Моссад. Самые яркие и дерзкие операции израильской секретной службы - Михаэль Бар-Зохар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пожилая женщина потеряла дар речи. Наконец ей удалось произнести: «В Сирии? Как? Он по ошибке пересек границу?» Когда Морис объяснил ей, что Эли делал в Дамаске, бедная женщина упала в обморок.
Пораженная Надия осталась одна с тремя детьми. Несмотря на то что она всегда подозревала, что муж не рассказывает всей правды, она не догадывалась, в чем заключалась его настоящая работа. Коллеги Эли пытались ее успокоить. «Ты прямо сейчас вылетишь в Париж, — сказал ей один из них. — Мы наймем лучших юристов. Мы сделаем все возможное, чтобы спасти его». Меир Амит лично взял на себя ответственность за усилия по спасению Коэна.
31 января один из лучших французских юристов, Жак Мерсье, прибыл в Дамаск. Официально он был нанят семьей Коэн; на самом деле его расходы и гонорары оплачивало Государство Израиль. Он прибыл в Сирию с невыполнимой задачей. «С первого дня в Дамаске, — позднее говорил он, — я понял, что судьба Эли Коэна предрешена. Его повесят. Теперь все, что я мог сделать, это попытаться выиграть время и заключить какую-нибудь сделку, которая могла бы спасти его жизнь».
Сначала Мерсье пытался предотвратить судебный процесс. Он встретился с лидерами режима и попросил разрешения встретиться с Коэном, чтобы убедить его подписать назначение Мерсье своим адвокатом.
Его просьба была категорически отвергнута.
И все же Мерсье очень скоро выяснил, что у него есть союзники в определенных правящих кругах, с уважением относившиеся к мировому общественному мнению. Они хотели судебного разбирательства, в ходе которого права обвиняемого были бы защищены. Их поддерживали — совершенно по другой причине — некоторые «ястребы» в военной элите, заклятые враги Хафеза, которые во время открытого процесса хотели сделать достоянием общественности близкие связи президента с Табетом. Такой процесс, как они полагали, предал бы гласности коррупцию правящего режима и подорвал бы его позиции.
Но этому подходу резко воспротивилась другая группа — все те, кто поддерживал тесные связи с Табетом. Они знали, что открытый процесс может точно так же отправить на виселицу их самих. У этой группы была одна-единственная цель: любой ценой предотвратить открытый процесс и как можно скорее устранить Коэна.
Судебное разбирательство наконец состоялось в специальном военном суде за закрытыми дверями перед пустым залом; только некоторые эпизоды, должным образом отобранные, транслировались по государственному телевидению. Не было ни обвинителей, ни представителей защиты. Когда Эли Коэн попросил суд предоставить адвоката для защиты, председательствующий судья взорвался: «Вам не нужен защитник. Вся коррумпированная пресса на вашей стороне, и все враги революции — ваши защитники». Председательствующий судья взял на себя функции судебного следователя, прокурора и судьи. Хуже всего было то, что председательствующим судьей был бригадный генерал Салах Дали, в прошлом хороший друг Табета. Среди судей был еще один близкий, даже очень близкий друг Табета, полковник Салим Хатум.
Чтобы опровергнуть любые слухи о своих связях с Коэном, он спросил его: «Вы знаете Салима Хатума?» И обвиняемый, как актер, который следует заранее определенному сценарию, повернулся к пустому залу суда, затем посмотрел Хатуму в глаза и ответил: «Нет, я не вижу его в этой комнате».
Эту часть показали по телевизору. «Весь Дамаск смеялся над этим эпизодом, — рассказывал Мерсье. — Это был не суд. Это была трагикомедия, жестокий цирк».
Телекамеры показывали соучастников Эли Коэна: аль-Арда, ад-Дина, Сейфа, нескольких проституток. Кем были другие женщины? Жены старших офицеров? «Секретарши»? Подруги Табета и лидеров Баас? И какие секреты Коэн передал своим израильским кураторам? Его обвиняли в шпионаже, но на протяжении всего процесса не было сказано ни слова о том, что он делал, и о содержании его радиопередач. Единственное, чего не могли скрыть камеры, — нервную дрожь мышцы на левой щеке Коэна и многократные резкие наклоны его головы — результат пыток электродами, прикреплявшимися к его телу и голове.
Израиль молча следил за процессом. Каждый вечер семья Эли собиралась у телевизора, который им одолжил Моссад. Дети, Надия, братья не сдерживали слез при виде Эли на экране. Его мать, повинуясь порыву, поцеловала экран и прижала к лицу Эли маленькую звезду Давида, которую носила на цепочке. Софи воскликнула: «Это мой папа! Он герой!» Надия молча плакала.
В Дамаске Мерсье просыпался посреди ночи, обливаясь холодным потом, его преследовали кошмары. Мерсье глубоко угнетала его бесполезность. 31 марта военный суд огласил вердикт: Эли Коэн, Маджид Шейх аль-Ард и лейтенант Захер ад-Дин были приговорены к смертной казни.
Мерсье предпринял новую попытку. В апреле и мае 1965 года он трижды посетил Дамаск. Привез из Израиля серьезные предложения. Первое из них было сделкой: Израиль готов поставить Сирии медикаменты и тяжелую сельскохозяйственную технику, оцениваемую в миллионы долларов, в обмен на жизнь Коэна. Сирийцы отвергли это предложение. Израиль сделал другое предложение: отпустить в Сирию одиннадцать сирийских шпионов, которые были задержаны и находились в тюрьмах в Израиле. Сирийцы также отвергли это предложение, но намекнули, что помилование Коэна президентом не исключено.
1 мая приговор аль-Арду был смягчен до пожизненного заключения. 8 мая приговор Эли Коэну был официально опубликован. Моссад предпринял последнюю попытку. Надия Коэн подала прошение о помиловании в посольство Сирии в Париже. Другие обращения поступали со всего мира. Они были подписаны всемирно известными людьми, такими как папа Павел VI и британский философ Бертран Рассел; государственными деятелями, такими как французы Эдгар Фор и Антуан Пинэ, королева-мать Бельгии Элизабет и политик Камиль Гюисманс, канадец Джон Дифенбейкер; итальянскими кардиналами и министрами; двадцатью двумя членами британского парламента; Лигой прав человека; Международным Красным Крестом… Если бы Эли слышал о них, он бы вспомнил аналогичные воззвания, которыми тщетно пытались спасти жизнь его друзей в Каире одиннадцать лет назад.
18 мая тюремщики разбудили Эли Коэна посреди ночи. Его одели в длинную белую рубаху и отвели на дамаскский рынок. Ему позволили написать письмо семье и обменяться несколькими словами с раввином Дамаска Ниссимом Андабо. Затем сирийские солдаты прикрепили к его груди огромный плакат, на котором крупными арабскими