Как убить свою семью - Белла Маки

поскольку он тоже терпелив и еще добр, я позволяю себе положиться на него, даю ему узнать меня (большую часть меня) и использовать ту старую связь, которая осталась неизменной. Я никогда не рассказывала ему о том, кто мой отец на самом деле, полностью скрывая эту сторону моей жизни. Но, кроме этого, он знает меня так, как никто другой никогда не знал и никогда не узнает. И если он не хочет быть каким-то королем мира, я научусь довольствоваться тем, что просто позволяю ему быть рядом. Джимми обычно гладил меня по руке, когда я засыпала, зная, что я буду волноваться, когда день подойдет к концу. Он лежал рядом со мной и водил пальцем по моим веснушкам.

— Ты такая гладкая, Грей. Гла-а-адкая! — пел он на мотив песни, которую мы любили. Тогда я могла заснуть.

У Симоны теперь своя галерея. Она вышла замуж за известного драматурга, они завели добермана, что кажется верхом высокомерия, когда живешь в городе, где может поместиться максимум чихуахуа. Я знаю это, потому что Джимми, напившись, открывает ее страничку в «Инстаграме»[37] и сует свой телефон мне в лицо, пытаясь показать, как он рад за нее, а еще спрашивает, не похож ли на олуха ее муж, который носит футболку с V-образным вырезом.

Через шесть месяцев после того, как Симона уехала в Нью-Йорк, а Джимми переехал поближе к родителям, он встретил кое-кого другого. Я бы хотела сказать, что он стряхнул с себя трусость после разрыва и познакомился с ней во время трехдневного запоя в какой-то убогой части Южного Лондона, но он этого не сделал, потому что теперь Джим вообще редко покидает Северный Лондон, за исключением случайной презентации книги. Он познакомился с ней на званом ужине в доме своего крестного в Ноттинг-Хилле. Гораций — какой-то крутой королевский адвокат (он свел меня с Торпом, так что, думаю, я недалеко ушла от Джимми в вопросе связей со средним классом, которые достались от его родителей). Он проводит ежемесячные обеды, куда приглашает «интересных молодых людей», чтобы поговорить о мировых событиях. Меня никогда не звали ни на одно из этих отвратительных мероприятий. Я обдумала это, напомнив себе, что Гораций — чопорный старый сноб, а также стащила пятьдесят фунтов из его кошелька во время последней встречи у Латимеров.

Я не видела Джимми несколько недель после ужина, потому что в тот момент мои мысли захватили более важные мысли. Я только что отправила Бриони собирать вещи — подробнее об этом позже — и металась между восторгом от моего прогресса и разочарованием из-за того, что не смогла придумать действенный способ добраться до Саймона. Все это означало — у меня не так много времени для Джимми. Было слишком трудно разговаривать с самым близким другом, когда меня настолько поглотило дело, о котором не могла сказать ни слова. Я должна была догадаться, что что-то случилось, потому что он перестал писать и не выходил на связь восемь дней. А одним субботним утром Джим появился в моей квартире с кофе и круассанами. Ничто так не сигнализирует «у меня есть новости», как звонок в чью-то дверь без предварительного сообщения. Это настолько эгоистично, что оправданием могли быть только чудовищный несчастный случай или новая интрижка. Поскольку по его лицу было понятно, что его мать не погибла в ужасной аварии на водных лыжах, единственной реальной альтернативой была новая пассия. Я слегка помучила его, ничего не спрашивая и бесконечно рассказывая о своих планах по ремонту кухни. У меня не было таких планов. Я жила в этой квартире именно потому, что она была полностью идеальна, и слава богу — люди, которые говорят о планах на ремонт, невыносимы.

В конце концов, как только я начала монотонный монолог о ручках для ящиков, он не выдержал и рассказал мне все о Каро. Каро Мортон была молодым адвокатом в конторе Горация. Они сидели рядом на унылом ужине, и Джимми, как он утверждал, влюбился через пару минут. За прошедшие с тех пор недели у них было несколько свиданий, и они уже обсуждали возможность съехаться. Каро, как выяснилось, не была из тех, которые стараются показать равнодушие и делают вид, будто не ищут обязательств.

— Я хочу, чтобы ты познакомилась с ней, Грей, — заявил Джим. — С Джоном и Софи она уже встречалась, но ей нужно выпить с тобой.

Я была потрясена. Она виделась с его родителями? Симона не могла перейти к этому этапу в течение нескольких месяцев. С другой стороны, Каро была одной из них, не так ли? Коллега Горация, юристка, которая, несомненно, училась в Оксбридже, ее родителей Латимеры либо знали, либо утверждали, что знали. Симона, какой бы прекрасной она ни казалась, таковой не была. Уроженка Восточного Лондона, дочь медсестры и муниципального служащего, она никогда не вписывалась в семью Джимми с той легкостью, с какой это сделал бы кто-то из его собственного племени. Софи и Джон осыпали ее похвалами. Софи однажды отвезла ее в загородный дом, который они арендовали в Оксфордшире на выходные, где заставила их весь день готовить мармелад, — кто сказал, что будет легко. Быть принятым в эту семью — это не то же самое, что по-настоящему стать частью этой семьи. Самодовольство из-за помощи вам — не то же самое, что любовь.

Каро. Не буду тратить время впустую. Я возненавидела ее с того момента, как встретила. Сильно. Полагаю, вам интересно, не потому ли это, что ее присутствие угрожало лишить меня моего самого старого друга, человека, на которого я полагалась с детства. Попробуйте еще разок. Не полагайтесь на стереотипную психологию. Через месяц после того, как я впервые услышала о новой девушке, мы решили встретиться.

Как-то в среду вечером мы договорились выпить в баре на Мейда-Вейл. Внутри я закипала, потому что все еще не приблизилась к грандиозному финалу. Но я сливалась уже три раза подряд и не смогла придумать достаточно веской причины, чтобы снова перенести эту встречу. Мы с Джимми выпили бутылку вина, пока ждали ее. Она была очень занята работой, объяснил он, просматривая свой телефон в поисках ее местонахождения. Десять минут спустя вошла она. Не нужно было говорить, что это она — я и так поняла. Каро протиснулась сквозь людей, ожидавших, когда их усадят, не проронив ни слова, с прижатым к уху телефоном. У нее были длинные рыжие волосы (которые выглядели очень естественно, но, как оказалось позже, были крашеные; никогда не