круги на воде - Валерий Хорев

Также общеизвестен и документально зафиксирован в назидание легкомысленным последователям знаменитый распорядок дня легендарного Масутатсу Оямы, которого он придерживался во время своей продолжительной аскезы в горах:

4 часа утра… подъем, медитация (10 минут), бег

по горам (2 часа);

7 часов утра… приготовление пищи;

8 часов утра… завтрак, совмещенный с обедом;

9 часов утра… 10 раз выполнить комплекс из пяти упражнений:

1 – поднять 20 раз шестидесятикилограммовую штангу;

2 – отжаться на пальцах 20 раз;

3 – отжаться в стойке на руках 20 раз;

4 – подтянуться на перекладине 20 раз;

5 – нанести по 20 ударов кулаком (каждой рукой) в макивару.

Между комплексами – дыхательные упражнения.

11 часов утра…ежедневное повторение по 100 раз какой-то одной ката;

14 часов… поднятие тяжестей: поднять 60-килограммовую штангу 20 раз, ежедневно наращивая вес. Выполнить 1000 отжиманий – 200 раз на двух пальцах, 200 раз на трех, 200 раз на четырех и 400 раз -на пяти. Иногда для разнообразия отжиматься 1000 раз на кулаках с перерывом после 500;

15 часов… разработка теории спарринга, работа на макиваре, разбивание камней, лазание по канату, упражнения для брюшного пресса -200 раз;

17 часов… приготовление пищи, ужин;

18 часов… медитация и отход ко сну.

Великолепно известны и впечатляющие результаты подобного упорства, которые детально описаны в бесчисленных вариантах этой необычайной биографии, открыв страницы которой, любители чужих подвигов смогут вдоволь насладиться сценами убиения быков, сокрушения камней и прочими экстраординарными эпизодами.

Вопрос добросовестности учеников вообще является одним из самых насущных и болезненных – разумеется, для преподавателя, который хоть немного озабочен конечными результатами своей работы, а не только денежным вознаграждением. По моей обширной статистике, из трех десятков произвольно набранных новичков лишь двое-трое способны действительно качественно заниматься и успешно двигаться вперед и вверх, но только один из пятидесяти достигнет мастерства, неважно, в силу своего таланта, упорства или того и другого вместе. Остальные нужны исключительно для оплаты аренды спортзала и поддержания жизненных сил любимого инструктора. Однажды в разговоре на эту тему один из моих друзей, мастер 4 дана Шотокан каратэ-до и фактический зачинатель этого стиля в нашем регионе, с тоскою сказал что-то вроде: «Эх, мне бы настоящую, старую самурайскую молодежь – я бы из них такое мог сделать…»

Отношение учеников к тренировкам во многом определяет – подогревает или охлаждает – и энтузиазм учителя, так как каждое занятие всегда есть в какой-то степени |импровизация, эксперимент, оно всегда пишется с нуля, и ¦ри подлинно неравнодушном отношении обычно трудно |заранее сказать, чем оно завершится. Часто бывает так: Случайно всплывший в ходе тренировки стародавний элемент или связка тянут за собой настолько прочную цепочку технических ассоциаций, что заводят в итоге в непролазные дебри форм и вариантов, никак в начале не запланированных.

Когда преподаватель ведет занятия строго по-писанному, по раз и навсегда устоявшемуся, известному до мелочей Алгоритму, не позволяя ни малейшего отклонения куда бы то ни было, это говорит, что перед нами представитель одной из двух категорий:

* великий методист, абсолютно отчетливо видящий полную картину тренировочного процесса в перспективе (за все годы лично я встречал только одного такого уникума);

* полноправный член многочисленной команды равнодушных болванов, озабоченных исключительно пополнением своего кошелька.

А упомянутое отношение со стороны учеников, со всей наглядностью проявляющееся в ходе занятий, особенно Отчетливо дает себя знать по их завершении. Если человек истязает вас вопросами решительно по всем аспектам (не только техническим) изучаемого стиля, да еще остается в пустом зале, чтобы сразиться с приятелем или и в спокойной обстановке пошлифовать ката, значит, он имеет все необходимое для достижения высот мастерства. И лучшей наградой действительно умному и увлеченному своим ремеслом инструктору станет момент, когда он сам (как и окружающие) поймет, что ученик превзошел своего старого учителя и уходит все дальше, уже собственной дорогой.

Настоящий энтузиаст не ждет пояснений, а буквально вытягивает их всеми доступными способами из великого множества источников. Любая литература, фильм (не обязательно учебный), сценки из жизни дарят пытливому взору жемчужины опыта, неожиданные подсказки и озарения, но при одном непременном условии, состоящем в том, что ваше каратэ, ушу или кобудо продолжают интересовать вас двадцать четыре часа в сутки, независимо от прочей деятельности.

