Шестьдесят рассказов - Дино Буццати

— Как видишь. Это я, — ответил Аппашер, еще сильнее терзая поля шляпы. — Но… Ты же знаешь, какие могут быть между нами… В общем, можешь не церемониться… Если это неудобно…

— Неудобно? Ты называешь это неудобством? — закричал, выходя из себя, Торти. — Являешься невесть откуда в таком вот виде… И еще говоришь о неудобстве! Как только нахальства хватило! — Выпалив это, уже в полном отчаянии тихо пробормотал: — Что же мне теперь делать?

— Послушай, Амедео, — сказал Аппашер, — не сердись на меня… Я не виноват… Там, — он сделал неопределенный жест, — вышла какая-то неувязка… В общем, мне придется еще, наверное, месяц побыть здесь… Месяц или немножко больше… Ты ведь знаешь, своего дома у меня уже нет, в нем теперь новые жильцы…

— Иными словами, ты решил остановиться у меня? Спать здесь?

— Спать? Теперь я уже не сплю… Дело не в этом… Мне бы какой-нибудь уголок… Я никому не буду мешать — ведь я не ем, не пью и не… в общем, туалетом я тоже не пользуюсь… Понимаешь, мне бы только не бродить всю ночь, особенно под дождем.

— Позволь, а разве под дождем… ты мокнешь?

— Мокнуть-то, конечно, не мокну, — и он тоненько хихикнул, — но все равно чертовски неприятно.

— Значит, ты собираешься каждую ночь проводить здесь?

— С твоего разрешения…

— С моего разрешения!.. Я не понимаю. Ты умный человек, старый мой друг… у тебя уже вся жизнь, можно сказать, позади… Как же ты сам не соображаешь? Ну конечно, у тебя никогда не было семьи!..

Аппашер смущенно отступил к двери.

— Прости меня, я думал… Да ведь и всего-то на месяц…

— Нет, ты просто не хочешь войти в мое положение! — воскликнул Торти почти обиженно. — Я же не за себя беспокоюсь… У меня дети!.. Дети!.. По-твоему, это пустяк, что тебя могут увидеть два невинных существа, которым и десяти еще нет? В конце концов, должен же ты понимать, что ты сейчас собой представляешь! Прости меня за жестокость, но ты… ты — привидение… а там, где находятся мои дети, привидениям не место, дорогой мой…

— Значит, никак?

— Никак, дорогой… Больше ничего сказать не мо…

Он так и умолк на полуслове: Аппашер внезапно исчез. Было слышно только, как кто-то стремительно сбегает по лестнице.

Часы пробили половину первого, когда маэстро Тамбурлани — он был директором консерватории, и квартира его находилась здесь же — возвратился домой после концерта. Стоя у двери и уже повернув ключ в замочной скважине, он вдруг услышал, как кто-то у него за спиной прошептал:

— Маэстро, маэстро!

Резко обернувшись, он увидел Аппашера.

Тамбурлани слыл тонким дипломатом, человеком осмотрительным, расчетливым, умеющим устраивать свои дела; благодаря этим достоинствам (или недостаткам) он достиг значительно более высокого положения в обществе, чем позволяли его скромные заслуги. В мгновение ока он оценил ситуацию.

— О, мой дорогой! — проворковал он ласково и взволнованно, протягивая руки к скрипачу, но стараясь при этом не подходить к нему ближе чем на метр. — О, мой дорогой, мой дорогой!.. Если бы ты знал, как нам не хватает…

— Что-что? — переспросил Аппашер. Он недослышал, поскольку у призраков все чувства обычно притуплены. — Понимаешь, слух у меня теперь уже не тот, что прежде…

— О, я понимаю, дорогой… Но не могу же я кричать — там Ада спит, и вообще…

— Извини, конечно, не мог бы ты меня на минутку впустить к себе? А то я все на ногах…

— Нет-нет, что ты! Не дай Бог, еще Блиц почует.

— Что? Как ты сказал?

— Блиц, овчарка, ты ведь знаешь моего пса, правда? Он такого шума наделает!.. Тут и сторож, чего доброго, проснется… И потом…

— Значит, я не могу… хоть несколько дней…

— Побыть здесь, у меня? О, дорогой мой Аппашер, конечно, конечно!.. Для такого друга я… Ну как же! Послушай… ты уж меня извини, но как быть с собакой?

Такой ответ смутил Аппашера. И он решил воззвать к чувствам этого человека.

— Ведь ты плакал, маэстро, плакал совсем еще недавно, там, на кладбище, произнося надгробную речь, перед тем как меня засыпали землей… Помнишь? Думаешь, я не слышал, как ты всхлипывал? Слышал!

— О, дорогой мой, не говори… у меня тут такая боль. — И он поднес руку к груди. — О Боже, кажется, Блиц!..

И действительно, из-за двери донеслось глухое, предупреждающее рычание.

— Подожди, дорогой, я только зайду успокою эту несносную тварь… Одну только минуточку, дорогой.

Он, как угорь, быстро скользнул в квартиру, захлопнул за собой дверь, хорошенько запер ее на засов. И все стихло.

