Журнал Наш Современник №10 (2002) - Журнал Наш Современник

*   *   *

Суть заявления госсекретаря ПМР сводилось к следующему (цитирую почти дословно — так, как записала на форуме): если Россия решила уходить из региона, то ее развод с Приднестровьем следует оформить цивилизованно; если же она намерена осуществлять здесь свои интересы, то ей следовало бы дать Приднестровью определенные преференции. Не вижу в такой постановке вопроса ничего оскорбительного для России. Напротив, полагаю, что в сложившейся ситуации, когда Тирасполю надели удавку на шею, слово “преференции” являет собой верх политкорректности, ибо с уст-то у всех (и это было видно по реакции зала, с большим количеством молодежи, т. к. форум проходил в здании университета) рвется: “Дайте вздохнуть!” Равным образом, для тех, кто знаком с ситуацией, — а для депутатов и для журналистов это является профессиональной обязанностью — не могло быть ничего неожиданного в перечне тех стран, которые, реализуя свои интересы, могли бы стать более гибкими партнерами для При­днестровья: США, Германия, Польша и, разумеется, Украина. Да, сделано было заявление Лицкая в эпатажной манере (следует отметить, однако, что оно не было официальным), в чем-то на грани фола, и было естественно ожидать бурной дискуссии, которая и произошла.

Но дискуссии, а не заявлений, подобных тому, с которым — и на сей раз вполне официально — выступил депутат Алкснис, поставивший вопрос не более и не менее, как о ликвидации (!) думской комиссии по Приднестровью. А также — о проведении в ПМР досрочных перевыборов президента. И все это на основании личных впечатлений одного или нескольких человек?! Ведь даже российская делегация, и вообще-то не обладавшая такими прерогативами, не собиралась для вынесения какого-либо коллективного суждения. И мне совершенно непонятно, от чьего имени — учитывая, сколько людей из России защищало, поддерживало и продолжает поддерживать Приднестровье — депутат Алкснис, предъявляя свой ультиматум Тирасполю, заявляет: “Мы решили, мы считали” и т. д. и т. п. Что до содержания заявления, то, увы, перед нами повтор худших штампов антиприднестровской пропаганды всех минувших двенадцати лет и особенно последнего года. Внезапно прозревший Алкснис сообщает о “контрабанде на уровне 3—4 млрд долларов в год”, и в этой связи законно возникает вопрос: коль скоро он давно располагал такой информацией, то почему же так упорно скрывал ее? А если он вдруг столь внезапно и ко времени, словно роялем в кустах, обзавелся ею, то это не может не наводить на размышления. Либо же тогда можно говорить о вопиющей некомпетентности, которая в сочетании с мелодра­мати­ческими эффектами вообще обесценивает документ.

Да и какова цена заявлению, в котором ни слова не нашлось для хотя бы самого мягкого упоминания о стратегии удушения Приднестровья, проводимой Москвой? Смирнов, видите ли, отрекся от России — а не наоборот ли? Не Москва ли отреклась от Приднестровья? Истина прекрасно известна Алкснису, как и каждому, кто сколько-нибудь внимательно следил за развитием ситуации в регионе. А потому сомнительно, чтобы Алкснис и сам верил в то, чем вдруг завершает свое погромное заявление: “Мы считали и считаем, что Приднестровье должно рассматриваться как российский анклав, окончательная утрата которого обернется для России колоссальным стратеги­ческим поражением, фактическим уходом из региона”.

Помилуйте, но ведь этот “фактический уход” уже состоялся, несмотря на едва ли не коленопреклоненные мольбы “анклава” о сохранении всестороннего российского присутствия*. Сам же такой уход является неизбежным следствием согласия России на описанную выше геостратегическую перекройку всего балкано-дунайского и причерноморского региона, полностью передаваемого под контроль НАТО. И еще в 1997 году тогдашний госсекретарь США Мадлен Олбрайт со всей откровенностью заявила, что такая перекройка основной своей целью имеет полное аннулирование здесь российского присутствия, каковое и будет означать окончательное решение Западом ставившихся им перед собой в период “холодной войны” задач.

“Надо видеть, — заявила тогда Олбрайт, выступая в Сенате, — угрозы будущему Европы. Я имею в виду прямые угрозы членам НАТО... Именно к этой категории относится вопрос о будущем России. У нас есть все основания быть оптимистичными на сей счет. В то же время нельзя исключать, что Россия вернется к своей прежней манере поведения... США — это европейская держава. Наши интересы лежат не только к западу от реки Одер, но и в пространстве, на котором живет более 200 млн человек в странах между Балтийским и Черным морями (курсив мой. — К. М. ). Мы вели холодную войну для освобождения этих стран”. (Цит. по газете “Правда”, 31 октября — 6 ноября 1997 года.)