Например, тот самый любитель «ботаники» регулярно дрался во снах (наяву, впрочем, тоже) и нередко выносил из царства Морфея удивительные находки. А решительно каждая наша встреча уже на пятой минуте неизменно сводилась к фразе: «Слушай, я тут одну «примочку» увидел (придумал, вычитал). Сделай движение…» Я выполнял требуемую атаку, а он демонстрировал, как правило, нечто восхитительно простое, неожиданное и крайне эффективное.

Но если ученик, покидая стены зала, немедленно и полностью переключается на иные заботы и дела, то ничего путного ждать от него не приходится. Увы, бывают редкие, но от этого не менее грустные исключения, когда человек всей душой, что называется, рвется и горит любимым занятием, изводит вас вопросами и изводится физически сам, но ничего у него не выходит. То есть абсолютно. Не дано – и все! У меня было в разное время несколько таких горемык, для которых даже базовые позиции и перемещения так и остались марсианской грамотой. Притом я совершенно уверен, что никакие индивидуальные занятия не дали бы результата – природу не обхитрить.

На другом, более радостном полюсе, расположились столь же редкие самородки, на лету впитывающие любую незнакомую информацию и тут же претворяющие её в жизнь с завидной легкостью. Один мой знакомый обладает феноменальной способностью буквально «с листа» схватывать и разучивать сложнейшие и хитроумнейшие китайские тао-лу, на которые у меня уходят недели и месяцы кропотливого труда. Ему же достаточно нескольких дней -и готово. Не идеально, конечно, но всё на месте, форма верна, и динамика – совершенно как у пекинского дедушки. А если добавить к этому счастливый талант достоверно улавливать глубинную суть каждого элемента (по-японски -бункай) и большой практический опыт, то подобному сочетанию можно лишь позавидовать.

Вернувшись к позабытой было теме о практике свободного учебного боя, нельзя не затронуть весьма существенный вопрос ритма и скорости, а также арсенала применяемых техник. Подчеркиваю, речь все еще идет об учебном, хотя и вольном, поединке, который никак не подходит на роль модели или ослабленного штамма реальной битвы. Оставаясь испытательной лабораторией собственного мастерства, он дает возможность более или менее приблизить ситуацию к реальной, но граница не может быть нарушена никогда, в противном случае вы или ваш напарник покинете зал на носилках. А коли так, то и уровень настороженности остается невысоким, что прямо сказывается на рисунке движений.

С перечнем используемых приемов все просто – из него удалены любые воздействия на жизненно важные зоны (не говоря уж о точках) и всевозможные болезненные и травмоопасные удары по костям, суставам, глазам и ушам. Спешу заметить, что оставшегося в нашем распоряжении достаточно для самой убедительной демонстрации своего превосходства, но далеко не над каждым, пославшим вам вызов на бой.

В этой связи к месту будет вспомнить и проанализировать хрестоматийную ситуацию спора «кто лучше?» между представителями ударных направлений (бокс, каратэ, таэквондо и т. д.) и борцами. Это всегда крайне щекотливый и некорректный спор. Со стороны борцов попросту некрасиво вызывать на поединок (с любой степенью дружественности) адептов кулака и ноги, поскольку в распоряжении первых – полный набор бросков и захватов, подкрепленных обычно изрядной массой и физической мясной мощью, на долю же вторых остается, за вычетом запретных приемов, совсем немного, ибо не станете же вы с полной концентрацией бить человека, который пока еще не сделал ничего плохого, за исключением желания швырнуть вас через бедро. А ведь только полновесным нокаутом и можно остановить звероподобную машину. Он хочет и может все, а вы не можете (без членовредительства) почти ничего. Он вас заломает, размажет по ковру – и будет молодец, а вы расквасите ему физиономию или сломаете ребро – и сделаетесь в глазах болельщиков дураком и бякой. Обозначать же, как это принято в каратэ, свои, пусть потенциально убойные, удары нет смысла, так как ни зрители, ни противник этого не оценят. Проблема, как видим, не имеет решения цивилизованным путем. Это особенно заметно в полуприятельской возне мальчишек, когда один, обычно крупный, тяжелый и наглый, тискает и ломает другого, выкручивая тому руки, защемляя голову под мышку и сгибая в три погибели. Несчастная жертва чаще всего только пищит и безуспешно тужится освободиться, поскольку бить в морду нельзя – это уже самая настоящая драка, а дело-то как бы шутейное, хотя и мучительное, и выхода просто нет.