Путь воина. Секреты боевых искусств Японии - Алексей Маслов

Итосу неоднократно обращался к японским властям с прошениями о том, чтобы признать тодэ официальным видом физического воспитания. Его поддерживали весьма состоятельные люди острова, члены аристократических семей. Итосу пользовался большим авторитетом в Департаменте физической культуры Окинавы и был единственным признанным мастером боевых искусств, вхожим в коридоры власти. Фактически он и стал тем центром, вокруг которого начал складываться круг людей, ратующих за светское, открытое преподавание боевых искусств и даже за введение окинава-тэ в программу средних учебных заведений. И вот наконец в 1902 г. в результате немалых усилий преподавание окинава-тэ было включено в учебную программу Центрального колледжа, а затем и Педагогического училища префектуры Окинава. А в 1906 г. состоялись первые показательные выступления, которые были активно поддержаны местными властями. Нетрудно понять, что тодэ демонстрировалось именно перед японцами, которые по-прежнему воспринимались как иностранцы, и перед местными чиновниками, которые могли дать «зелёный свет» официальному признанию тодэ. Показательные выступления готовились давно и имели чёткую практическую направленность. По сути это была реклама. Примечательно, что представителям ни одной другой школы тодэ, скажем Наха-тэ, не приходило в голову демонстрировать на публике своё искусство, которое считалось закрытым и тайным.

Так или иначе, акция удалась, и демонстрация окинава-тэ понравилась многим. Представителями местной японской администрации был составлен отчёт на имя самого министра образования Огавы Синтаро, который согласился с тем, чтобы ввести окинава-тэ в программу преподавания средних школ и некоторых высших учебных заведений Окинавы. Примечательно, что в этом документе подчёркивалась отнюдь не боевая ценность окинава-тэ, но именно его воспитательное значение, ибо такие боевые искусства «прививают нормы правильного поведения, учат уважать старших и учителей, делают здоровым тело». На тех показательных выступлениях никто не демонстрировал поединки, а в основном показывали ката, что и создало впечатление об окинава-тэ как о системе физического воспитания. Вряд ли кто-то из инспекторов того времени предполагал, что всего лишь через три десятилетия каратэ заявит о себе как самый мощный вид боевых искусств и превзойдёт по популярности и кэндо, и дзюдо.

Нельзя сказать, что окинава-тэ после официального признания стало более популярным. Теперь некоторые наставники боевых искусств могли пойти на государственную службу, что, например, сделал сам Итосу. Но была и другая сторона легализации окинава-тэ: между школами развернулась острая борьба за право официального преподавания в учебных заведениях. Оно давало выход на администрацию и возможность поездки в Японию для демонстрации своего мастерства.

И вот в 1916 г., переломном для окинава-тэ, первая группа окинавских бойцов была приглашена с показательными выступлениями в Японию, в Киото. Принимающей организацией стал Бутокудэн – Дворец воинской морали. В состав делегации вошёл и Фунакоси Гитин. Японцы оценили выступления очень высоко (как обычно, демонстрировались лишь ката), однако какого-то заметного отклика не было. Лишь наивные окинавцы (провинция есть провинция) могли полагать, что их тут же попросят остаться в Японии для преподавания.

Когда начались поездки окинавских бойцов в Японию, сейчас сказать сложно. Сохранились упоминания о том, что в 1886 г. там побывал сам великий Азато Анко и одержал громкие победы над японскими бойцами, в том числе над Сакудзиро Ёкоямой, инструктором дзюдоистского Кодокана. Вполне вероятно, что эта легенда возникла среди окинавских мастеров в противовес утверждениям Фунакоси о его лидерстве в проповеди окинава-тэ в Японии. Но в любом случае поездки окинавских бойцов в Японию на рубеже ХIХ – ХХ вв. были не такой уж редкостью.

До нас дошли лишь имена наиболее удачливых, расчётливых, умевших понять конъюнктуру Японии той эпохи – эпохи неотрадиционализма, когда душа японца стремилась к старым ценностям, облечённым в новые формы.

Наступало время великого исхода мастеров с Окинавы: в 1922 г. в Токио приезжает Фунакоси Гитин, в 1928 г. в Киото – Мияги Тёдзюн, в 1930 г. открывает свой зал в Осаке Мабуни Кэнва, за ними следуют десятки других. С одной стороны, это было частью продуманной политики окинавских властей, пытавшихся через популяризацию окинава-тэ привлечь к себе внимание; с другой – инициативой ряда наиболее амбициозных бойцов. Мастера окинава-тэ пошли на штурм бастиона традиционных японских нравов.

