидеть такой конец этой несчастной девочки, потерявшей всё?! Проклятие!..

…Спустился вниз, подошёл к распростёртому на продавленной крыше какого-то автомобиля телу. Кровь, брызги стекла. Изломанные конечности, нелепо распростёртые…

— Каждый выбирает себе судьбу сам, — произнёс глухо и зашагал к порталу транспортной системы. Благо рядом. Всего-то с километр по широкой улице.

Шёл спокойно — живых в округе действительно не было. Не ощущалось, во всяком случае. И вдруг замер на месте — большая вывеска латинскими буквами «Tokyo National Museum». Музей? Вдруг проснулось острое любопытство. Двери из чёрного дерева оказались незапертыми, и Михаил попал внутрь… Залы живописи, архитектуры, скульптуры. Оружие… Красота японских мечей поразила его сразу. Взял чёрные лаковые ножны в руки, потянул рукоятку, словно прилипшую к ладони, такую шершавую и приятную… Волнистый след на поверхности клинка, благородный плавный изгиб лезвия… Не в силах расстаться, смотрел и смотрел на меч, которому сотни лет. Оружию, пережившему цивилизацию, создавшую его… Задвинул клинок в ножны, осмотрелся вновь по сторонам. Решение принято…