Гюнтер Грасс - Ирина Млечина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Есть много перекличек и параллелей между вымышленной встречей писателей XVII века и реальной — века XX. Не говоря уже о том, что возглавившему встречу в Тельгте Симону Даху Грасс придал черты Ганса Вернера Рихтера (оба они являлись и инициаторами сбора), намечены параллели и между другими литераторами двух эпох. Так, язвительный магистр Бухнер мог напоминать Марселя Райх-Раницкого (которого не менее язвительный Мартин Вальзер назвал одним из «литературных пап» в ФРГ), а более деликатный Биркен, возможно, напоминал то ли раннего Мартина Вальзера (пока он еще не стал слишком желчным), то ли Ганса Магнуса Энценсбергера. За образом Грифиуса, как писал Рольф Шнайдер в журнале «Шпигель», скрывался замечательный писатель и благороднейший человек Генрих Бёлль. В Георге Грефлингере тот же Рольф Шнайдер угадывал издателя «Шпигеля» Рудольфа Аугштайна, еще одну выдающуюся фигуру культурной сцены послевоенных десятилетий. Все они вместе с Гриммельсхаузеном, которого Гюнтер Грасс считал одним из своих главных предшественников, озабочены состоянием Германии, народа и литературы.
Они даже сталкивались с почти одинаковыми трудностями во время поездки к месту сбора. Конечно, XX век, при всех последствиях крушения рейха, — это все же не век XVII, когда было невероятно трудно преодолевать расстояния и добираться из отдаленных уголков расколотой Германии (на перекладных, верхом, морем и реками).
И тем не менее. Описывая, какие препятствия приходилось преодолевать писателям в годы Тридцатилетней войны, чтобы оказаться в одной точке, Грасс не мог не вспоминать, как — по рассказам и описаниям — собирались на встречу 1947 года его современники и коллеги.
Вот как описывал Гейнц Фридрих ту первую встречу: «Прибыть в Баннвальдзее было весьма затруднительно, лишь немногие из приглашенных авторов смогли явиться. Но всё же на вокзале в Вайльхайме, после утомительной поездки из Мюнхена (нас стиснули в купе, как копченую селедку в деревянном ящике), собралась кучка самых стойких литераторов; нам предстояло вместе с убогими чемоданчиками, полурваными портфелями и рюкзаками перегрузиться в автобус, идущий в Хоэншвангау. Но пришедший по расписанию автобус был забит полностью, а специальный автобус, который должен был ожидать нас, не появился. Что делать?
Наконец Вольфдитрих Шнурре и Вальтер Гуггенхаймер отправились в город, чтобы попытаться добыть машину. Примерно через час они явились на страшно воняющем древесным газом грузовике, на котором литературные путешественники в высшей степени нелитературно подверглись ужасающей тряске во время езды вверх-вниз по предгорьям Альп в открытом кузове, окутанном черными клубами дыма от древесного газа, выходящего из трубы».
Компания состояла из пятнадцати человек, несколько писателей были с женами. «Прибыв на идиллическое Баннвальдзее… пришлось прежде всего произвести основательную очистительную акцию. Поездка на грузовике оставила явственные следы: покрытые черной копотью, серые от пыли, испытывая боль во всём теле, мы спрыгивали на землю. И голые — у большинства не было купальных костюмов — мы бросились в озеро: исхудавшие фигуры, наслаждавшиеся часовой иллюзией беззаботной каникулярной жизни».
Что же двигало участниками встречи, собравшимися с дистанцией в триста лет? Что заставляло их преодолевать препятствия, терпеть тяготы пути, неустроенность ночлега, а в XVII веке еще и страх быть убитыми или ранеными или как минимум ограбленными, ведь еще шла война. Зачем вообще Грасс написал эту повесть, требующую от читателя не только знания истории, но и знакомства с барочной литературой (которая была так важна для самого Грасса)? Таким вопросом задавался рецензент журнала «Шпигель» Рольф Шнайдер сразу после выхода книги. «Ответ может вызвать удивление, показаться невероятным, — писал он. — Ответ гласит: ради Германии».
Быть может, это звучит несколько пафосно, но дело именно в этом. И те и другие, «самые стойкие» литераторы преодолевали трудности, чтобы собраться и обсудить проблемы, которые их волновали. Для грассовского Симона Даха речь шла о «единстве языка и поэтического искусства как предварительном условии единства разорванного отечества…». Вот и через три века другие писатели, преодолевая свои трудности, встречаются, потому что хотят «побеседовать друг с другом, хотят сплотиться для совместных действий… Они возложили на себя тяготы дореформенного (имеется в виду денежная реформа 1949 года, после которой экономика начала быстро налаживаться. — И. М.) путешествия, неудобства постоя… ради интимной, жесткой, продуктивной дискуссии».
Это уже слова процитированного выше Г. Фридриха: «Никто не обижался друг на друга». Хотя споры были жесткие и порой язвительные. Их сближала общая цель: наметить пути развития новой литературы, реалистической, свободной, в духе молодого поколения. И эта литература вовсе не должна была стать «вещью в себе»: с ее помощью, посредством публикаций новых книг, газетной и журнальной публицистики они надеялись помочь своей стране встать на новый, демократический путь развития, который исключал бы трагические повороты, вроде того, что произошел в 1933-м и завел страну в абсолютную катастрофу.
«Группа 47» стала самым известным литературным объединением ФРГ. Встречи и заседания участников, читка произведений и их критика, бывшая обязательной частью этих обсуждений, сыграли огромную роль в развитии демократической антифашистской литературы этой страны. Возглавивший «Группу 47» Ганс Вернер Рихтер, который дорожил тем, что группа действовала без программы, устава и нормативных требований, сразу после войны издавал вместе с Альфредом Андершем журнал «Дер руф», тоже сыгравший важнейшую роль в консолидации новых сил молодой западногерманской литературы.
К «Группе» сразу присоединились Генрих Бёлль, Гюнтер Айх, Ильзе Айхингер, Ингеборг Бахман, Вольфдитрих Шнурре, Вальтер Кольбенхоф, а несколько позднее — более молодые Гюнтер Грасс, Мартин Вальзер, Ганс Магнус Энценсбергер и др. Эта группа, подчеркнем снова, не связанная никакими организационными, а тем более идеологическими рамками, объединялась лишь общим взглядом на судьбы Германии, общей ненавистью к нацизму и милитаризму, обшей любовью к литературе. Литераторы хотели участвовать в создании новой демократической Германии, не отделяющей себя от остального цивилизованного мира, не выбирающей снова «особый путь», а напротив, ищущей точек соприкосновения с Европой и сознающей общность европейской судьбы. По словам Рихтера, группа была с самого начала «дружеским кругом», где основной тенденцией размышлений и взглядов были «антифашизм и антиавторитаризм».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});