НЕЗНАКОМЫЙ ФУНАКОСИ

В истории моей жизни говорится вовсе не обо мне. Но кто теперь этому поверит?

КОРАБЛЬ У ПРИСТАНИ

Лёгкий бриз покачивал небольшой корабль, что стоял на якоре невдалеке от берега. День обещал быть жарким, хотя ещё не совсем рассвело. В уши врывался неумолчный утренний стрекот цикад, а ноздри ощущали благоухание майского цветения. Тем не менее человек, стоящий на берегу залива, плотно запахнул шерстяное кимоно – предстояло морское путешествие, а ветер с моря был прохладным и его внезапные порывы заставляли провожатых зябко кутаться.

Правда, порывистый ветер ещё не успел разогнать утреннюю дымку, и человек, который так пристально всматривался вдаль, не мог разглядеть даже клочка суши там, где находилась желанная цель его путешествия – Япония. Человек был невысок ростом, худощав и, хотя ему было уже за пятьдесят, выглядел достаточно молодо: седина едва тронула его волосы, а прямая осанка свидетельствовала о недюжинной силе. Короткая стрижка, тщательно ухоженные небольшие усики на западный манер – всё выдавало в нём человека, знакомого с последними веяниями моды. Он подчёркнуто спокойно, как подобает японцу и главе семьи, соблюдающему все традиции предков, попрощался со своей женой, тремя сыновьями, дочерью и взошёл на корабль. Этим человеком был будущий «отец каратэ» Фунакоси Гитин.

Он ещё не знал, что ему больше никогда не придётся вернуться на родную Окинаву, поклониться праху предков, отдать дань уважения своим учителям; не знал, что увидит жену лишь через четверть века, чтобы затем потерять её через два года уже навсегда.

Вряд ли в целом мире найдётся поклонник каратэ, который бы не слышал о великом Фунакоси – мастере боевых искусств, философе, поэте. Во всех книгах и учебниках по каратэ его имя называют с трепетным благоговением – как имя самого великого, самого первого, самого мудрого. Трудно не согласиться с тем, что не будь этого человека – блестящего и искушённого организатора, – мир вряд ли когда-нибудь узнал бы о каратэ. Именно Фунакоси познакомил Японию, а затем и десятки других стран с тем искусством, которое до него никогда не выходило за пределы маленькой Окинавы.

Признаться, и автор этих строк, пытаясь понять необычную личность Фунакоси и копаясь в подборках старых статей, воспоминаниях о нём, архивных данных, даже его письмах, испытывал непривычное волнение. Понимая, что каратэ «изобрёл» не Фунакоси – эта система пришла к нему практически в готовом виде от его учителей, с уже сформированным комплексом ката, методами тренировки, даже классификацией ударов и блоков (в этом огромная заслуга Итосу), – автор данной книги вряд ли мог предположить, что действительность окажется ещё более неожиданной, а порой – даже фантастической.

Но всё по порядку.

МИСТИФИКАТОР

Фунакоси Гитин родился в 1869 г. на Окинаве, в Сюри, в районе Ямакава-сё. Уже с этого момента начинаются загадки, которые нам придётся разгадывать на всём протяжении его биографии. Дело в том, что долгое время во многих книгах о Фунакоси фигурировал другой год рождения – 1870 или 1871. Как выяснилось позже, великий мастер каратэ, гордившийся своей честностью и принципиальностью, в молодости собственноручно подделал своё свидетельство о рождении, чтобы поступить в Школу медицины в Токио. В дальнейшем ему пришлось признать этот факт, но даже столь неблаговидную подробность (подделка документов есть подделка!) он сумел обернуть себе на пользу, как бы подчёркивая своё желание уже в раннем возрасте приобщиться к учёбе. Фальсификацию никто не заметил, и Фунакоси экзамены сдал.

И всё же в Школу медицины он так и не поступил, причём по поразительной причине. Новый закон запрещал юношам, которые продолжали закручивать волосы в пучок на макушке (тёммагэ), поступать в токийские учебные заведения. Этот пучок был символом возмужания и, самое главное, самурайской чести, а в Японии после наступления эры Мэйдзи активно боролись против старых традиций. Были запрещены многие обычаи, которые казались пережитками прошлого, например общие публичные бани, татуировки, продажа порнографических гравюр. Под эту же категорию подпали и традиционные пучки на макушке, которые следовало заменить короткой стрижкой на западный манер. Не все торопились это сделать, и тогда в 1871 г. вышел специальный указ об обязательной для всех стрижке волос, а через три года волосы остриг сам император.