Аппашер подождал несколько минут, потом шепотом позвал:

— Тамбурлани, Тамбурлани!

Из-за двери никто не отозвался. Тогда он легонько постучал костяшками пальцев. Ответом ему была полная тишина.

Ночь все тянулась. Аппашер решил попытать счастья у Джанны — девицы доброй души и легкого поведения, с которой он не раз проводил время. Джанна занимала две комнатушки в старом густонаселенном доме далеко от центра. Когда он туда добрался, был уже четвертый час. К счастью, как это нередко бывает в таких муравейниках, дверь подъезда оказалась незапертой. Аппашер с трудом вскарабкался на шестой этаж — он так устал от кружения по городу.

На площадке он в темноте без труда отыскал нужную дверь. Тихонько постучал. Пришлось постучать еще и еще, прежде чем за дверью послышались какие-то признаки жизни. Наконец до него донесся заспанный женский голос:

— Кто там? Кого это принесло в такое время?

— Ты одна? Открой… это я, Тони.

— В такое время? — повторила она без особого восторга, но со свойственной ей тихой покорностью. — Подожди… я сейчас.

Послышалось ленивое шарканье, щелкнул выключатель, повернулся ключ, и со словами: «Чего это ты в такую пору?» — Джанна открыла дверь и хотела тут же убежать в постель — пусть сам за собой запирает, — но ее поразил странный вид Аппашера. Она ошарашенно оглядела его, и только теперь сквозь пелену сна до ее сознания дошла явь.

— Но ты… Но ты… Но ты…

Она хотела сказать: но ты же умер, теперь я точно помню. Однако на это у нее не хватило смелости, и она попятилась, выставив перед собой руки — на случай, если он вздумает приблизиться.

— Но ты… Но ты… — И тут из ее горла вырвался крик. — Уходи!.. Ради Бога, уходи! — заклинала она его с вытаращенными от ужаса глазами.

А он все пытался ей объяснить:

— Прошу тебя, Джанна… Мне бы только немного отдохнуть.

— Нет-нет, уходи! И не думай даже. Ты с ума меня сведешь. Уходи! Уходи! Ты хочешь весь дом поднять на ноги?

Поскольку Аппашер не двигался с места, девушка, не спуская с него глаз, стала торопливо шарить на комоде; под руку подвернулись ножницы.

— Я ухожу, ухожу, — сказал Аппашер растерянно, но она со смелостью отчаяния уже приставила это нелепое оружие к его груди: оба острия, не встретив на своем пути никакого сопротивления, легко вошли в грудь призрака.

— Ой, Тони, прости, я не хотела! — закричала девушка в испуге.

— Нет-нет… Как щекотно! — истерически захихикал он. — Пожалуйста, перестань. Ой-ой, щекотно! — И стал хохотать как сумасшедший.

Снаружи, во дворе, с треском распахнулось окно, и кто-то сердито заорал:

— Что там происходит? Уже без малого четыре! Безобразие какое, черт побери!

Аппашер со скоростью ветра унесся прочь.

К кому бы еще обратиться? К настоятелю церкви Св. Калисто, что за городскими воротами? К милейшему дону Раймондо, старому товарищу по гимназии, соборовавшему его на смертном одре?

— Изыди, изыди, исчадие ада! — такими словами встретил пришедшего к нему скрипача почтенный пастырь.

— Ты не узнал меня? Я — Аппашер… Дон Раймондо, позволь мне спрятаться где-нибудь здесь. Скоро рассвет. Ни одна собака не дает мне приюта… Друзья от меня отреклись. Может, хоть ты…

— Я не знаю, кто ты такой, — ответил священник уныло и высокопарно. — Может, ты дьявол или оптический обман, не знаю. Но если ты действительно Аппашер, тогда входи, вот тебе моя постель, ложись отдыхай…

— Спасибо, спасибо, дон Раймондо, я знал…

— Пусть тебя не тревожит, — продолжал священник приторно елейным тоном, — что я уже на заметке у епископа… Пусть тебя не смущает, нет-нет, что твое присутствие может обернуться для меня серьезными неприятностями… Короче говоря, обо мне не беспокойся. Если тебя послали сюда, чтобы окончательно меня погубить, что ж, да свершится воля Господня!.. Но куда ты? Уже уходишь?

Вот почему привидения — если какая-нибудь злополучная душа и вздумает задержаться на земле — не хотят поселяться с нами, а прячутся в пустующих домах, среди развалин старинных башен, в забытых Богом и людьми лесных часовнях или на одиноких скалах, постепенно разрушающихся под ударами морских волн.

25

ПОЕДИНОК

© Перевод. А. Велесик, 2010

Епископ был один, а вокруг — только лес, да поле, да изгородь на краю поля. Он подошел к изгороди и кончиком трости смахнул паука, сидевшего на своей паутине. Паук был великолепен: молодой, красивый, крупный, с изысканным узором на выпуклой спинке. Падая, он повис на ниточке, да так и остался висеть, покачиваясь и недоумевая, что же с ним дальше произойдет.