И коль скоро Россия, идя навстречу пожеланиям бывшего госсекретаря США, сама освобождает вожделенное пространство, то к чему лишь затуманивающие суть вопроса театральные заламывания рук и недобросовестное перекладывание всей вины на “коварно изменивших” Тирасполь и лично Игоря Смирнова? Вспоминаются мне в этой связи попавшиеся несколько лет на глаза строки Виктора Коротаева, отмеченные именно тем особым свойством пронзительной правдивости, схватывания самой сути вещей, которое, по мнению Марины Цветаевой, бывает присуще поэзии особого рода. Той, которая в своей безыскусности и простодушии договаривает до конца то, что не всегда решаются сказать другие, быть может, и более умелые. Сегодня они как нельзя кстати (цитирую по памяти):

Да Бог с ней, Москвою минувшего дня,

Неверною музою дяди Гиляя.

Она предала и себя, и меня,

Кургузым хвостом, словно шавка, виляя...

“И себя, и меня” — воистину так; и этой-то горькой правде по сей день не решаются взглянуть в лицо многие из патриотов, все еще пытающиеся приподнять нынешнюю “кургузохвостую” Москву на котурны высокой трагедии. Но этот жанр уже не для нее; зато на поприще виляния успехи впечатляющи, и уход России из Приднестровья — всего лишь часть той цены, которую Москва согласна заплатить за места в “двадцатке” и “восьмерке”, за вступление в ВТО, словом, за вписывание современной российской “элиты” в мировой истеблишмент. Пусть последний даже и куражится над Россией, как богатый помещик над жалким однодворцем, пусть и на приставном стуле, а все же приятно: удостоились . Он, этот уход, — неизбежное следствие того переворота в традиционном российском внешнеполитическом курсе, который произвел Путин — даже по сравнению с ельцинской эпохой — и который Анатолий Чубайс (разумеется, приветствуя его) описывает так: “Путин за два года на 180 градусов развернул российскую внешнюю политику — она радикально другая. Может быть, изменений подобного масштаба за всю историю государства российского не было. Не всем предста­вителям прежней власти это нравится. И что? Ничего. Взял — и практически сделал Россию членом НАТО. Взял — и выстроил политику, которая приведет страну в ВТО. Взял — и сделал (!) американцев нашими военными союзниками. Вообще полный переворот!” (“МН”, № 28, 23—29 июля 2002 г.)

Пожалуй, никто и никогда еще не описывал капитуляцию собственной страны подобным “одическим слогом”; однако слог этот, как и камуфляжные портреты Петра I на стенах правительственных  кабинетов, не может скрыть сути дела. И в Тирасполе прекрасно видят, что это новая Москва, в глобальном масштабе стремительно превращающаяся в Нью-Васюки (словечко, которым Н. Айрапетова на страницах “Независимой газеты” попыталась оскорбить приднестровскую столицу), отнюдь не собирается наследовать линии Румянцева, Суворова и Жукова. Пакуя чемоданы, она передоверяет миссию приднестровского урегулирования “хозяевам процесса”. И то, что Смирнов, поворачивающийся в ту же сторону, российскую делегацию не принял, неприятно, конечно (тем более, что в ней было немало людей, годами защищавших Приднестровье), но не столь уж удивительно: в сложившейся политической ситуации Приднестровью явно не до “политеса”. Над ним нависает угроза, по сравнению с которой страдания уязвленного самолюбия, пусть и не беспричинные, — всего лишь комариный укус. Главный же урок форума, по моему восприятию, таков: он выявил конец целой эпохи в российско-приднестровских отношениях, обозначил полную невозможность продолжения игры в совмещение пропутинского пиар-патриотизма с реальной защитой интересов России на юго-западном направлении. Наконец — сделал ясным, что процесс крушения традиционного образа России как величины всемирно-исторического масштаба, со своими задачами, целями, интересами и достоинством, захватывает уже и ближайших ее союзников. И он может быть лишь ускорен заявлениями, подобными тому, которым разразился депутат Алкснис.

А в какой мере оправдаются надежды Приднестровья на новых гарантов — покажет время. Шансов на благоприятный исход не слишком много, но порою случается зернышку уцелеть между мельничными жерновами. Возможно, удастся и Приднестровью проскользнуть меж тектонических плит, сдвигаемых гигантской перестройкой региона, в котором позиции России было прочно закреплены давно и, казалось, навсегда.